"Фантастика 2024-76". Компиляция. Книги 1-26 (СИ) - Гор Алекс (читать книги без сокращений .txt, .fb2) 📗
— Я? — застигнутый врасплох таким предположением, Гаурдак нервно расхохотался. — Не больше, чем ты!
— Я — нет, — серьезно ответил Иван.
— Ну не скромничай, — хмыкнул баритон. — Я ведь вижу! Думаешь, прожив сотни лет на Белом Свете, я не научился разбираться в людях? Хотя да… иногда все же думаешь — «кто их разберет, этих людей»…
— Это не скромность. Это — констатация факта. У меня множество недостатков. Но самый главный — неуступчивый характер. И… мои близкие… часто страдают от этого. Ну или не страдают… а просто обзываются и ехидничают… и тогда страдаю я. Один мой близкий, по крайней мере. И он… она… часто бывает права. Наверное. Но я не могу с собой ничего поделать, хоть и люблю ее, и даже иногда думаю так, как подумала бы она, хотя на самом деле я так и не думаю… но как-то само собой думается… словно она где-то в голове у меня сидит и язвит… А я все равно поступаю по своему. Что это, если не эгоизм и пренебрежение к мнению окружающих?
— А вот я бы оспорил такую оценку, — усмехнулся его собеседник, и голос его неуловимо изменился, словно что-то непонятное и неощутимое наложилось вдруг на простые, доступные человеческому слуху слова, исподволь понуждая внимать и впитывать.
Магия в голосе Гаурдака была пока настолько мала и настолько непрочна, что даже легкое сопротивление могло смахнуть ее путы, как весеннее половодье сносит бобровую плотину. Но чтобы она могла закрепиться и начать расти, со стороны жертвы требовался лишь один незначительный шажок ей навстречу.
И он должен был быть сделан.
— Мало того, что ты добр, бескорыстен, честен и искренен — ты веришь в то, что все вокруг тебя такие же, — неспешно и участливо продолжил монолог баритон. — А если кто-то и отличается, то лишь оттого, что им не пришло в голову быть хорошими. И если им сообщить о такой возможности, подсказать, что для этого надо делать, то вуаля! — еще одним добрым человеком на Белом Свете станет больше. И попробуй, скажи, что я ошибаюсь.
— Н-ну… вообще-то… так оно и есть… — помявшись, неохотно протянул царевич.
— То есть, ты со мной согласен? — вкрадчиво уточнил полубог.
— Да, — осторожно подтвердил лукоморец.
Сделав шаг в разверзшуюся под его ногами ловушку.
Обрадованная магия встрепенулась почти неощутимо — словно легкий ветерок коснулся лица — и обняла свою жертву, ласково притрагиваясь к принявшему ее хозяина разуму, неспешно разгоняя опасения, растворяя недоверие, впитываясь в мозг, как вода в напоенную дождем землю — медленно, но неотвратимо.
И Ивану, оказавшемуся беспомощным перед ее тонкой силой, ничего не оставалось, как внимать и впитывать, с каждой секундой погружаясь как в паутину в шелковую вязь гладких правильных фраз — не чувствуя этого и не понимая.
— Да… — словно в странном ступоре, шепотом повторил он и замер.
Он никогда не думал, что согласится хоть в чем-нибудь с Пожирателем Душ, и теперь чувствовал себя если и не предателем рода человеческого, то крайне и крайне неуютно. Но ведь, с другой стороны, нельзя же не соглашаться с кем-то единственно оттого, что его личность вызывает неприязнь? И если этот человек… или полудемон… говорит, что белое — это белое, то надо быть упрямым болваном, чтобы назвать белое черным из одного лишь чувства противоречия!
«Лучше быть упрямым болваном, чем сговорчивым трупиком», — выплыла вдруг странная мысль из крошечного отдаленного уголка мозга, куда мягкая власть магии отчего-то не проникла, и Иванушка невольно хмыкнул.
Так могла бы сказать Сеня.
— Значит… ты действительно считаешь… что доброе начало есть… в каждом? — не заметив, что его собеседник на секунду отвлекался, тихо спросил Гаурдак.
Иванушка насторожился, задумался над вопросом, в ответ на который, не размышляя, раньше выпалил бы «Конечно!», снова не нашел подвоха и медленно кивнул.
— Да. В каждом.
Полубог не ответил, и когда Иван решил уже было, что тот ушел, баритон — не вальяжный больше, а неровный и слегка сиплый — выдавил тяжело:
— И… в таком, как я… тоже?
Не веря своим ушам или тем чувствам, которые отвечали у человека за мысленные беседы с полудемонами, царевич нахмурился, так и эдак переставляя услышанные слова. Но как бы он ни старался вывернуть их наизнанку, разглядеть второй смысл или третье дно — вопрос Гаурдака, сбивчивый, но простой, вариантов для недопонимания не оставлял.
«И в таком, как я, добро есть тоже?»
Есть ли хоть кроха, хоть крупица, хоть малая искорка добра в Пожирателе Душ, в том чудовище, с которым сражались их предки и предотвратить возвращение которого собрались сейчас Пятеро? В том самом, что стыдясь себя, робко выговорил, быть может, самый важный в его жизни вопрос: «Есть ли добро и в таком, как я?»
Есть ли добро в таком, как он?..
Есть ли добро в том, кого мы считаем воплощением смертельной угрозы всему Белому Свету? И если есть… или хотя бы может быть… и если зернышко его может прорасти… ведь осознание своих недостатков — первый шаг к исправлению… то так ли ужасен Гаурдак?
«Если в бочку дегтя положить черпак меда, можно ли будет после этого из нее есть?»
Да, Сеня бы не поверила…
И была бы не права. Исправиться надо дать возможность каждому, даже самому ужасному преступнику.
— Добро… есть во всех, — отвечая не столько на вопрос полубога, сколько на свои собственные невысказанные мысли, проговорил, наконец, лукоморец. — Ведь ты же правильно сказал: нужно лишь напомнить человеку… или полудемону-полубогу… о том, что росток добра в его душе только и ждет, чтобы вырваться к солнцу.
— Добра… — бархатистый голос собеседника сочился теперь горечью и застарелой болью. — Добра! Что есть добро? Желание молодого идеалиста осчастливить весь Белый Свет — это добро? Его попытка перевернуть в одиночку представление о доступном, достать с неба звезды и рассыпать их бисером перед свиньями в надежде на то, что они превратятся в благородных оленей — это добро? А как можно назвать его упование на то, что новые идеи будут встречены с благодарностью — хотя бы теми, для кого он старался, ради кого шел на жертвы, забывал себя, кого хотел осчастливить — ни за что, просто так, потому что по-иному не мог?!.. Ах да, есть ведь еще слово «глупость»… И да… может быть, я был не прав… ведь не может же быть правым единственный полубог, и неправыми — все остальные? Как тебе известно, у меня было достаточно времени об этом подумать. Тысяча лет — слишком много даже для победителя, а уж для побежденного… И знаешь… Иногда мне становилось страшно. Так страшно и так одиноко, что я жалел о том, что мои гонители не покончили со мной, когда могли. Ведь если то, что я делал, ради чего жил, сражался и был готов умереть, не нужно никому… если всем и вправду лучше без меня и моих дурацких затей… то это значит… что япрожил столько времени зря? Что мои усилия, мои страдания, мои жертвы напрасны? Что я… ошибался?
Гаурдак замолчал, точно забыв и о собеседнике, и молчание его, тяжелое, безысходное, тоскливое, давило на нервы почти физически, как могильная плита.
Иванушка тоже молчал, но его молчание было круговертью чувств, мыслей и порывов, смешавшихся в один головоломный клубок в попытке первыми сорваться с губ. Сотни вопросов, тысячи восклицаний, миллионы сомнений — и все рвались остервенело, расталкивая друг друга, добиваясь быть услышанными, осознанными, высказанными. Эмоции переполняли его, перехлестывали через край — и язык словно прирастал к небу. Ибо кто знал, что следует говорить — и, самое главное, делать в таких случаях?! И бывают ли они, такие случаи, вообще — хотя бы теоретически? Пожиратель Душ — раскаявшийся, мятущийся, смущенный — это ли они ожидали встретить? Ради этого ли столько прошли, претерпели, оставили умирать друга…
Или ради этого?
