Расколотая - Терри Тери (список книг TXT) 📗

— И он больше не посмел бы нас тронуть, — заявляет Кэм и принимает боксерскую стойку.

Я смеюсь:

— Ага, ты совершенно прав. И спасибо еще раз, что вступился за меня. Хоть это и было полнейшим безумием.

— Я еще и не на такое готов, чтобы отомстить проклятым лордерам, — говорит Кэм, и лицо его вновь становится серьезным. Взгляд обращается вовнутрь, фокусируясь на каком-то другом месте и времени, и я сомневаюсь, что он имеет в виду вчерашнее. Он качает головой. — А как насчет тебя?

Кэм снова здесь, в настоящем, и внимательно смотрит мне в глаза.

Я медлю в нерешительности:

— Мне нужно кое с чем разобраться. Это все, что я могу сказать.

— Загадочная Кайла, — отзывается он. — Идем, не то опоздаем на ужин.

Он протягивает руку, и я беру ее и держу, наверное, чересчур крепко, пока мы с ним возвращаемся домой. Словно это мой якорь.

Или спасательный круг.

Вечером, на собрании Группы, Пенни продолжает тему игр. Она нашла еще несколько комплектов шахмат, очевидно решив, что если один Зачищенный освоил эту игру, то и другие

смогут. Разделяет нас на две подгруппы, меня определяет в одну, сама присоединяется к другой, и мы изучаем расстановку фигур на доске, как они все ходят. Потом начинаем несколько партий, но я делаю все машинально, не в состоянии сосредоточиться.

Это перемещение шахматных фигур по доске — ход одного игрока, потом ход второго — очень похоже на реальную жизнь. Мои мысли бродят кругами. Нико, похоже, всегда находится в центре событий, направляя и контролируя действие. Гроссмейстер знает так много ходов наперед, что всегда может предсказать позиции и цели противника. Но даже он не знает обо мне и Коул соне.

Кто выиграет? Неужели для них обоих это просто игра?

Вечером я пытаюсь сосредоточиться на лице Бена, силюсь удержать его в памяти, но напрасно. Черты ускользают.

Бен для меня все, и в то же время он лишь одна из множества жертв, число которых растет, пока лордеры находятся у власти. Что такое один человек, когда судьбы многих висят на волоске? Нико сказал, что мне отведена крайне важная роль в планах «Свободного Королевства». Эта мысль наполняет меня одновременно гордостью и нервным страхом перед тем, что это может быть за роль. Если Нико прав в том, что власть лордеров висит на волоске, как я могу поставить наше дело под угрозу, даже ради Бена? 

Но и как иначе?

Я презираю себя за слабость, за то, что все так перемешалось у меня в голове. Но ответ всегда только один: я должна увидеть Бена. Должна предупредить его о Коул соне.

Я        бегу со всех ног, но все равно недостаточно

быстро. Иногда я все еще продолжаю бежать, проснувшись, гонимая безымянными, невидимыми страхами. А порой бывает хуже: я падаю, и он отказывается оставить меня. Даже во сне я понимаю, что это сон. Он приходит так часто.

Но знание не избавляет от животного страха.

Я падаю. И он не уходит. Мои глаза крепко зажмурены, я не осмеливаюсь посмотреть. Не могу видеть, что будет дальше. Не могу...

Кричу, но чья-то рука зажимает мне рот, заглушая крик. Вырываюсь, но сильные руки твердо обнимают меня, покачивая из стороны в сторону. Голос успокаивающе шепчет мне в волосы: «Шшш, Рейн. Все хорошо. Я с тобой».

Я открываю глаза, и, когда рассудок возвращается ко мне, он убирает руку с моего рта. Катран. Это был всего лишь сон. Опять тот же самый? — спрашивает он. Я киваю, дрожа, еще не в состоянии говорить, охваченная другим страхом. Страхом потерять частичку себя.

Глаза распахиваются в темноте. Страх из сна быстро сменяется шоком. Мой повторяющийся сон, который, как я всегда считала, из того времени, когда я была Зачищенной? Но этого не может быть, если в его сегодняшней вариации есть хоть доля правды. Если мне снился этот кошмар, когда там был Катран, значит, этот повторяющийся сон снился мне еще во время тренировок с Совами. До того, как меня поймали лордеры. До того, как меня зачистили.

Но Катран, успокаивающий меня? Обнимающий? Должно быть, это вымысел моего подсознания. Такого просто не могло быть. Но если я отвергаю этого заботливого Катрана, того, которого не знаю, то возникает вопрос: не выдумка ли в таком случае и остальная часть сна? Но я чувствую, знаю, что нет. Он кажется более правдивым, более реальным, чем все, что было раньше.

И есть что-то еще, скрывающееся в этом сне. Оно так близко, что я почти могу дотянуться и коснуться его пальцами, но оно вновь ускользает.

Я крепко сжимаю кулаки, борясь с порывом закричать в отчаянии от этих провалов в памяти, но в то же время душу точит холодный червячок сомнения.

А действительно ли я хочу знать?

ГЛАВА 25

— Пошли.

Всего одно слово тихим голосом, вот и все. Этого лордера я не знаю; он идет вперед, не оборачиваясь. Не сомневается, что я пойду следом. Я раздумываю, не дать ли деру, но какой смысл? Двигаю за ним, держа его в поле зрения в толпе учеников, переходящих из класса в класс. Это нетрудно, так как они расступаются перед ним, и я просто топаю по образовавшемуся коридору в переполненном фойе.

Он открывает дверь какого-то кабинета в административном здании, входит и оставляет ее приоткрытой. Я быстро оглядываюсь по сторонам. Хотя Нико и должен быть сейчас в блоке естествознания, но кто знает? Впрочем, ни его самого, ни кого другого из знакомых не видно.

Дверь, к которой я подхожу, не похожа на другие. На ней нет ни дощечки с именем, ни номера.

Стучу и вхожу.

Лордер, за которым я шла, стоит по стойке «смирно» сбоку от стола. За столом сидит Коулсон.

— Садись, — велит он. Стул только один, по эту сторону узкого стола лицом к нему, чересчур близко, но делать нечего. Я сажусь. — Говори.

Я натужно сглатываю, в горле вдруг пересыхает.

— Симпатичный кабинет, — выдавливаю из себя я.

Он никак не реагирует, но холод в комнате резко усиливается от одного лишь осознания того, что я здорово влипла.

Повисает напряженная тишина.

Когда врешь, лучше всего говорить правду. Или что-то близкое к ней.

— Какие-то планы, возможно, есть, но никаких подробностей я не знаю.

Коулсон слегка наклоняет голову вбок, размышляя. Лицо его, как всегда, ничего не выражает.

— Не густо, — говорит он наконец. — Что за планы?

От страха мои мозги отказываются работать. Что можно и чего нельзя говорить — полнейшая загадка, и чем дольше его глаза буравят меня, тем глубже я впадаю в ступор. В голове пусто. Но пока я не найду Бена, пока не предупрежу его, чтобы спрятался там, где Коулсон не найдет его, этот лордер должен думать, что я соблюдаю наш договор. Должен. Мне нужно сказать ему что-нибудь.

— Возможно, планируются скоординированные нападения, но это все, что мне известно.

Я не знаю ни где, ни когда, — выпаливаю я и тут же содрогаюсь в душе. Нико — часть этих планов. Мне нельзя сказать ничего, что приведет их к нему или к другим.

Он сверлит меня холодным взглядом. Часы на стене у меня за спиной тикают громко и как будто медленнее обычного, словно растягивая тягостные секунды. Его глаза видят меня насквозь, видят прорехи в том, что я говорю, о чем умалчиваю.

— Ходят такие слухи. Некоторые... признания позволяют предполагать подобное. Что еще?

— Больше я ничего не знаю. — Эти слова едва не застревают у меня в горле.

Звенит звонок на следующий урок, и я буквально подпрыгиваю. По его глазам вижу: он знает, что я недоговариваю, что не все ему сказала.

Чувствую, как краска сбегает у меня с лица. Он улыбается, но мне от этого не становится легче.

— Сейчас можешь идти, нельзя опоздать на математику.

Я подпрыгиваю со стула и несусь к двери. Ему даже известно, какой у меня следующий урок?

— Э, Кайла?

Я приостанавливаюсь.

— Считай, что тебе сегодня повезло. Я не слишком терпеливый человек. В следующий раз мне будет нужно больше информации. Мне нужны все подробности. Ступай, — рявкает он, и я пулей выскакиваю за дверь.