Великий Сатанг - Вершинин Лев Рэмович (книги .TXT) 📗
…и чудилось отчего-то, что эти трое — не одиноки, что отсек забит до отказа, доверху, всплошняк, просто не под силу человеку увидеть все…
…но и увиденного хватало, чтобы понять, что…
– Они… мертвые, господин полковник? — надтреснутым стариковским голосом спросил седой как лунь лейтенант.
И не дождался ответа.
– Мертвые, — сообщил он сам себе. — И что же мы будем делать теперь?..
Ответа не было.
Полковник политического надзора, личный секретарь Его Превосходительства пожизненного Президента Демократического Гедеона господин Джанкарло эль-Шарафи смеялся.
Сперва просто хихикал, взвизгивая и подфыркивая, потом зашелся в лающих захлебах, прихлопывая себя по груди и коленкам, и наконец рухнул на пол, задрыгал ногами и покатился по коридору, привсхлипывая, и подвскрикивая, и взвывая, и вновь неудержимо хохоча, хохоча, хохоча…
Человеку было весело.
Весело, весело, весело… веселовеселовеселовеселове…
Вы понимаете?
Ве-се-ло!
А в иллюминаторе, куда уже никто не собирался смотреть, покачивался шар уходящей планеты. Но он уже не был теплым и сине-зеленым: золотистая дымка рассеялась, и из черни пространства вслед уплывающему кораблю пронзительно глядел безбровый иссиня-белый глаз мира, в который уже никто и никогда не вернется…
И последний, самый-самый последний, действительно последний отрывок из «всеобщих рассуждений»
(Если угодно, эпилог)
…Вот так, дорогие мои. Именно так. И никак иначе.
И ничего тут уже не поделаешь.
Хоть на ушах стой, а — никак. Хотя и хотелось бы.
А все почему? Да потому, наверное, что так уж муторно устроен человек. Вроде бы вот всего достиг, все обрел, уже и в раю живет, так нет же: яблочко, скажем, вынь ему и положь. И пускай цена на яблочки сии по сезону для него, глупого, вовсе неподъемна, ан нет — желаю, понимаешь!.. да и все тут.
Бывали прецеденты…
И вот вам результат. И кажется мне подчас, что при создании сего двуногого, лишенного перьев чуда, человеком именуемого, то ли нечто недодумалось, то ли вообще под конец квартала в серию запустили. Потому как мало ему, что, едва родившись, уже первый шаг к могилке делает. Он же, кретинище, еще и ускоряет шажки. Бегом бежит. Галопом!..
Если же хоть что и остерегает его, так разве инстинкт самосохранения. Однако же плохо остерегает. Ведь как ни крути, а любое действие, дети мои, именно любое, ведет к разрушению; что-то, может, и спасешь, зато нечто иное, спасая, погубишь наверняка и, пытаясь помочь, все равно ничем никому не поможешь…
Мне бы, дурню-то старому, понять это с самого начала.
Глядишь, все бы и кончилось пораньше да побезболезненнее.
Так нет же! Жалко, видите ли. Надо так его и разэтак, шансик дать. И еще шансик. И еще один. А толку-то все поменее да поменее.
В этот раз я ведь, по правде говоря, сам себе зарок дал: оставаться в стороне, как бы ни оборачивалось.
И что же?
А ничего.
Сунулся-таки.
И что же в итоге?
А опять же — ничего. Ни-че-го-шень-ки.
Истратил кучу нервов, про время уж и не говорю.
В полное запустение привел Авиньон, любимую мою и дорогую игрушку.
Вконец измучил невесть сколько лучших сотрудников.
Вогнал в кому бедного мальчика.
А напоследок, чего никак не мог ожидать, и сам вписался в историю, примеров чему уж давненько не имелось.
Битому, выходит, неймется.
Что ж, в конце концов, негативный опыт тоже опыт. Никогда не поздно учиться; лишь бы выводы были правильны.
А мой вывод таков: каждому — свое. И человечество, отсюда исходя, получило ровно то, на что нарывалось с самого начала. Не больше того. Но и никак не меньше.
Такие вот дела.
А вы говорите: боэций, боэций, боэций…
Да кого он, пардон, интересует, тот боэций?
Есть он, нет его… какая разница?
Никакой. Понимаете? Ни-ка-кой!
Это я вам говорю не просто так. А с полной ответственностью.
Если угодно, по праву Великого Сатанга…
