Голодные игры. И вспыхнет пламя. Сойка-пересмешница - Коллинз Сьюзен (хорошие книги бесплатные полностью TXT) 📗
– Там, где остался Боггс, – замечает Лиг Первая.
Телевизор никто не трогал, однако внезапно он оживает и принимается пронзительно пищать. Мы вскакиваем.
– Все нормально! – кричит Крессида. – Это просто сообщение, которое передается в чрезвычайных ситуациях. Все телевизоры Капитолия транслируют его автоматически.
На экране появляемся мы – сразу после того, как Боггс подорвался на мине. Голос за кадром комментирует наши действия – то, как мы пытаемся перегруппироваться, как реагируем на появление черного геля, как теряем контроль над ситуацией. Передача продолжается до тех пор, пока волна не заливает камеры. Последнее, что мы видим, – Гейл, стреляющий по тросам, которые удерживают сетку с Митчеллом.
Репортер называет нас по именам – Гейла, Финника, Боггса, Пита, Крессиду и меня.
– Мы не видим съемок с воздуха. Наверное, Боггс был прав насчет планолетов, – говорит Кастор.
Я этого даже не заметила, а вот он, телеоператор, сразу обратил внимание.
Далее репортаж ведется из дворика за домом, в котором мы укрылись. Миротворцы занимают позиции на крыше дома напротив нашего бывшего убежища. Начинается стрельба, слышны взрывы, и здание рушится, превращаясь в груду обломков.
Включается прямой эфир: журналистка стоит на крыше вместе с миротворцами. За ними горит дом, пожарные тушат пламя из брандспойтов. Нас объявляют убитыми.
– Наконец-то хоть немного повезло, – замечает Хоумс.
И он прав – ведь иначе нам пришлось бы уходить от преследования. Однако меня не оставляет мысль о том, какую реакцию этот ролик вызовет в Тринадцатом. Мама, Прим, Хейзел с ребятами, Энни, Хеймитч и многие другие решат, что мы умерли.
– Мой отец… Он недавно потерял одну дочь, а теперь… – Лиг Первая умолкает на полуслове.
Ролик повторяют снова и снова. Капитолийцы наслаждаются победой – и особенно они довольны тем, что убили меня. Затем начинается монтаж, посвященный карьере Сойки, – он такой отполированный, что, похоже, был подготовлен заранее. Опять возобновляется прямой эфир: двое журналистов обсуждают мою вполне заслуженную смерть. Позднее, говорят они, Сноу выступит с официальным заявлением. Экран гаснет.
Повстанцы не делают попыток прервать трансляцию, и я прихожу к выводу, что в достоверности информации они не сомневаются, – а значит, помощи нам ждать неоткуда.
– Ну, ладно, мы мертвы. И что теперь? – спрашивает Гейл.
– Это же очевидно. – Никто даже и не заметил, как Пит пришел в себя. Не знаю, сколько он увидел, – но, судя по гримасе боли, Пит знает, что произошло на улице. Знает, как сошел с ума, как пытался проломить мне голову, как бросил Митчелла в капсулу. Превозмогая боль, Пит садится на диване и поворачивается к Гейлу.
– Теперь мы должны… убить меня.
21
За последний час это уже второе предложение убить Пита.
– Не смеши меня, – говорит Джексон.
– Но я же убил одного из наших! – кричит Пит.
– Ты оттолкнул его. О том, что он активирует сеть именно в той точке, ты знать не мог, – успокаивает Пита Финник.
– Какая разница – он же погиб, верно? – По лицу Пита текут слезы. – Я не знал. Никогда не видел себя в таком состоянии. Китнисс права: я монстр, переродок. Я – тот, кого Сноу превратил в свое оружие!
– Это не твоя вина, Пит, – отвечает Финник.
– Мне нельзя идти с вами – рано или поздно я еще кого-нибудь убью. – Пит оглядывает нас; мы в замешательстве. – Возможно, вам кажется, что лучше меня где-нибудь бросить. Но ведь это все равно что выдать меня капитолийцам. По-вашему, вы оказываете мне услугу, отправляя обратно к Сноу?
Пит опять в руках Сноу, который будет пытать его до тех пор, пока окончательно не уничтожит.
Почему-то в моей голове начинает звучать последний куплет «Дерева висельника» – тот, где герой хочет, чтобы его возлюбленная умерла и покинула этот мир, полный зла.
– Если такая угроза возникнет, я сам убью тебя, – говорит Гейл. – Даю слово.
Пит колеблется, словно прикидывает, можно ли Гейлу доверять. Затем качает головой.
– Не пойдет. А если тебя не будет рядом? Нет, мне нужна таблетка с ядом – такая, как у вас.
Морник. Одна таблетка есть в лагере, в особом кармашке моего костюма Сойки. Еще одна лежит в нагрудном кармане моей формы. Интересно, почему Питу такую таблетку не дали? Возможно, Койн решила, что он может покончить с собой раньше, чем убьет меня. Пока не ясно, хочет ли Пит убить себя сейчас или только в том случае, если капитолийцы снова возьмут его в плен. Если учесть, в каком он сейчас состоянии, то, скорее, первое. Для нас так будет лучше – не придется в него стрелять; и, естественно, можно будет не бояться, что он кого-нибудь убьет.
Не знаю, капсулы ли во всем виноваты, страх или смерть Боггса, только мне кажется, словно я на арене – более того, словно я ее и не покидала. Я снова веду борьбу не только за свою жизнь, но и за жизнь Пита. Вот бы Сноу порадовался, если бы Пита убила я – если бы эта смерть мучила меня до конца жизни, пусть и недолгой.
– Дело не в тебе, – говорю я. – У нас задание, и ты нам нужен. – Я оглядываю остальных. – Как, по-вашему, здесь можно найти еду?
Если не считать аптечки и телекамер, у нас с собой только форма и оружие.
Половина отряда остается присматривать за Питом и следить за выступлением Сноу, если оно начнется, остальные идут на поиски еды. Больше всего пользы от Мессаллы: его дом был практически точной копией этого, и поэтому все укромные места Мессалле хорошо известны. Например, он знает, что за зеркальной панелью в спальне есть ниша и что вентиляционная решетка в коридоре легко вынимается. Поэтому, хотя кухонные шкафы пусты, мы находим более тридцати банок с консервами и несколько коробок с печеньем.
Солдаты, выросшие в Тринадцатом дистрикте, взирают на обнаруженные припасы с негодованием.
– Разве это не противозаконно – копить еду? – спрашивает Лиг Первая.
– Напротив, все умные жители Капитолия только так и делают, – отвечает Мессалла. – Люди начали делать запасы продовольствия еще до Квартальной бойни.
– Пока другие голодали.
– Точно. Именно так здесь и поступают.
– К счастью для нас, иначе мы бы остались без ужина, – замечает Гейл. – Пусть каждый возьмет себе по банке.
Кое-кому не нравится эта затея, но данный метод не хуже любого другого. У меня нет никакого желания делить все на одиннадцать человек с учетом возраста, массы тела и физической нагрузки. Я копаюсь в куче банок и уже думаю взять суп из трески, как вдруг Пит протягивает мне жестянку.
– Держи.
Я беру банку, не зная, что и ожидать. На этикетке написано «Рагу из баранины».
Я причмокиваю, вспоминая дождь, сочащийся сквозь камни, мои неуклюжие попытки флиртовать и запах моего любимого капитолийского блюда в холодном воздухе. Значит, какие-то воспоминания об этом остались и у Пита. Какими счастливыми, какими голодными мы были, когда у входа в нашу пещеру появилась корзинка для пикников. Как мы были близки!
– Спасибо. – Я открываю банку. – Здесь даже чернослив есть.
Я сгибаю крышку, превращая ее в самодельную ложку, и зачерпываю немного рагу. Теперь об арене мне напоминает и вкус.
Когда мы пускаем по кругу коробку печенья с кремом, телевизор снова начинает пищать. На экране возникает эмблема Панема; она остается там, пока играет гимн. А затем появляются изображения мертвых – так раньше показывали трибутов на арене. Сначала лица участников съемочной группы, затем Боггс, Гейл, Финник, Пит и я. Если не считать Боггса, солдат Тринадцатого дистрикта камера не показывает – либо потому, что телевизионщики их не знают, либо думают, что эти солдаты неизвестны зрителям. Затем появляется сам президент; он сидит за столом, на фоне флага, в петлице – белая роза. Видимо, в последнее время над ним еще раз поработали, ведь губы выглядят даже более пухлыми, чем обычно. И, кроме того, его стилисты явно перестарались, накладывая румяна.
