Мушкетер - Большаков Валерий Петрович (читать полную версию книги txt) 📗
Их тащили лошади, уныло шагая по «пляжу», заваленному конскими яблоками, а те судёнышки, что уже достигли пункта назначения, причалив к гулким пристаням, неспешно разгружались чумазыми поденщиками. Пышнотелые торговки расхаживали тут же, голося:
— Гу-уся! Кому гу-уся!
— Маслице свеженькое! Отдам по десять су за фунт! Молочко парное!
— Капуста, редиска! Лучок! Огу-урчики! Две дюжины огурцов всего за один ливр и три су!
— Пирожки-и! Пирожки горячие!
— Яички! Яички кому! По четырнадцать денье!
Мужики виду мятого чуть ли не в окна кареты заглядывали, сипло выкрикивая:
— Крыс травим! Мышей и крыс!
— Трубы чистим!
— А вот шкуры овечьи! Шкуры овечьи!
— Уголька кому, дровишек!
— Сеном торгуем, сеном! Травинка к травинке, соломинка к соломинке!
Впечатлённый Виктор их как будто не замечал — он глаз оторвать не мог от двуглавого собора на острове.
— Нотр Дам де Пари… — бормотал Акимов.
Угрюмоватый собор Парижской Богоматери величаво возносил свои башни к пасмурному небу, обещавшему дождь. В том Париже, где над крышами рэкетирует шпиль Эйфелевой башни, Нотр-Дам смотрелся несколько чужеродным телом, никак не связанным с автомобильной каруселью. Но здесь собор был на своем месте, плоть от плоти города, послед древних трудов и помышлений.
Олег приоткрыл дверцу, отмахиваясь от назойливых торгашей, и крикнул Быкову:
— Яр! Сейчас будет мост Нотр-Дам — дуй мимо, к Новому! А то заплутаем!
— Понял!
Упряжка лошадей вынесла карету к Новому мосту, соединившему берега Сены с островом Сите. «Попаданцам» из будущего мост казался самым обычным, но современниками он воспринимался как потрясение основ. Во-первых, на Новом мосту запрещено было строить дома, чтобы не загораживать вид на реку, во-вторых, на нём установили конную статую Генриха IV, да ещё и насосную станцию, прозванную Самаритянкой, [43] а в-третьих, по бокам моста проложили тротуары. Здесь, вознесённые над тёмными, холодными волнами, вели свой изысканный торг книгоноши, а под сырыми сводами моста принимали иные заказы — прирезать кого или обокрасть.
А на левом берегу Сены карета лорда Монтегю попала в настоящую пробку — множество повозок скучилось на перекрёстке, и ржание коней, скрип, стук, треск, щёлканье бичей и грубая брань кучеров повисали почти зримой чернотой.
Выкатившись на улицу Вожирар, экипаж проехал прямо к Люксембургскому дворцу. Знаменитый сад с тем же названием не был ещё толком разбит, так что аллеи, фонтаны и прочие статуи отсутствовали, зато имелся большой неопрятный пустырь, где паслись козы. Ряды первых деревьев, высаженных лет десять назад по приказу королевы-матери, примыкали к самому зданию дворца. В их зыбкой тени шастали гвардейцы кардинала, щеголяя в красных плащах с серебряными крестами.
Карета подкатила к парадному входу, и Сухов тут же внутренне собрался, предощущая знакомую по прошлым встречам оторопь — сейчас он узрит живого Армана Жана дю Плесси де Ришелье.
Довольно тошнотворное чувство — ждать встречи с человеком, чьи кости давным-давно истлели. Умом Олег понимал, что пересёкся с кардиналом не только в пространстве, но и во времени, и нынче «Красный герцог» жив и здоров, ему всего сорок два. Но душа восставала против немыслимости такой ситуации и попрания основ здравого смысла.
Сухов усмехнулся: не будь его нервы хорошо закалены, вполне мог бы двинуться рассудком. Но переживания оставим на потом…
У входа в Малый Люксембургский дворец прохаживались мушкетёры в красном. [44] Завидев карету, трое или четверо из них тут же направились к ней, дабы узнать, кто осмелился потревожить монсеньора. Впереди гвардейцев шагал совсем ещё молоденький парень, весь в бледно-голубом атласе и серебристой парче, в белой фетровой шляпе с лазурными перьями.
Изящно поклонившись Олегу, покидавшему насиженное место, он церемонно спросил:
— Не соблаговолите ли объяснить, милостивый государь, с какой целью вы наносите визит? И кому именно? [45]
— Соблаговолю, — улыбнулся Сухов и, в свою очередь, осведомился: — С кем имею честь?
Парень в белом вздёрнул подбородок и отчеканил:
— Шарль-Сезар де Рошфор, паж его высокопреосвященства!
— Олегар де Монтиньи, виконт д’Арси, — скромно отрекомендовался Сухов и добавил металлу в голос: — Мною был задержан лорд Монтегю, шпион герцога Бэкингема, и с ним вся его секретная почта. Я обещал шевалье де Бурбону передать как письма, так и самого курьера монсеньору, и мне хотелось бы сдержать данное слово.
Во взгляде де Рошфора, гордо прямившего спину, так и светилось: «Вы что же, мне не доверяете, сударь?!» — но громадным усилием воли паж поборол себя.
— Следуйте за мной! — сказал он резко и направился во дворец.
Олег последовал за ним, опережая Уолтера Монтегю, взятого под белы рученьки дюжими гвардейцами, а Быков кряхтел за спиною Сухова, волоча дорожный сундук, полный тайной переписки.
За дверьми кардинальского кабинета было тихо и сумрачно — тяжёлые шторы наглухо закрывали окна. Нервный звук шагов по паркету разносился чётко и гулко.
Остановившись у высокой двери из полированного дуба, де Рошфор приглушённым голосом попросил обождать, тихонько приоткрыл створку и скользнул вовнутрь. Отсутствовал он недолго, а когда снова возник на пороге, то с поклоном открыл дверь, приглашая войти.
Невольно волнуясь, Олег перешагнул порог и отступил в сторону, пропуская Ярика. Паче чаяния, в обширной комнате, открывшейся его глазам, царили прохлада и свет. Деревянные стены были покрыты резными узорами, а потолок расписан игривыми сценками — пухленькие нимфочки с купидончиками так и мелькали между выступавшими балками. Огромные поясные портреты царствующих особ были помещены в тяжёлые рамы из искусственного мрамора с золочёным рельефом. В глубине комнаты чернел зев большого камина, а рядом, словно по зимней привычке греться у камелька, сидел в кресле кардинал Ришелье.
Он был в сутане из ярко-красного муара. Его породистое лицо, узкое и бледное, с тонким носом с горбинкой, с умными, холодноватыми серыми глазами, хранило спокойствие, а высокий лоб делал его ещё длиннее. Кардинальская шапочка прикрывала недлинные, склонные виться волосы, прятавшие уши, но открывавшие шею.
На коленях у монсеньора жмурила глаза белая кошка, ещё один пушистый зверёк свернулся калачиком на подушке, на которой покоились ноги хозяина.
Олег поклонился кардиналу, снимая шляпу и махнув пером по ковру.
— Подойдите ближе, господин виконт.
Сухов приблизился, с любопытством разглядывая человека, о котором так много слышал, но никогда даже представить себе не мог, что увидит его воочию.
— Де Бурбон не смог арестовать Монтегю? — обратился к нему кардинал.
— Лорд опасно ранил его, ваше высокопреосвященство, — ответствовал Олег. — Мы, как сумели, перевязали де Бурбона, а после оставили его, дабы исполнить просьбу раненого — догнать и схватить милорда. И доставить к вам.
— Похвально, похвально… — тонко улыбнулся Ришелье и позвал совсем негромко: — Шарль!
В то же мгновение дверь отворилась, и на пороге возник де Рошфор, готовый всех растерзать по первому слову Ришелье.
— Любезный Шарль, потрудитесь отправить лорда в Бастилию. Передайте с рук на руки Трамбле [46] и проследите, чтобы его милость устроили, как полагается.
— Слушаю, ваше высокопреосвященство!
Де Рошфор аккуратно прикрыл двери за собой.
— Покажите мне почту, — велел кардинал.
Олег, уловив в тоне Ришелье нетерпение, дал знак Ярославу. Неловко поклонившись (ноша была тяжела!), Быков поднёс сундук с письмами.
— Ваш друг немой? — улыбнулся его высокопреосвященство.
— Он московит, — ответил Сухов.
— Тогда пусть выйдет, мне нужно переговорить с вами наедине.
