Золотой Конвой. Дилогия (СИ) - Соколов Лев Александрович (читать хорошую книгу полностью .TXT) 📗
Будучи оторван от рассеянного вихрями войны и смуты полка, Азанчеев отчаянно пытался сохранить о нем любое напоминание. На его обычной пехотной папахе, вместо кокарды была прикреплена большая 'адамова голова' - череп над скрещенными костям, - отличительная эмблема пятого гусарского. В те - лучшие времена - он носился как отличительный признак на гусарской парадной шапке. До последней возможности по теплу Азанчеев таскал черные обтягивающие штаны-чачкиры с нашивными гусарскими узлами, и 'ботики' -низкие сапожки с розетками. Короткие сапожки, не сказать, чтоб очень шли Азанчееву, так как еще больше подчеркивали его долговязость. Но кто бы осмелился ему это сказать?! Только лютый холод заставил гусара сменить чачкиры и ботики на теплые шаровары с подбоем, и меховые унты. Это было отступление от того немногого памятного, что осталось у Азанчеева из счастливого прошлого. Кажется, он страдал по этому поводу больше, чем Краузе о своей невесте. Чачкиры и ботики должны были вернутся с теплом.
- Спасибо, прапорщик, - Гущин сидя у буржуйки, обхватил ладонями протянутую Эфроном кружку, перенимая её тепло. Подул, покачал кружку чуть выстуживая. Осторожно отхлебнул, оберегая зубы.
Медлявский, меж тем, расположился на топчане, поближе к керосинке, повозился со своим походным мешком, извлек оттуда книжицу, достал карандаш, и начал что-то заносить скорописью на бумагу.
- Опять пишете свои мэмуары, - поинтересовался Гущин, иронически налегая на 'э'.
- Как видите, - коротко подтвердил Медлявский.
- Зряшное дело, - бросил Гущин, баюкая свою кружку.
- Почему, позвольте? - Медлявский на миг оторвался от дневника.
- Потому что, если мы победим, - вам никогда не позволят это опубликовать. А если те победят, - ваш дневник целиком вошьют вам в дело. А Избранные места зачитают по приговору.
- Ну, с таким настроением вообще нечего не нужно делать, - улыбнулся Медлявский. - Ляг, да помирай. Он снова заскрипел карандашом. - Черт, совсем рук не чувствую, рву бумагу...
Загремела откатываясь дверь, и в вагон снова ворвался наружный холод. Все обернулись на вход. Там, у входа, стоял штабс-капитан Гиммер, рядом -представительный полковник, и еще пара офицеров.
- Прошу, господин полковник, - Гиммер отошел в сторону, пропуская старшего по званию.
В вагоне все встали с мест, отставляя кружки и прочие вещи. Краузе толкнул Жемчужина, и подхорунжий выскочил из-под шубы, сонно щуря глаза, и оправляя 'ермаковку'.
- Господа, помогите подполковнику, - Распорядился Гиммер.
- Позвольте, ваше высокоблагородие! - Краузе подскочил ко входу, и протянул подполковнику руку.
- Благодарю... прапорщик, - кивнул подполковник, после того как Краузе втащил его внутрь. Следом залезли штабс-капитан Гиммер, и двое офицеров, -оба в звании прапорщиков. Форма последних, красные шаровары и верха папах, портупея белой кожи, - показывали на принадлежность к конвою Верховного.
- Вольно, господа. Вольно, - отмахнул рукой подполковник. На лице у него были доминантами три круга, - круглое лицо, с водруженными на нос круглыми очками. Он остановился, оглядел присутствующих. - Господа-офицеры, -наконец снова заговорил он. - Для вас есть приказ. Исходит он, с самого верха. - Подполковник со значением ткнул пальцем в закопченный потолок вагона - Достаточно сказать, что меня о нем информировал сам генерал-лейтенант Занкевич. Как вы знаете, господа, в данный момент обстановка складывается для нас самым неблагоприятным образом. Движение по дороге блокировано. Несколько станций захвачено крупными силами противника. Неприятностей добавляют и деликатные отношения с союзниками. Нет сомнений, что мы преодолеем эти трудности, и отведя войска сможем закрепиться на новых рубежах. С тем, чтоб с наступлением тепла снова повести наступление на красных... Однако, в данный момент, нам нужно думать о отступлении, и сохранении вверенных нам государственных ценностей.
Он сделал паузу.
Чрезвычайные обстоятельства содвигают нас к чрезвычайным мерам. Господа, -вам как заслуженным боевым офицерам, ставка ставит задание особой сложности и важности. Вам будет доверено конвоирование особо ценного груза. В связи с блокированным железнодорожным путем, вам придется совершить пеший переход, обогнув станции занятые противником, и снова выйти на дорогу, севернее, - на контролируемой нашими войсками территории. Содержимое груза является строго секретным. Ящики будут опечатаны. Каждый из вас отвечает за целость и неприкосновенность ящиков. Любой, - даже старший по званию, кто попробует вскрыть груз, является изменником присяге и Родине, - и должен быть расстрелян на месте. В случае, если по каким-то причинам, действительная обстановка сделает невозможным выполнение приказа, - ваш груз категорические не должен попасть в руки к большевикам, или иным лицам. По крайней необходимости груз должен быть захоронен с полной надежностью. С тем, чтобы когда обстановка снова станет для нас благоприятной, груз мог быть найден, и возвращен государству.
Подполковник сделал передышку.
- Еще одно, господа, - вновь заговорил он, - Понимая сложность и ответственность возложенного на вас задания, ставка приняла нетипичное решение, - наградить вас не после, а до его выполнения. Как признак полного к вам доверия, и уверенности, что вы безусловно выполните свой долг. В системе наград русской армии нет наград, для такого случая. Поэтому мы решили наградить вас особенным образом.
Подполковник призывно махнул рукой, - и подошедший офицер конвоя раскрыл кожаный футляр. Там внутри лежали необычные ордена. Форма ленты и награды была привычной, необычным был цвет. Изумрудно-зеленый крест, с двумя перекрещенными золотыми шашками, на бело-зеленой ленте. По центру креста были цифры '1918'.
- Эти кресты были подготовлены к нашему прошлогоднему наступлению, -объяснил подполковник. - Когда мы теснили красных. Как мне известно, ваша разъездная охотничья команда, прекрасно проявила себя тогда. Кресты так и называются 'За освобождение Сибири'. Позднее, Верховный Главнокомандующий принял решение вернутся к традиционным наградам русской армии, и награждение этими крестами не проводились. Мы решили вручить их вам, - как памятные знаки. Кто-то может сказать, что вручать награды с таким названием, в момент нашего отступления, нелепо. Но ставка, наоборот, сочла, что именно такие награды напомнят вам, что красных можно бить, что мы их били, и что окончательная победа будет за нами. Простите, что нет времени обставить награждение с подобающей торжественностью, -обстоятельства диктуют спартанские условия. Прошу построиться!
- В шеренгу по одному, - скомандовал Гиммер. И сам встал рядом, когда другие построились. Смирно! Полковник пошел вдоль ряда офицеров. Начиная с Гиммера. Каждому он прицеплял на грудь крест, и жал руку. - Поздравляю наградой... Подправляю Наградой... Поздравляю Наградой...
Окончив, подполковник отошел от строя.
- Все, господа. Остальное вам объяснит штабс-капитан Гиммер. Храни вас Бог.
Дверь за полковником и конвойными с лязгом закрылась.
Гиммер обернулся к офицерам.
- Вот так господа. Надеюсь, приказ всем понятен. Выступаем завтра. Наш конвой - двадцать пять лошадей с горными седлами для перевозки грузов. Плюс несколько заводных, и те что несут припас. С каждой пойдет поводырь. Для этого нам придано два взвода солдат, под командой унтер-офицера. Два часа вам на отдых и подготовку. Потом пойдем смотреть лошадей, и знакомится с солдатней. Вольно! Время пошло, господа.
Все рассыпались, зашарили по походным мешкам. Краузе взял чехол со снайперской винтовкой.
- Куда веселее, чем сидеть здесь, и ждать у моря погоды, - заметил он, развязывая ремни на чехле, - не правда ли, судари мои?
***
Лошадки в конвое были добротными. Неказистые, да. Невеликого роста, коротконогие, косматые. Не орловские рысаки. Не призовые гончаки. Но эти монгольские лошадки, были умны, выносливы, тягловиты как черти, а главное, умели сами находить подножный корм под снегом. Медлявский знал, потому что они сами сидели на таких. Гиммер в свое время выбил им 'монголов'. Другие кавалеристы, незнакомые с Сибирю, посмеивались - ровно до того момента как наступили холода.
