Вижу Цель (СИ) - Мах Макс (читать полную версию книги .txt) 📗
— Так что там было? — спросил после короткой паузы, потребовавшейся ему, если честно, чтобы преодолеть собственное высокомерие "героического на всю голову самца".
— Был приказ поддерживать непрерывный огонь…
Эрик на больших кораблях никогда не служил, — бой в системе Эно, когда он четверть часа пилотировал крейсер, не в счет, — тем более, он не был знаком с работой артиллерийских башен.
— Я командовала башней 2-го ранга, — объяснила Анна, как видно, хорошо представлявшая себе обстоятельства Эрика. — В такой башне, Эрик, три импульсных орудия средней мощности. Стрелять одновременно они не могут, поэтому работают поочередно с краткими интервалами, создавая то, что называется "боевой ритм". Темп стрельбы может быть нормальным, — пауза в шесть секунд для каждого орудия в отдельности, быстрым — четыре секунды, и очень быстрым — всего две секунды. Поддерживать огонь максимальной интенсивности крайне трудно, а когда по тебе стреляют в ответ… Кажется, все снаряды летят прямо в тебя. Весь огонь противника сосредоточен на одной тебе. А у нас в башне аккумуляторы большой мощности, если прилетит, сам понимаешь, мало не покажется!
Эрик понимал. Как ни мало он знал о службе на тяжелых кораблях, все-таки, являясь офицером флота — да еще и в военное время, — сложно совсем уж не разбираться в такого рода вещах. Любое попадание в башню — беда, попадание с пробитием брони внешнего и внутреннего коконов почти в восьмидесяти процентах случаев приводит к подрыву аккумуляторов. А это уже катастрофа, потому что сразу же вслед за попаданием следует мощный взрыв. Поэтому "контроллер рисков" при очевидной угрозе взрыва "накопителей" мгновенно отстреливает орудийную башню к чертям собачьим, и даже, если расчет при этом каким-то чудом уцелел, вернуться на крейсер своими силами артиллеристы не смогут, а автономность башни, как потерявшего ход летательного аппарата, минимальная…
— Продолжай! — предложил Эрик. — Что там у вас случилось?
— Получили оплеуху, — тяжело вздохнула Анна. — Без пробития, но очень близко к тому. Ну младшие чины сильно испугались, все-таки ощущение не из приятных. Сообразили, чем могло закончиться, испугались и драпанули…
— Все? — не поверил своим ушам Эрик.
Представить себе, что кто-то из экипажа ракетоносца запаниковал во время боя и оставил свой пост, он попросту не мог. Но, с другой стороны, куда ты денешься с прущего в атаку ракетоносца?
— Трое из пяти.
Что ж, вот теперь все встало на свои места. Анна осталась в башне с двумя младшими чинами и, несмотря на это, продолжала вести бой, поддерживая высокий темп стрельбы.
"Ну, что за жмоты! — покачал мысленно головой Эрик. — За такое могли бы и орденом наградить… Или нет…"
В конце концов, правда заключается в том, что, когда идет бой, тебе не до того, чтобы думать о наградах. Тем более, о них не думают до того, как грянули первые выстрелы, и уж точно, не после того, как, выйдя из-под огня, ты понимаешь, что уцелел. Разумеется, все мы люди, и никому не возбраняется помечтать о славе, чинах и наградах, но мечта одно, а жизнь флотского офицера — совсем другое. Ею управляют иные императивы. Воинский долг, офицерская честь и флотский гонор — все это отнюдь не пустые звуки. А в бою тобой руководят упорство, переходящее в упрямство, азарт, превращающийся в боевое безумие, и воля, которая, по идее, должна умереть вместе с тобой. Раньше Эрик об этом как-то не задумывался, потому что, не имея склонности к рефлексии, он просто ни разу не попытался осмыслить то, что делал на войне. Даже рассказывая об этом другим, он обращался обычно к внешней, фактической стороне вопроса, а не к осмыслению прожитого и пережитого. Но вот сейчас, думая об Анне и о том, что она точно такой же офицер флота, как и он сам, Эрик впервые осмысленно, а значит и трезво, посмотрел на свою жизнь на войне.
"Такой же офицер флота… Такой, да не такой…"
Увиденное не то, чтобы ему не понравилось. Оно его удивило. Внешне — если судить по фактам, как они есть, — он был эталоном офицера императорского флота. Умный, грамотный, бесстрашный и беззаветно преданный родине и короне. Но, на самом деле, везде и всюду, в любой из тех ситуаций, в которых он демонстрировал свою "беспримерную отвагу", "непоколебимое мужество" и "несгибаемость духа", побудительные мотивы его действий не имели ничего общего с воинским долгом, солдатским мужеством и офицерской честью, как он их понимал. Все эти красивые слова не о нем, потому что он не Вера Мельник, воспитанная отцом, как настоящий солдат и образцовый офицер, и не Анна Монк, впитавшая представление о чести и достоинстве, что называется, с молоком матери. Эрик другой, и пора бы ему это понять и принять.
По-видимому, он не был трусом, но не был он и отчаянным смельчаком. Просто в любой ситуации Эрик поступал так, как того требовали обстоятельства. А то, что они могли потребовать от него совершить здесь и сейчас подвиг самопожертвования, то он-то об этой жертвенности или о том героизме, как говорится, ни сном, ни духом. Не думал, в тот момент, не чувствовал, не предполагал. Просто делал то, что должно, то есть, как всегда и везде, попросту выживал, и на этом все, собственно. Выживание ведь состояние души, а уж какую форму оно примет в тот или иной момент времени, иди знай!
Глава 3. Холод
1. Девятнадцатое марта 2534 года, Холод
До Холода добрались только через десять дней. Оно и хорошо. Не хотелось бы прибыть в столицу республики на носилках. А так "господа посольство" выглядели вполне презентабельно, да и чувствовали себя неплохо. Особенно Эрик, на котором, и в самом деле, все заживало, как на собаке, и даже лучше. Так что он не только залечил все свои раны, но и успел восстановить приличествующую случаю физическую форму: побегал, попрыгал в тренировочной зоне дредноута, покрутился на тренажерах и даже провел пару-тройку "безрассудных" атак на эмуляторе холодянского ракетоносца. Это был практически уже снятый с вооружения на Холоде "халк" 97-й серии, но, учитывая обстоятельства, и за это спасибо: кто бы позволил офицеру чужого флота тренироваться на суперсовременных ракетоносцах 101-й и 103-й серий? А 97-й, к слову, по своим тактическим характеристикам вполне соответствовал имперскому "вулкану", на котором Эрик провел свою первую и самую знаменитую атаку на халифатский корабль-матку "Хадж". Так что он вволю погонял на скоростном и маневренном холодянском ракетоносце, от души помучался, доводя ускорения, а значит и перегрузки, до границы "зоны выживаемости экипажа", и по мишеням "пострелял", имитируя пуски ракет под разными углами атаки, не забыв, впрочем, и об оборотной стороне медали — о перехвате противоракет противника автоматическими орудиями непосредственной защиты ракетоносца. Впечатление от симуляций оказались даже лучше, чем он ожидал. Все эти "как бы настоящие" атаки и уклонения неожиданным образом взбодрили Эрика, вернули ему "вкус настоящей жизни", который у пилотов ракетоносцев весьма своеобразен и временами смахивает на безумие, но не менее важен для поддержания статус-кво, чем хорошая физическая форма.
Но десять дней большой срок. В особенности для такого человека, каким являлся капитан-лейтенант Минц — о принадлежности к семье Вильф он старался пока не думать, — и Эрик не только успел привести себя в порядок, но и значительно продвинулся в изучении холодянского языка. Возможно, его цуне все еще был далек от совершенства. Граф Гольденрейн говорил с легким, но узнаваемым акцентом и совершал характерные для иностранца грамматические ошибки в сложных синтаксических конструкциях. Однако, в целом, это была грамотная и понятная окружающим речь, и, значит, он более не нуждался в переводчиках и мог самостоятельно вести с холодянами обсуждение практически любого вопроса. А вопросов становилось все больше, как без них.
