Самурай. Трилогия - Оловянная Ирина (книги без регистрации TXT) 📗

Я отправился поработать в спортзал (когда наконец на наших пожелтевших газонах появится молодая травка?) и обнаружил там своего приемного кузена. Если я его выгоню, значит, не игнорирую. Поэтому не стал. Однако! Проф — ясновидящий или Виктор ему что-нибудь говорил? Этот несчастный тренировался! Смеяться над ним я не стал — некрасиво, хотя очень хотелось: он ни у кого не спросил, как это делается. Ладно, особого ущерба своему здоровью он не нанесет, а боль во всех мышцах — хорошее испытание для его решения. Только от штанги я его отогнал:

— Покалечишься, дурень.

Надежда вспыхнула в его глазах — и погасла. Если он действительно хочет, обойдется без моего одобрения. Еще через полчаса пришлось приказать ему отдохнуть (лежа, дурень, а не сидя!), а еще через двадцать минут прогнать (хватит!).

За ужином Виктор с трудом сохранял вертикальное положение. Синьора Будрио, конечно, не могла промолчать.

— Бедный мальчик! Роберто, ты только посмотри! Зачем это Энрик потащил его в спортзал?!

— Никуда он меня не тащил! — слабым голосом, но решительно возразил ей сын.

Проф улыбнулся:

— Бланка, ты можешь ненавидеть Этну, но ты не найдешь в Галактике места, где бы мальчики хотели быть слабаками. Его просто не может быть.

Она не нашлась что ответить.

После ужина я отказался играть с Виктором в шахматы. В порядке мести проф у него на глазах разнес меня в пух и прах. Я переживу! Я подожду еще недельку, и если сильная боль во всем теле каждое утро не помешает тебе каждый вечер приходить в зал и тренироваться, вот тогда я пожму тебе руку. Не раньше. Но вслух я этого не сказал. Незачем.

Утром пришлось ехать в университет на элемобиле, правда, вел я его уже сам. Чуть не угробился: в воздухе гораздо больше места, и рефлексы у меня соответствующие. После второй попытки обогнать кого-то сверху я понял, что не рожден быть гонщиком и Рафаэль, наверно, прав на мой счет.

Когда я, мокрый как мой мышь после трассы, добрался наконец до университета, первым, кого я увидел на стоянке, был кремонский стипендиат Винсенто Линаро, тот самый, что все время пытался меня подколоть.

— Что? Разбил свою птичку? — приветствовал он меня.

— Поинтересуйся сводками потерь кремонских ВВС, — ехидно посоветовал я ему.

Он был так потрясен, будто я предложил ему, ну… спуститься в ад покутить с дьяволом, не меньше.

— Ты чего? — испуганно спросил я. Противный, конечно, тип, но доводить его до инфаркта я не собирался.

— Это же военная тайна! — произнес он сурово, голос у него дрожал.

Я пожал плечами и ушел. Не буду я пикироваться с человеком, когда он в шоке (почему он так реагирует? Что я такого сказал?). И на лекцию синьора Брессаноне он не пришел… Ладно, он мне не брат и не друг, чтобы беспокоиться.

Дома оказалось, что Рафаэль сегодня выходной, поэтому о проблемах вождения я разговаривал с Фернаном. Он меня утешил, сказал — все так начинали.

Виктор, робея и дрожа, пришел в спортзал и о чем-то разговаривал с сенсеем. Сенсей велел нам разминаться самостоятельно и начал разглядывать Виктора, как подержанный элемобиль, который он собирается купить. Потом сосчитал ему пульс, что они там делали дальше, я не следил: мне тоже надо тренироваться.

Видел я своего кузена уже за ужином, чуть живого, но очень довольного. Синьора Будрио смотрела на него с ужасом. Играть в шахматы на этот раз он и сам не захотел, сразу ушел, наверное спать.

Вторник и среда мало отличались от понедельника, только я все больше скучал по работе. Просочиться бы на второй этаж, упасть в рабочее кресло и побегать где-нибудь, а еще лучше полетать с Самураем. Маховые перья ему вырастили и приживили, но летать он не мог, в первый раз сегодня рискнул слететь с моей руки на землю, и все обошлось. Значит, вылечится.

Виктор упорно, игнорируя мамочкины ахи и охи, ходил тренироваться. И даже в зал по лестнице спускался, а не на лифте.

Лариса с подозрением посмотрела на меня, когда я, объяснив, что Феррари нужен небольшой ремонт, повез ее кататься на элемобиле, но ничего не сказала. Ладно, расскажу ей правду как-нибудь потом.

В четверг, на очередном занятии у синьора Брессаноне, я снова увидел Линаро: двигался он как человек, сильно пострадавший в жестокой драке. Но на лице никаких следов. От меня он шарахнулся, как от чумы. Тем не менее я успел заметить, что костяшки пальцев у него не сбиты: его били, а он не сопротивлялся? Странно, крепкий, здоровый парень.

После лекции ко мне подошел Стефан Ориоло, стипендиат кого-то из джельских шишек. Как человек общительный, он разговаривал со всеми и как представитель союзника Кремоны находился с Линаро в приятельских отношениях.

— Полюбовался на свою работу?! — поинтересовался он зло.

Я удивленно поднял брови:

— Ты это о чем?

— На Винсенто полюбовался? (Предмет нашей беседы как раз выползал из аудитории.)

— При чем тут я? — спросил я сухо, внутренне похолодев.

— Шутник …!

— Выбирай выражения! Давай-ка прогуляемся на улицу.

— Сам выбирай выражения! Зачем ты предложил ему заняться шпионажем?

— Что?! Я?! Когда?!

— Ты идиот или притворяешься? Ты предложил ему посмотреть сводки потерь ВВС.

— И что?

— Он побежал признаваться в свою СБ, что его пытаются завербовать. Ну ему и вломили за то, что вообще с тобой разговаривал.

— Откуда ты знаешь?

— Мы живем в одном блоке, я ему первую помощь оказывал, ну он и проговорился, пока не в себе был.

— А к врачу…

— Тогда ему опять вломят, за то, что проболтался о том, что был в палермском отделении их СБ.

Я сел обратно на свое место и опустил голову.

— Мадонна, я знал, что они психи, но не думал, что настолько, — сказал я тихим голосом. — А зачем он побежал признаваться?

— Если бы не побежал, а они узнали, ему было бы еще хуже, — пояснил Стефан.

Я поднял глаза, Стефан смотрел на меня обвиняюще.

— Они — ваши союзники, — заметил я, — уже много лет, с коротким перерывом на союз Кальтаниссетта-Кремона, лучше бы его не было.

Он отвел взгляд.

— «Невежество — великая сила!» — процитировал я профа. — Теперь мы оба должны как-то с этим жить.

— Ты должен с этим жить!

Я кивнул.

— Понятно. Синьор Стефан Ориоло, мы теперь с вами не на ты, — постановил я и ушел.

Что я натворил? А в последнем бою? Говорили же мне, дураку, открытым текстом: в Кремоне ни у кого нет права выбора. Летчики не выбирали, идти им или не идти в армию, и десантники с того крейсера тоже! Ну а какая альтернатива? Из моральных соображений позволить им все завоевать и превратить весь мир в такую же тюрьму. Как Веррес говорил: терраформирование южного континента костями и кровью. Я совсем запутался.

Как я доехал до дому, не попав в аварию, знает только Бог.

Третьим человеком, которого я встретил в Лабораторном парке, был проф, и он стоял у меня на пути намеренно (хорошая у него разведка).

— Что случилось? — Он обхватил меня за плечи и затащил к себе в кабинет.

Я рассказал. Медленно и спокойно. Потом так же медленно и спокойно сказал:

— Я их уничтожу.

— Ты и раньше знал… — мягко заметил проф.

Я помотал головой:

— Это было теоретически, Веррес сказал, я ему поверил, «Лунный пейзаж», эта рота, которая сама себя резала, потом сводки с Эльбы, даже брат Ларисы. А это невиртуальная реальность.

— Это тебе тоже рассказали, к тому же человек, которого ты перестал уважать.

— Не такая у него фантазия, чтобы это придумать, — вздохнул я.

Вечером на тренировке сенсей остановился передо мной и сказал:

— Ты в гневе. Оставь свой гнев за дверями зала.

Я закрыл глаза и попытался так и сделать. Потом открыл их и покачал головой:

— Не могу.

Сенсей посмотрел на меня повнимательнее:

— Никакого спарринга, иди макивару обрабатывай.

Почему это толстый соломенный мат, а не все кремонские эсбэшники, шишки, важные птицы и как это еще называется? После сегодняшней тренировки снаряд придется поменять.