"Фантастика 2024-121". Компиляция. Книги 1-21 (СИ) - Климова Алиса "Луиза-Франсуаза" (книги хорошем качестве бесплатно без регистрации .TXT, .FB2) 📗
Вот подготовкой-то я сейчас и займусь самым тщательнейшим образом.
Глава 12
– Все готово, подпоручик?
– Так точно. Пулеметы на месте, ящики подвезены, позиции укрыты.
– Замечательно. Передайте нашим пулеметчикам, чтобы еще раз проверили оружие. Неисправностей быть не должно.
– Слушаю-с!
Козырнув, Достоевский тут же направился выполнять мой приказ. С недавних пор примерив на себя первый офицерский чин (Меншиков произвел), Федор Михайлович окончательно расстался с прежними своими стремлениями. Намерен воевать до победы, а дальше продолжить военную службу там, «куда направят». И с обязанностями начальника нашей пулеметной команды справляется энергично и умело. Один «максим» уже стоит на отроге, неподалеку (метров 200 всего) от татарской деревушки Улуккул-Аксел. Этот будет бить по французским флангам. Позади деревушки возвышается восьмиугольная, из красного кирпича башня – станция оптического телеграфа системы Шато. Здесь еще один пулеметчик, и на сей раз с «Люськой». Третья огневая точка перед самой восточной деревенской окраиной. Четвертая – на правом фланге. Все замаскированы и будут служить отличной поддержкой для 17-й пехотной дивизии генерала Кирьякова, занявшей плато. Та уже пришла, батареи с фашинами расставила, снаряды и прочее подтянула, ждет французов или тех, кто придет вместо них. По плану стрелки и пушкари Кирьякова, как только неприятель начнет свою атаку, должны, имитируя панику, отступить к деревне и там закрепиться. Благо саманные дома и вкопанные в землю зернохранилища служат неплохими укрытиями. Местные жители? Давно уже бежали, и потому Улуккул-Аксел пуста и обчищена до нитки. Даже виноградники все оборваны, заполнив своими плодами содержимое солдатских фуражек и ранцев.
Я, Герасимов, Достоевский и мой верный денщик Фадеев будем сражаться здесь, а вот Миша с Кошкой где-то сейчас в море. Воевать в родной стихии им сподручнее.
Со своими сыновьями продолжает пиратствовать и неугомонный старик Леонид. Гончаров в Севастополе нашел себе новую жертву в лице недавно прибывшего Пирогова и теперь занят вопросом медицинского обеспечения будущих раненых. Там же хлопочет и Макарий.
И еще новость. За день до высадки союзников в Евпатории приехал в город Петров. От кучи всевозможных вопросов резко отмахнулся, сказав лишь, что «советские подводники и моряки в ближайшее время стараются не допустить масштабной вражеской диверсии у берегов столицы», велел готовиться к сражению, а сам буквально прописался в свите Меншикова. Вижу его там каждый день и неустанно выпрашиваю что-нибудь еще из оружия будущего. В ответ обычное: ход сделан и сверх нормы добавлять не рекомендуется. Ну и хрен с тобой, помощник липовый! Сам управлюсь. Пулеметы установлены, «мосинки» с гранатами пластунам давным-давно розданы, патроны распределены.
И вот теперь стоим мы здесь у Телеграфного холма, ждем неприятеля. А он придет. Еще как придет. Упускать возможность завладеть ключом ко всей русской позиции союзники точно не станут. Очень уж лакомый кусок с географической точки зрения. Восточнее позиции идет обширное дефиле, плавно поднимающееся и образующее западные скаты Курганской высоты. Перед плато, в излучине Альмы, видны саманные домишки и заборы татарской деревни Альматамак. Здешние дороги ведут на возвышенный южный берег, чтобы там разойтись в разные стороны: одна – на Качу и дальше на Севастополь, другая – в Улун-Кульскую долину. Если неприятель возьмет плато и подтянет туда артиллерию, то получит превосходную возможность обстреливать наши резервы на обратных скатах возвышенностей и ударить во фланг и тыл центра нашей позиции. В «моей» истории у них это получилось, но на сей раз попадут французы в огненный мешок. Тут ждет их перекрестный огонь, потери, паника. Спасаясь от шквала наших пуль, метнутся они в деревню, а там Герасимов уже подготовил еще один козырь: скрытую артиллерийскую батарею и реактивный «довесок» – слитный залп ракетами Константиновского, а затем еще парочку, если понадобится.
Конечно, такой заманчивый расклад возможен для нас, только если исключить бомбардировку с моря. Но с этим вопросом уже поработали минеры. Не знаю, додумались ли сами или кто-то помог, но только заминирован морской подход к холму хитрыми, усовершенствованными минами Якоби. Они, по уверению минеров, способны без задержек всплыть «когда нужно», уничтожив вражеские суда одним слитным ударом «по цепи». Хорошо, если так. В противном случае чугунный ураган из сотен орудий сметет артиллерию и пехоту Кирьякова очень быстро, дав зуавам Боске возможность сделать свое зуавское дело.
Сам Кирьяков насчет предстоящего сражения ничуть не переживает. С аппетитом обедает (поесть он любит) и рассуждает, поучая очередного адъютанта, присланного от Меншикова:
«– К чему такое беспокойство о левом фланге? Что светлейший беспокоится. Мы французов угостим хорошо. Как кур их перестреляем. Кто на подъем вышел, тот тут и лег. Да и не пойдут, бестии. Пугать только могут.
Я сейчас послал светлейшему сказать о том, что неприятель, видите ли, притащил к берегу моря какой-то огромный ящик, положил его против подъема, а сам ушел. Я думаю, в ящике чумные. Они нас поддеть хотят. Думают, вот так мы и побежим рассматривать. Вот, возьмите трубу; этот каторжный ящик виден отсюда… Что же, не хотите закусить?»
Адъютант отказался, ускакал, но через полчаса явился другой. Уже ко мне с распоряжением разобраться с этим самым загадочным ящиком. Углядел-таки его Меншиков в свой телескоп. И ведь не напрасно князь беспокоился. Послал я туда пластунов посмотреть, что да как. Вернулись они, притащили с собой английского солдата и похожую на здоровенную петарду ракету Конгрива. Оказывается, в ящике упрятана целая батарея таких, и направлена она прямиком на кирьяковское воинство. Пришлось срочно осуществлять полномасштабную ночную диверсию с конфискацией, чтобы избавиться от предстоящего совершенно нам не нужного фейерверка. Но это уже случилось позже, а пока приходилось ждать вечера.
Хлопотный день прошел быстро. На всем протяжении нашей позиции (а это восемь верст) на левом гористом берегу Альмы загорелись редкие тусклые огни. По случаю приближения неприятеля приказано жечь поменьше костров. Верстах в шести на противоположной стороне вскоре тоже показались огни неприятельского лагеря. Светят и вражеские суда, подошедшие к устью реки. Это ничего. Завтра тоже встретим союзничков с огоньком… и с музыкой. Близ палатки Меншикова музыканты и песенники Тарутинского полка все еще не умолкали, выводя:
Но песня постепенно тонет в омуте других звуков. Истошно воют голодные собаки в опустевшем Альматамаке. То там, то тут за рекой раздаются одиночные выстрелы. Говор, топот, ржание – все сливалось в один общий гул.
Ночь перед сражением – пора особая. Это не только время, когда никому не спится, когда от самоуверенности и веселья не остается и следа. Это еще и время истины. Время, когда срываются всякие маски и покрывала, когда любой человек предстает перед вами в своем истинном виде. Все его качества, весь его внутренний мир, все ангелы и демоны разом становятся доступными для окружающих, словно открытая книга. Читай, сверяй, изумляйся.
И еще бессонница. Она терзает и меня, заставляет вскочить с походной кровати, выйти из палатки, сесть на коня, устремиться в ночь, доехать до батареи, стоящей неподалеку от Ставки. Сооружена она по указанию Меншикова Петром Дмитриевичем Горчаковым – братом главнокомандующего Дунайской армии. Справа еще одна и тоже не только с пушками, но и с картечницами, чтобы, подойдя на нужное уже нам расстояние, вражеские колонны нарвались на град пуль. И штуцера на сей раз бритым не помогут. Не напишет очевидец Альминского сражения горестные строки: «Наконец они подошли к нам почти уж на ружейный выстрел, как на сцену явились их убийственные штуцера, а с моря посыпались тучи ядер, которые в несколько минут уничтожили Минский полк, поставленный близ моря по неприятельские выстрелы, бог знает для чего и для какой пользы…»
