"Фантастика 2024-5". Компиляция. Книги 1-25 (СИ) - Ляпина Юлия Николаевна (версия книг TXT, FB2) 📗
За окном быстро темнело. Утверждая свою власть, на землю опускалась ночь, превращающая в призрачные ирреальные тени грязные коробки домов, покореженные автомобили, фигуры сидящих во дворе людей. В небе одна за другой зажигались звезды. Над периметром расчертили горизонт яркие лучи прожекторов. Далеко-далеко в центре города полыхнула огнями центральная радиовышка. А во тьме чердака неизвестного дома, расположенного на давно забытой улице, одна практически невидимая во мраке тень негромко втолковывала другой:
— Мы пытаемся судить Господа так, словно он один из нас, будто он человек. Могущественный, наделенный невероятной силой и возможностями человек. А это не так. Совсем не так. Бог — это Бог, а человек — это человек. Совершенно разные вещи. Приписывать Богу человеческую мораль, по меньшей мере, бессмысленно. Мы, низменные тварные создания, не можем судить Его деяния и помыслы — они изначально несопоставимы с нашими. Для того чтобы судить о правильности тех или иных действий, надо— стоять вровень с тем, кто их совершает. То есть быть Богом или, на худой конец, Дьяволом. Быть законом природы.
Чиркнула спичка, выхватывая из темноты очерченное тенями лицо. Хмырь ловко прикурил, выдохнул облачко едкого смолистого дыма и выбросил погасшую спичку за окно.
— Нет смысла молиться на закон природы. Нет смысла мечтать о небе, чтобы однажды с молитвой спрыгнуть со скалы, нет смысла стоять на вершине холма и одну за другой бросать хвалебные молитвы грозовым тучам, нет смысла молить дерево дать побольше плодов. Нужно всего лишь понять закон, осмыслить и — изобрести самолет, поставить громоотвод, насытить землю удобрениями. Так и здесь. Мы просто не должны идти вразрез с установленными правилами. Тогда не придется разбиваться о камни, получать разряд молнии и сидеть голодным. И не придется в ужасе ожидать кары небесной…
Хмырь замолчал, оборвав свою проникновенную речь на полуслове. Будто испугался неожиданно вырвавшейся откровенности.
Во тьме то вспыхивала, то угасала, будто гипнотизируя, красная точка самокрутки. В воздухе плыл едкий запах табачного дыма. Где-то под нами, во дворе, дежурно переругивались две женщины, споря из-за каких-то своих совершенно неважных перед лицом надвигающейся катастрофы мелочей. Молчание становилось все тягостнее и тягостнее. Оно давило на нервы, царапало грудь невидимой когтистой лапой.
— Твоя концепция не нова, — заметил я, когда молчать стало совсем уж невыносимо. — Что-то подобное имеется даже в учебнике теологии для старших классов. В разделе «Богомерзкие построения, еретические взгляды и опасные заблуждения».
Невидимый в темноте Хмырь негромко фыркнул, раздавливая красную точку самокрутки о подошву:
— Да знаю я. Слышал. Читал даже. Неоднократно.
— И что? — с интересом спросил я. — Смеялся. — Непонятно почему, но мне вдруг показалось, что голос его звучит немного смущенно. — Так бестолково написано… И кто только составлял эти учебники?
— Понятия не имею, — сознался я. И, не выдержав, спросил: — У тебя здесь свет-то хоть есть?
— Свет? В смысле — электричество? — Хмырь рассмеялся. — Откуда? Это тебе не центральные районы.
— Ну, хоть что-нибудь. Лампа? Керосинка? Фонарик? Достало уже в темноте сидеть.
— Керосинка?.. Ну, ты даешь, друг. Для нее горючка будет стоить больше, чем электричество для всего дома. — Еще раз хохотнув напоследок, Хмырь наконец-то сжалился: — Свечка есть.
Он отошел от окна, моментально превратившись в еще одну смутную тень среди множества других теней. Закопошился где-то в стороне, явно выискивая что-то на ощупь. Потом вновь чиркнула спичка, и мрачные внутренности чердака осветил тонкий огонек кособокой и явно самодельной свечи.
Пристроив орудие света на сальном подлокотнике старого облезлого кресла, Хмырь немедленно плюхнулся в него. Поерзал, устраиваясь поудобнее. Закинул ногу на ногу. И гостеприимно указал на стоящий неподалеку стул.
— Занимай коронное местечко. Доставай бутылку — она вон там, под столиком. И кружки там же возьми… Спасибо… Давай-ка мы с тобой выпьем за неизбежный конец света, дай-то нам Бог его не застать.
— Я не буду, — понюхав плещущуюся в помятой алюминиевой кружке мутную жидкость, я осторожно отставил посудину в сторону. — Мне еще сегодня побегать предстоит. И хотелось бы сохранить трезвую голову.
— Трезвая голова в наши дни — это нонсенс, — возразил Хмырь, моментально превращаясь из рассуждающего о высоких материях высоколобого философа в пропитого алкоголика, дрожащей рукой тянущегося к бутылке. Я аж вздрогнул от такой разительной перемены. — А вот я, пожалуй, пропущу кружечку. Что-то ты меня раззадорил своей болтовней… А ты давай колись. Я же вижу, что у тебя что-то на уме. Что-то надо от старины Хмыря? Да? Ну так говори, что.
— Ну… Я, собственно… — Глядя на задумчиво покручивающего в руках кружку Хмыря, я уже и не знал, как поступить: сделать так, как задумывал, или махнуть рукой и положиться на везение.
Отсалютовав мне полной кружкой, Хмырь вдруг, вместо того чтобы вылить ее содержимое в глотку, грохнул о стол. Добрая половина наполнявшего и без того основательно помятую кружку самогона выплеснулась и темной лужицей разлилась по исцарапанной столешнице. На пол одна задругой зачастили черные капли. Я вздрогнул и… решился.
На свет появился перевязанный проволокой грязно-серого цвета бесформенный сверток.
— Я могу оставить это у тебя? Ненадолго. Дня на два-три.
Спрашивая, я внимательно смотрел ему в лицо, пытаясь понять, почувствовал ли он просачивающуюся сквозь тряпку липкую тягучую тьму. Если почувствовал, то я смогу заметить это по его глазам… А дальше… дальше я поступлю по обстоятельствам… вынужден буду поступить.
Он не почувствовал. На его лице не отразилось ничего, кроме легкого любопытства и некоторой вполне понятной недоверчивости. Но страха во взгляде не было. И это было хорошо. Это означало, что я и в самом деле могу оставить кинжал здесь… Если, конечно, поверю в честность этих иронично-насмешливых глаз.
— А это что такое? — Хмырь протянул руку и спокойно принял у меня сверток, не вздрогнув, даже когда аура тьмы незримыми когтями вцепилась в его ладонь. Не почувствовал. Или просто не понял, откуда идет этот холод… Только взгляд его изменился. Всего лишь на мгновение, но в нем что-то мелькнуло. И я заметил это что-то.
— Власть, сила, могущество, — спокойно произнес я, пожимая плечами. — Все, что угодно. Все, что ты только можешь пожелать.
Он усмехнулся. Подбросил сверток на ладони.
— И ты так просто оставляешь его у меня?.. Не боишься, что я захочу присвоить всю твою силу и власть?
Я в упор взглянул на него, поймав устремленный на меня цепкий внимательный взгляд. И невесело улыбнулся, разведя руками.
— Ты же умный человек, Иван. Должен понимать, что все имеет свою цену. И сила, и власть, и могущество. Чем больше возможности, тем выше цена. Это, — я ткнул пальцем в сверток, — в умелых руках, управляемых недурной головой, дает очень большие возможности. Очень!.. Так подумай, насколько высока будет цена? И захочешь ли ты ее заплатить?
Помолчав несколько секунд, Хмырь медленно кивнул:
— Понятно… А что за цену заплатил ты, чтобы заполучить вот этот сверточек, что бы там в нем ни было? Я молчал, глядя на него.
— Понятно… — снова повторил Хмырь, вновь наполняя кружку мутно-белесой жидкостью и беря ее наизготовку. — Хорошо. Можешь спокойно идти. Я спрячу твою вещь, никто не найдет. Заберешь ее, когда вернешься… если вернешься.
— Вернусь, — пообещал я. — Если останусь в живых, то вернусь.
— Если останешься в живых, — повторил Хмырь. И спокойно кивнул с таким видом, будто речь шла всего лишь о погоде.
Я молча мотнул головой, отступая во мрак.
— Иди, — негромко буркнул мне вдогонку Хмырь. — Удачи я желать не буду, потому что не знаю, что ты задумал. Но все же знай, я буду очень-очень огорчен, если с тобой что-нибудь случиться. Ты мне нравишься, Молчун. В тебе есть то, чего нет у большинства людей, — искра жизни.
