Якудза - Силлов Дмитрий Олегович "sillov" (читать книги полностью .TXT) 📗
– Как вы и говорили, мы снова встретились на Пути Синоби, учитель. Странно видеть ваше ками [121], заключенное в тело гайдзина [122]. И тем более странно, что вы объединили свое ками с душой белого человека.
– Мне тоже странно видеть, что ты не решился заглянуть за ворота страны Токоё [123] и предпочел перерождению угасание в бессмертном теле.
Фюрер наклонил голову.
– Вы хотели, чтобы я достиг Новой Швабии, – и я выполнил вашу последнюю просьбу. Правда, я не понял, почему вы настаивали на этом…
– Это просто, – сказал тот, кто сейчас полностью завладел телом Виктора. – Я не хотел новой войны. И был уверен, что мой ученик не будет настолько безумным, чтобы вновь ввергнуть мир в ту же пропасть, из которой не так давно человечеству едва удалось выкарабкаться. Я ошибся. Бессмертие в нестареющем теле ослабляет разум.
Голос из-под шлема зазвучал глухо и угрожающе:
– Новая Швабия готовится к новой войне. Но это не есть следствие чьего-то безумия, учитель. Всегда высшие расы стремились к господству над слабыми. Вам ли не знать этого? Ваша родина – яркий тому пример.
– Япония дорого заплатила за свои ошибки. И я не хочу, чтобы снова умирали миллионы людей из-за того, что кто-то возомнил себя богом.
Фюрер кивнул.
– Тем не менее я предлагаю вам идти с нами, учитель.
Тот, кого фюрер называл учителем, покачал головой.
– Нет, Зигфрид Граберт. Ты так и не понял Пути Синоби.
Фюрер поднес руку к шее и нажал на едва заметную кнопку. С едва слышным щелчком шлем распался на две половинки. Непроницаемое забрало и стальная затылочная часть упали на песок, словно две скорлупки расколотого ореха.
– Похоже, что нам снова тесно на одной земле, учитель, – произнес Граберт. – К тому же я не собираюсь упускать случай вернуть свое потерянное лицо, убив учителя в честном поединке.
– Невозможно вернуть то, что утеряно навсегда…
Восточный смысл понятия «потерять лицо» в данном случае приобретал двойной смысл при взгляде на его непосредственное воплощение, доселе скрытое под непроницаемым забралом шлема.
У человека по имени Зигфрид Граберт не было лица. Абсолютно голый череп с вылупленными глазными яблоками, лишенными век, обтягивала тоненькая, недавно сформировавшаяся прозрачно-розовая пленка. Кое-где со лба и щек еще свисали почерневшие клочья старой, отмершей кожи, не успевшие отвалиться так же, как отваливается струп от старой раны под натиском обновленной плоти.
Зигфрид жутко усмехнулся ртом, лишенным губ.
– Я каждый год теряю лицо, учитель, так же, как змея теряет свою кожу, для того чтобы возродиться вновь.
– Ты дорого заплатил за свое бессмертие, ученик. И до сих пор продолжаешь платить.
– Это так, – кивнул Зигфрид Граберт, фюрер Новой Швабии. – Но я привык возвращать то, что теряю. Любой ценой…
Поняв, что биотанк мертв и что арена не погребена под осколками бронесферы, часть зрителей, одумавшись, поспешила вернуться. Некоторые из особо приближенных офицеров рискнули пройти сквозь лишенные створок ворота арены, выполненные в форме японских тории [124] и встать позади своего фюрера.
– Я вижу, ты вернулся, Ганс, – не оборачиваясь, произнес Граберт.
– Так точно, мой фюрер! – отозвался офицер с витыми погонами обергруппенфюрера.
– Тогда принеси мне оба меча.
– Конечно, мой фюрер, но…
– Выполняйте приказ, генерал!
– Да, мой фюрер!
«Ученик… Ну конечно! Теперь понятно, откуда мне знаком голос этого фюрера. Сон-видение после того, как сихан долбанул меня ударом силы. Граберт… Зигфрид Граберт. Убивший во время войны того, чье ками сейчас находится в моем теле. Отца моего учителя».
Он не знал его имени – сихан никогда не называл его. Когда сихан говорил об отце, он называл его оядзи, что по-японски значит «отец». К слову сказать, точно так же называют члены японской якудзы главу своего клана.
Похоже, Виктор понемногу начал привыкать к своему новому состоянию. Тела не было. Не было привычного состояния осознания себя как биологического объекта – с руками, ногами и всеми остальными частями тела, присущими человеческому существу. Это было состояние чистой мысли. И чистого восприятия окружающего мира таким, каким его могли бы видеть люди, если б умели летать.
Сразу вспомнилась старая японская поговорка, которую любил повторять сихан: «Отличие синоби от обычного человека в том, что он точно знает – его тело придано душе, а не наоборот». Возможно, в другое время Виктор рискнул бы испробовать возможности своего нового состояния, но сейчас было не до этого. Слишком серьезные события разворачивались внизу.
Обергруппенфюрер с почтением нес на полусогнутых руках два существа, завернутых в куски дорогой материи. Одно повыше, другое пониже.
Виктор узнал обоих. Для этого не нужно было разворачивать материю. От существ шли токи силы – схожие, но в то же время очень разные. Так бывают похожи братья, внешне абсолютно непохожие друг на друга.
Оядзи – теперь Виктор так называл свое тело вкупе с его новой душой, недавно бывшей лишь частью души Виктора, – едва заметно улыбнулся краешками губ. Он тоже узнал тех, с кем его вновь свела судьба на Пути синоби.
– Приветствую вас, братья.
Виктор ясно видел мысленный образ, посланный двум сверткам, которые с почтением передал фюреру генерал с витыми погонами по имени Ганс.
Ответ пришел через мгновение. Но он не был похож на обмен мыслями между людьми – словно два коротких блика вырвались из складок материи. Тем не менее Виктор понял смысл передачи.
– Приветствую тебя, воин, бывший Продолжением.
– Приветствую тебя, враг нынешнего Продолжения.
Во все века японские воины считали свои мечи продолжениями себя. Похоже, мечи были о своих хозяевах того же мнения.
Материя, отброшенная рукой Граберта, упала на серый песок.
Да, это были самурайские мечи.
Дайсё.
Мечи-братья, сработанные несколько столетий назад великим японским мастером Сигэтаки из Эдо.
Катана [125], изукрашенная богатой отделкой.
И вакидзаси. Непривычно прямой для классического оружия подобного типа. И абсолютно черный, словно выточенный из куска космической черной дыры.
От мечей – даже вложенных в ножны – расходилась темная аура силы, по цвету напоминающая кровь. Оба меча были «жадными до крови». И оба были голодны. У них было очень много общего, и все-таки лишь один из них помнил бывшего хозяина.
Второй слышал лишь голос голода.
«Они достали катану со дна озера. Получается, либо атака убийц-смертников клана Ямагути-гуми удалась и сихан погиб, либо… все это было просто умелой инсценировкой и клан Сумиёси-кай также работает на Новую Швабию. Но тогда зачем было столько времени тратить на моё обучение? Разве только…»
Додумывать мысль было некогда. Потому что на жуткой маске, которая была на месте лица Граберта, появилось страшное подобие улыбки. Пульсирующий мыслеобраз протянулся от его головы к тому месту, где стоял оядзи.
– Я хочу уравнять шансы, учитель, – сказал Граберт, протягивая катану. – И поскольку вы еще не оправились от звукового удара нашего биотанка, ваш меч будет длиннее моего.
Оядзи молча принял оружие и степенно опустился на колени. Катана, спрятанная в ножны, легла рядом по левую руку от него.
– Миямото Мусаси сказал, что человек не должен зависеть от длины своего клинка.
Мыслеобразы оядзи были спокойными и плавными, словно течение горного ручья в утренний день.
– Я помню слова святого меча, учитель, – сказал Граберт, также опускаясь на колени и кладя черный меч рядом с собой. – Неужели братья должны биться друг с другом?
Виктор не сразу понял, что последние слова исходят не от Граберта. Мыслеобраз, подобный блеску обнаженного оружия, шел от черного меча, лежащего рядом с фюрером.
