Великий Сатанг - Вершинин Лев Рэмович (книги .TXT) 📗
Дона Мигеля изъяли с трибуны почти незаметно, а ошарашенный коллега Хаджибулла спустя минуту, утонувшую в реве, услышал:
– Впрочем, не все, пришедшие со звезд, были подобны тем, которых я назвал. Были и иные, неизмеримо более достойные. Но наша страна уже не ребенок. Да, воспитателей следует чтить, опекунов надлежит уважать — однако неизбежно наступает возраст зрелости, и опека становится обременительной. Не хватит слов в мудром дархи, чтобы выразить во всей мере благодарность Дархая братьям из Единого Галактического Союза. Они, и только они, помогли нам достигнуть Единства! Они, и никто другой, были рядом, когда на месте наших кузниц вставали заводы! Они, бескорыстные и заботливые, учили нас искать дорогу в небо!!! Только благодаря им Дархай подрос и окреп. Вы слышите? Как и во все дни, ревут экскаваторы в карьере «Заветы Аршакуни». Но, — ликующе выкрикнул Любимый и Родной, — с сегодняшнего дня они работают уже только на нас! Дархай слишком долго был бедным родственником, отныне мы сами будем контролировать добычу и вывоз наших национальных богатств! Мы говорим: «Спасибо за все!» Единому Галактическому Союзу. Мы говорим: «Спасибо за все!» его бессменному послу, ставшему нам родным братом, — Хаджибулле. И мы от всей души сожалеем о том, что драгоценное здоровье нашего верного друга, неустанно консультировавшего и проверявшего нас в течение десяти лет, подорвано туманами Дархая. В добрый путь, дорогой и любимый брат!
Пятнистые молодцы, неслышно возникшие из миг назад пустовавших глубин почетной ложи, накинули на шею Хаджибулле желто-оранжевую ленту ордена Заслуг и под локотки, нежно, вывели его прочь.
И только по пути в космопорт так и не успевший уложить вещи посол сообразил, что его отзывают…
В центре же площади те же парни в комбинезонах не менее двух минут скучно орали: «Ми-лый-брат-Хад-жи-бул-ла-счаст-ли-во-го-пу-ти! Пу-ти! Пу-ти!»
Вождь вскинул руки.
– Родные мои! Я знаю: все вы с понятным нетерпением ждете парада, демонстрации грозной, признанной всею Вселенной, мощи наших несокрушимых миньтау. Признаюсь: и мне хотелось бы немедленно подать знак к началу шествия. Но сегодняшний день необычен, это день истины, когда срываются все личины и разбиваются все фальшивые бубенцы. Воздав должное друзьям Дархая и по заслугам указав должное место врагам, я хочу сообщить вам, соотечественники, и о нескольких ничтожных ублюдках, гнилостных вшах в победно сияющем оперении птицы токон!
Гул и шелест голосов оборвались в единый миг, и вязкую, ошеломленно-жадную тишину, казалось, можно было теперь резать на куски обычным ножом.
– Омерзительная банда оборотней в честных пятнистых комбинезонах с омерзительной оранжевой подкладкой, укрытой от чистых глаз, сумела пробраться на командные посты в Армию Единства, внедрила своих прихлебателей повсюду и, ненавидя славные достижения своего собственного народа, надеялась вернуть власть беглой крысе, именовавшей некогда себя императором! Они готовили свержение Высшего Совета Равных и, более того, в своем кругу открыто глумились над тем, что во исполнение вековой мечты простого дархайца проспекты Пао-Туна были покрыты надежным, лучшим в мире асфальтом!
Людское скопище охнуло.
– Оборотни и сейчас стоят среди нас, здесь, уверенные в надежности своих масок. Но они забыли: ничто не остается скрытым от бдительных глаз народа. Их имена известны страже, и сегодня они ответят за все. Сорвите с них нашивки, братья борцы!
По нижнему ярусу трибуны — слева и справа — пробежала короткая судорога. Ловкие руки охранников мгновенно скрутили десятка полтора человек, стоящих чуть ниже А Ладжока, и Вождь остался на глыбе трибуны совсем один. Внизу, в скопище людей, кто-то протестующе вскрикнул и тотчас осекся; толпа сомкнулась и вновь замерла.
– Смотрите же на их шакалий оскал! Это они предали и убили моего любимого бойца, бессмертного героя Ту Самая! Это они погубили Юх Джугая, моего верного и доброго ученика! Они подстроили гибель моему Далекому Брату Андрею Аршакуни! Они вступили в сговор с лютым врагом всего доброго и светлого, злобным фанатиком Тан Татао, покусившись на идеи квэхва, на нашу единственную дорогу!!! Но они просчитались, ибо забыли: Око Единства не дремлет!
Никто из вопивших во всю глотку «Дай-дан-дао-ду!», никто из глядящих, задрав голову, на Вождя, не обращал внимания на худенького очкастого человека, державшегося в подчеркнутом отдалении от Любимого и Родного, где-то на самом-самом краешке трибуны…
– Но кто же возглавлял их, этих гнусных перевертышей? Вы хотите знать, и вы имеете право узнать! Я назову вам это имя, вчера еще, к стыду нашему, бывшее гордостью и славой Дархая, а ныне отмеченное несмываемым пятном гнусной измены и предательской скверны…
Вождь сделал длинную, мастерски затянутую паузу и, чуть понизив голос, бросил в вязкое молчание толпы:
– Нол Сарджо!
В гуще народа что-то екнуло, словно селезенка утомленного долгим переходом куньпингана.
– Да, Нол Сарджо! Таученг Нол Сарджо! И хочу спросить вас, братья мои: чего не хватало ему, этому пресловутому Тигру-с-Горы? Разве не был он долгие годы первым заместителем главы Высшего Совета Равных? Разве не воздал ему народ все мыслимые почести, разве не увенчал высоким званием Героя Единства? И что же? В темных углах, в потайных закоулках, на бесстыжих, поправших все каноны целомудрия пиршествах плел он грязные интриги, сколачивал банду беспринципных заговорщиков, мечтая о месте начальника Генштаба Империи!
Площадь всхлипнула, словно от невыносимой боли.
– Да, друзья мои, да! Трудно, почти невозможно поверить в подобное! И сам я не раз проверял и перепроверял факты, пытаясь найти в них хоть каплю вымысла, навета или клеветы. Я долгими ночами не смыкал глаз…
Каждое слово звучало сейчас с искренним печальным надрывом.
– Да! Я ночами не смыкал глаз, листая старые документы. И рядом со мною, вопя о справедливости, стояли доблестные защитники Кай-Лаона, оставленного таученгом Сарджо на растерзание имперским убийцам. И Огненный Принц Видратъхья, скорбный предтеча нашей борьбы, первым поднявший меч против демонов из поднебесья, являлся ко мне, умоляя покарать того, кто предал его в жестокие руки палачей! И я решил: преступник должен встать здесь, рядом со мною, и перед вами, на ваших глазах, родные, смыть с себя пятно подозрений — или открыто признать свою вину!..
Казалось, даже легкий ветерок умолк вместе с Вождем и людьми, превратившись в сгусток напряженного, истового внимания.
– Но! — Взвившись в небо, высокий, выверенно-металлический голос оратора вспорол облака, напугав медленно кружащих там токонов. — Так не случилось! Страшась ваших гневных очей, струсив предстать перед лицом преданного им народа, не имеющий стыда негодяй предпочел пустить себе пулю в лоб, получив повестку о явке на собеседование к Оку Единства! Нужны ли, есть ли вообще высшие доказательства признания своей вины?! Так будь же проклята и забыта сама память о подлом оранжевом отродье!
– Дай-дан-дао-ду!!! — взвыло внизу, под трибуной, и толпа почти сразу подхватила призыв динамика.
– Однако, — голос Любимого и Родного стал мягким, дружеским, исполненным любовью, — яд измены свертывается, коснувшись чистой души. Родной сын предателя, Лон Сарджо, услышав разговоры недостойного отца с дружками, без размышлений сообщил о них тем, кому следовало знать. Вот он, этот юный герой!
Некто невидимый подал Вождю крохотного мальчугана, и А Ладжок без всякой натуги поднял его высоко-высоко над нефритовым парапетом.
– Своим беспримерным подвигом борец Лон Сарджо спас свое честное имя от скверны, смыл с себя клеймо, лежащее на опозорившей себя семье. Ему всего лишь шесть лет, и пока еще он совсем дитя. Но придет день, и — я не сомневаюсь! — Лон Сарджо станет одним из тех, кем по праву будет гордиться Дархай наших сыновей и внуков. Звания таученга не будет отныне в великой Армии Единства; вашей волей, соотечественники, я принимаю главнокомандование на себя. Но уже сейчас я называю Лона Сарджо кайченгом и верю: он не посрамит доверия трудового народа!
