"Фантастика 2024-20.Компиляция. Книги 1-2 (СИ) - Номен Квинтус (книга регистрации txt, fb2) 📗
— Спасибо, товарищ генерал-лейтенант, — по-военному ответила странная женщина и… исчезла.
Таня использовала, как уже проделывала неоднократно, очень специфический препарат, вся сложность в работе с которым заключалась в том, что ампулу с ним требовалось раздавить перед человеком «на вдохе». Он начинал действие уже в слизистой носа — и человека охватывал краткий паралич, проходящий уже на втором-третьем выдохе. Никаких неприятностей организму препарат не причинял, разве что «получатель» его напрочь забывал последние пару минут, предшествующую вдоху. Ну и примерно с минуту после него. Полезный препарат, к тому же и антидот от него был в получении весьма прост…
Спустя неделю Аньин изложил «свое видение проблемы» с перевооружением армии отцу, и последствия его несколько удивили. Председатель Мао, не особо долго раздумывая, назначил старшего сына начальником срочно созданной «центральной военной комиссии по перевооружению», повысив его в звании (но с поста начальника генштаба не освободив).
В том, что информация из Москвы у сына верна, Мао не сомневался: он много лет в Москве проработал и наверняка у него остались какие-то неформальные связи. Но фокус здесь заключался в том, что вообще-то «начальник центральной военной комиссии» был в Китае главнокомандующим, так что Аньин по должности стал как бы первым заместителем отца. Только в армии, конечно, но ведь пока что вся власть в Китае в основном на армию и опиралась. Понятно, что звание подразумевало и кучу дополнительных обязанностей — но предоставляло и очень широкие возможности. Настолько широкие, что это назначение вызвало массу пересудов и даже протестов в военной верхушке Китая — однако Мао Дзедун их быстро пресек. Причем даже не силовыми способами, а просто спросив, кто еще претендует на роль «главного перевооружателя».
Вообще-то армия была очень многочисленно, но по всем параметрам откровенно слаба, и в первую очередь из-за устаревшего оружия. Советский Союз передал армии Мао все захваченное японское оружие, включая никуда не годные танки и устаревшие самолеты. Так что лучшим «тяжелым оружием» в Китае пока были пара сотен Т-34, переданных Сталиным китайцам после войны и около тысячи пушек, но с ними тоже были проблемы и с запчастями, и с боеприпасами. Единственное, в чем армия особой нужды не испытывала, были патроны для ППШ, тоже поставленным из СССР в количестве пары миллионов штук: эти патроны в Китае теперь выпускались сразу на трех заводах (правда, оставшихся от тех же японцев и полностью устаревших). Да и то, проблем с патронами не было пока не было войны.
Так что перевооружать армию было нужно, но брать на себя ответственность за непростые, очевидно, переговоры с СССР никто в армии не захотел. И Аньин, когда в Китай пришло приглашение приехать в Советский Союз для обсуждения этого вопроса, был уже в китайской военно-государственной иерархии вторым лицом…
В сентябре был запущен первый гидрогенератор на Молотовской ГЭС. Не ахти какое энергетическое приобретение, всего-то двадцать один мегаватт мощности, да и он на полную мощность заработать мог лишь в апреле, а пока ему напора воды не хватало — но к апрелю уже планировалось запустить еще девять таких же агрегатов (из запланированных двадцати трех), а столько даже в Молотове пока потреблять было некому, так что в ЭНИНе в авральном порядке пересматривали схемы распределения энергии ГЭС по потребителям. Аврал случился главным образом потому, что электростанция заработала на год раньше плана. А еще и потому, что руководитель института внезапно «выбыл на неопределенный срок»: Таня все-таки продавила перевод Кржижановского в Ковровский санаторий.
Сам Глеб Максимилианович этому всячески противился, и лишь после обстоятельной беседы со Сталиным он согласился на «временный переезд». Не то, чтобы он подчинился: с Иосифом Виссарионовичем у Кржижановского отношения были весьма сложными, и особого уважения к Сталину он не испытывал. Но вот внешний вид «вождя» его убедил: после примерно двухгодичного перерыва после предыдущей встречи Иосиф Виссарионович мало что выглядел помолодевшим на пару десятков лет, так еще и бодр оказался не по годам. А когда Сталин обрисовал круг задач, который он собирался поставить перед институтом, Глеб Максимилианович осознал, что без подобного же «омоложения» ему с такими задачами точно не справиться…
То есть он всего лишь «согласился попробовать», но в первые же дни после переезда в Ковров мысли его резко повернули в иную сторону, и он всерьез стал задумываться, чем будет заниматься лет через десять. Потому что начальником санатория был, как ему сказали, семидесятипятилетний старик, которого самого «пропустили» через такую же процедуру:
— Вы, Глеб Максимилианович, не беспокойтесь: Белоснежка вам здоровье и молодость точно вернет. Вы на меня посмотрите: сейчас в той же Москве мне больше пятидесяти никто не даст, да и здесь… Вы не поверите: я три года назад снова женился, на своей студентке женился… и она мне уже двух малышей родила. Да что там я… мы, мужчины, и не на такое способны. А вот… сколько лет супруге вашей? Восемьдесят три? У нас Ольга Васильевна Горшкова, хирург известный, правда не в восемьдесят два, а всего в шестьдесят три, сына родила. Белоснежка оказывается знает, как и женщин омолаживать до нужных кондиций, а Ольга Васильевна первая согласилась на себе это попробовать. Белоснежка говорит, что женщинам лет так до девяноста она молодость вернуть может, так что, возможно, и на вашей улице праздник случится: сейчас у нас Прасковья Ильинична, которой уже семьдесят четыре, на сносях…
— Я не… что-то слабо верится.
— Ваше право верить или не верить, а я одно точно знаю: за последние десять лет у нас в районе от старости только два человека умерли. И еще человек пять оттого, что в деревнях не поспешили «скорую помощь» старикам вызывать, когда те просто заболели. Так что вы с выводами не спешите…
А с Таней Иван Михайлович тоже очень обстоятельно побеседовал, правда на темы вообще не медицинские:
— Ты уже совсем выросла, Белоснежка. И изменилась сильно, я тебя, прежнюю, в тебе нынешней и не узнаю. Не потому что ты, наконец, выросла, а потому что изменилось твое отношение к людям. Раньше ты обо всех заботилась, а теперь…
— Раньше… я, когда вы меня спасли, всё забыла. И забыла, как люди друг к другу вообще относятся. И старалась себя вести так, к людям так относиться, как они ко мне относились: думала, что все всегда себя так ведут. А обо мне же все вокруг заботились, ну и я заботилась. Просто потому, что думала, что так и надо, а не потому, что людей этих любила. Я вообще не знала, что такое любовь к людям…
— И это было заметно, честно-то говоря. Хотя в глаза и не бросалось.
— А теперь я людей получше узнала, поняла, что очень не все заботы заслуживают. Зато к некоторым я очень привязалась и, даже, мне кажется, полюбила. Наверное полюбила: мне доставляет удовольствие приносит им радость. Вам приносить, Байрамали Эльшановичу, другим врачам, медсестрам и санитаркам. Потому что я увидела, что вы все о людях заботитесь, даже о незнакомых, не потому что вас кто-то заставляет так поступать, а потому что для вас это состояние естественно. И мне всех таких людей — а их все же большинство — радовать хочется, но есть и такие, которых я с удовольствием бы убила.
— Не думаю, что убийство может доставить удовольствие.
— Наверное, я неправильно выразилась. Не удовольствие от убийства, а удовлетворение от хорошо выполненной работы. Я же хочу, по-настоящему хочу приносить людям счастье, но иногда это можно сделать, лишь уничтожив тех, кто им с радостью несчастье приносит.
— А может быть, таких людей лучше перевоспитать? Сейчас они хотят гадить, а если им мозги вправить, то потом они стране, людям всем тоже счастье принесут?
— Иван Михайлович, вы же педиатр, и прекрасно знаете: воспитать или перевоспитать детей нетрудно. Детей в возрасте лет так до десяти, а вот после этого их уже не перевоспитать. Они уже впитали в себя от родителей, от окружения какие-то стереотипы и их можно сломать лишь… примерно таким способом, как перевоспиталась я. То есть через смерть, с полной потерей памяти, с полной потерей прежних мыслей и навыков. Я узнала: оказывается до того, как вы меня здесь вернули к жизни, я была тупой и драчливой девчонкой, училась плохо, в одиннадцать лет даже читала едва — но часто воровала у одноклассников всякие мелочи и в драках старалась соперников не просто побить, а изувечить. То есть была я совершенно антисоциальным элементом, готовым кандидатом в уголовники. Иным способом меня — да и сотни тысяч таких, как я была — перевоспитать не выйдет.
