Рыцарь золотой розы - Туров Тимур (книга регистрации .TXT) 📗
Зрачок ствола глянул Олегу в лицо, там запульсировало бурное оранжевое пламя.
Ощутил тяжелый удар в грудь… и проснулся.
Олег лежал, глядя в потолок, и сердце его колотилось, как бешеное, а облепившее тело постельное белье было мокрым от пота. Голова казалась тяжелой, словно колокол, и такой же пустой.
Опять явился кошмар из оставшегося в далеком прошлом Афганистана, из тех времен, когда рядовой Турнов носил «хэбэ», спал в палатке и стрелял так же часто, как мечтал о женщинах.
Сны оттуда приходили к Олегу не реже чем раз в два месяца.
Он видел разное: волнистую серую равнину, оранжевые горы в синем небе; гранатовые рощи, сады, истерзанные осколками и пулями; груды подбитой техники вдоль дорог – подорванные танки, смятые «наливники», искореженные, ржавые «КамАЗы»; «борбухайки», грузовики афганцев, высокие и яркие, точно украшенные аппликациями сундуки; разрушенные кишлаки – обвалившиеся своды, огрызки домов и дувалов, кучи желтой пыли.
Он слышал звуки: скрежет «Шилки», трескотню агээсов, аханье миномета, грохот бэтээров, гулкие выстрелы танка, легкий металлический звон, непрерывный стрекот, какой издают идущие по ущелью вертолеты.
А вот люди появлялись в кошмарах редко.
– Чего ж башка-то так трещит? – спросил Олег самого себя, потирая лицо, чтобы стряхнуть послевкусие жуткого сна.
Он поднялся, вышел из спальни в зал и скривился, ощутив кислый запах, всегда остающийся после хорошей пьянки.
На придвинутом к дивану столике красовались остатки вчерашнего пиршества – пустые водочные бутылки, баночка с рассолом из-под огурцов, обрывки колбасной шкурки и консервные банки, в одной из них – смятые, искореженные окурки, и пачка «Примы» рядом.
Вчера приходил Колька, друган армейских времен, ныне работающий водилой в мэрии.
Отсюда и «афганский» сон, и пустые бутылки, и мерзкий запах, и окурки…
– А что, неужели наш сын курит? – противным голосом сказал Олег, вспомнив старую миниатюру Геннадия Хазанова, в которой тот изображал попугая-правдолюбца. – Курит-курит! Только когда выпьет!
Трезвым он сам никогда не курил, да и выпивал не сказать чтобы часто, но уж если в гости пришел армейский друг – как тут удержаться, не вспомнить старые, хотя и не такие уж добрые времена?
Надо, конечно, весь это срач убрать, но есть ли время?
Олег глянул на наручные часы: если не обманывают, сегодня двадцать первое июня тысяча девятьсот девяносто девятого года, а время – семь сорок утра. Понятное дело, что он сам себе хозяин и может явиться в офис хоть к двенадцати. Но сегодня понедельник, а значит, работы много, и придется либо начать ее вовремя, либо вечером просидеть до девяти, злобно пялясь в экран и нервно стуча по клавиатуре.
Лучше пожертвовать чистотой в доме.
Олег встряхнулся и торопливо зашагал в ванную. Из зеркала на него глянул симпатичный, хоть и слегка помятый молодой человек: карие глаза, темно-русые волосы, между бровями – морщинка. Стащил майку, обнажив мускулистый торс со старым шрамом на правом боку.
Ударь тогда осколок чуть пониже, и пришлось бы рядовому Турнову остаться без куска печени.
Олег влез под душ, собрался с духом и включил холодную воду. Когда ледяные потоки хлестнули по голове и плечам, едва не заорал, но потом стало легче, из глубин тела пошло тепло, изгоняя холодную дрожь, а вместе с ней – мерзостную похмельную слабость.
Пяти минут хватило, чтобы почувствовать себя бодрым.
Вымылся, почистил зубы, стремительно лишил щеки и подбородок следов щетины. Еще раз глянул в зеркало и подумал, что в свои тридцать шесть неплохо сохранился.
Когда вышел в зал, взгляд упал на письменный стол, где рядом с монитором стояла фотография в рамочке: темноволосый мальчишка лет десяти улыбается, прижимая к животу футбольный мяч. Сердце кольнуло – давно не виделся с сыном, надо будет обязательно исправиться…
Андрей появился на свет, когда Турнов первый и последний раз был женат. После рождения сына Лариса выдержала еще три года, а потом ушла, забрав ребенка. Они сохранили отношения, но семья развалилась, точно карточный домик, и виной тому стал Олег, а точнее – большой недостаток его характера, с которым жена так и не смогла смириться.
После этого он несколько раз сходился с женщинами, даже жил с ними, но ни одна не вынесла более полугода.
Все из-за того же самого недостатка.
С сыном они обычно виделись раз в две недели, по воскресеньям, но апрель и май выдались очень тяжелыми, работать приходилось и в выходные, так что Олег несколько выбился из графика. Он разговаривал с Андреем по телефону десять дней назад… Или больше?
– Вот рыба ерш! – выругался Олег, отводя глаза от снимка, и отправился в спальню одеваться.
Вытащил из шкафа свежую рубашку с короткими рукавами, натянул бежевые брюки, уже в прихожей обул летние туфли с дырочками. Прихватил борсетку, тонкий кейс из черной кожи и в последний момент вспомнил про сотовый телефон – недавно купленную дорогую игрушку.
Бросил в зеркало последний взгляд и выбрался на лестничную площадку.
Лифт со скрежетом открыл разрисованное вонючее нутро и, стеная, поехал вниз. Выйдя из подъезда, Олег вдохнул прохладный еще воздух и зашагал вдоль дома, в ту сторону, где начиналась идущая вниз по склону холма лестница.
Жил Турнов в небольшом районе, что назывался Верхние Печеры и располагался на окраине Нижнего, на просторной возвышенности. Еще двадцать лет назад тут зеленели кукурузные поля и паслись коровы, ныне же торчали девятиэтажные дома с квартирами «улучшенной планировки».
Одну такую вскоре после того, как тут началась застройка, получили родители Олега. И тогда семья переехала из «нижней» части города в более престижную, «верхнюю», из центра Сормово в Печеры.
Верхние Печеры от остального города отделяла улица Бринского и глубокий овраг, по дну которого протекала речка Ржавка, называемая в народе Срачкой. Берега ее были сплошной свалкой, а вдоль одного из них протянулся гаражный массив, громадный и запутанный, как лабиринт из греческого мифа, разве что без Минотавра и Ариадны.
Один из гаражей в массиве принадлежал Олегу, и там он держал свою «Ауди-100».
Иногда оставлял машину у подъезда, но делал это крайне редко, дабы не искушать местных хулиганов и мелких бандитов. Предпочитал дважды в день пользоваться длинной лестницей, ведущей из Печер вниз, к мостику через Срачку.
Добравшись до лестницы, Олег бросил взгляд на уходящий к горизонту, окутанный легкой дымкой город и затопал вниз по расшатанным ступеням, внимательно глядя под ноги и держась за перила.
Упасть тут можно было даже сейчас, летом. А уж зимой и весной лестница больше напоминала экстремальный аттракцион – при спуске и тренажер для не самых слабых людей – при подъеме.
В голове вертелись обрывки сегодняшнего сна, и Олег мурлыкал себе под нос одну из любимых песен:
«Сколько льется кровь в этом чертовом Афгане? – думал он. – Со времен Македонского, а то и до него начали. И почему, для чего мы должны были гробить там здоровье и лезть под пули? Вот ушли, и что там теперь – талибы, американцы, тот же Ахмад Шах Масуд?»
Лестницу преодолел успешно, прошел по мосту над Срачкой, мирно журчавшей среди старых верб и куч мусора – лысых покрышек, неузнаваемых ржавых деталей, древних холодильников. Двинулся хорошо знакомым маршрутом между гаражей – железных и кирпичных, украшенных здоровенными замками и матерными надписями, продуктом творчества неуемной молодежи.
Гараж Олег приобрел пять лет назад, когда открыл первый магазин, но так и не смог заняться покупкой как следует. Начались проблемы со здоровьем у родителей, что свели обоих в могилу в течение года, дальше бизнес пошел в гору и стал поглощать время, как сухой песок – воду.
