Штуцер и тесак (СИ) - Дроздов Анатолий Федорович (полная версия книги .TXT) 📗
Отсвет славы великого полководца пал и нас. Не успела толпа разойтись, как к нам подъехал на гнедом жеребце офицер с аксельбантами на мундире.
– Командующий велел разместить вас, – сказал Спешневу. – Следуйте за мной.
Перед этим я успел переговорить с графиней. Она вышла из дормеза с дочерью, чтобы посмотреть на ликующих смолян. Увидев меня, сделала знак приблизиться. Я спешился и, поручив Мыша какому-то мальчишке, который радостно схватил повод, пробился через толпу к дормезу.
– Я замолвила за вас словечко князю, – сказала графиня. – Он обещал помочь и непременно сделает. Петр Иванович – обязательный человек. Если выйдет, поговорю и с Барклаем. Он, хоть и немец, но человек порядочный. Покойный Юрий Никитич ему в свое время помог.
– Благодарю, Наталья Гавриловна! – поклонился я. – Не знаю, смогу ли когда-либо отплатить за доброту. Но я этого не забуду.
– Пустое! – отмахнулась она. – Я тебе должна. Не забывай нас, Платон, когда взлетишь высоко! Присылай весточки. Я не собираюсь задерживаться в Смоленске. Скоро здесь будет Бонапарт, и неизвестно, удастся ли его побороть Михаилу Богдановичу и Петру Ивановичу. Широко шагает француз! Отправлюсь в Москву. Там и отсидимся.
– Ни в коем случае!
Графиня удивленно посмотрела на меня.
– Москва падет, – сказал я вполголоса. – Не оставайтесь там.
– Что ты говоришь?! – возмутилась графиня, затем притихла и внимательно посмотрела на меня. – Не врешь?
– Да, – кивнул я. – К сожалению, это неизбежно. А затем мы погоним французов обратно.
– Кого другого удавила бы за такие слова, – сказала графиня. – Но тебе верю. Не говори этого более никому – убьют.
– Не буду, – пообещал я.
– Поеду в Тверь, – сказала графиня. – Неподалеку от нее имение мужа старшей дочери. Сами они в Москве живут, но я их предупрежу. Запомни адрес: Тверская губерния, сельцо Никольское, имение Завидова, мне. Прощай, Платон, не знаю свидимся ли. Храни тебя Господь! – она перекрестила меня.
Я склонился и поцеловал сухую руку графини.
– Прощайте, Платон Сергеевич! – дрожащим голоском сказала Груша. – Не забывайте нас!
– Ни за что! – пообещал я и поцеловал девичью ручку. От нее приятно пахло розовым маслом.
Так и расстались. Офицер, оказавшийся адъютантом генерал-квартирмейстера Багратиона, отвел нас за стены в предместье.
– Занимайте этот дом, штабс-капитан, – сказал, указав на деревянное одноэтажное здание за оградой. – Егерей разместите в соседних.
После чего ускакал. Мы пошли «размещаться». Принимать на постой солдат и офицеров – обязательная повинность горожан в этом времени и далеко не самая приятная. Но встретили нас душевно – видимо, вследствие патриотического подъема в стране. Нам со Спешневым выделили комнату в доме, солдат разместили по избам и сараям. Нормально по летнему времени. Для лошадей отыскались конюшни неподалеку. Они пустовали – коней забрали для армии. Сено и овес для лошадок нашлись у владельца конюшен, и тот согласился принять в уплату расписку. Радушные хозяева накормили нас со Спешневым, солдатам обещали сварить обед. Я чувствовал себя неловко. Чрез несколько дней эти дома сгорят, а их владельцы, если не погибнут, останутся без крова над головой. Смоленску и его жителям не везло в войнах. Много раз его осаждали враги. Досталось от поляков, французов, немцев. Вот такая судьба…
После обеда мы со Спешневым и Синицыным отправились в город – каждый по своим делам. Спешнев собирался потолкаться у резиденции Багратиона, узнать, как скоро прибудет его полк, и чем заниматься роте. Получится – показать генералу новые пули и фальшивые деньги. Я вознамерился купить себе кое-что из одежды, пока лавки работают. Надоело ходить в обносках. Ну, и в аптеки заглянуть. Купить спирта, настойку опия, другие лекарства – какие найдутся. Повезет – разживусь хирургическим инструментом. У меня даже скальпеля нет… Фельдфебель нес за спиной ранец – явно непустой, и не стоило мучиться догадками, что в нем. Спешнев поехал верхом, Синицын – тоже, я же отправился в повозке под управлением Пахома. У меня шопинг – не в руках же покупки носить.
К моему удивлению, в смоленских лавках и аптеках нашлось многое. Не скажу, что купил все, но не разочаровался. Торговаться почти не пришлось. Приказчики и аптекари, услыхав, что покупаю для армии, сбавляли цену. Доказательством моих слов служил Пахом, который заходил следом и смотрел на торговцев, как на тифозную вошь. Городских он отчего-то не любит, а торговцев – особо. Почему, не знаю. Мне уступили даже при покупке одежды – возможно, купец, предвидя неприятности, распродавал товар. Я обзавелся однобортным сюртуком из темно-зеленого казинета [80], такими же панталонами и картузом. Купил рубаху и смену белья. От туфель отказался, хотя купец их отчаянно впаривал. Похоже, он решил, что я чиновник, поскольку убеждал, что в присутствие [81] в сапогах не ходят. Обошлось все это удовольствие в 120 рублей, почти столько оставил в аптеках – дорог медицинский инструмент! но я не переживал. Деньги еще будут, а в своем охотничьем костюме я выделялся на городских улицах – замечал по многочисленным взглядам прохожих.
Отправив Пахома с покупками обратно и купив ему штоф водки, я зашел в ресторацию, где вкусно поел, заплатив всего рубль ассигнациями. И это с вином! К своему временном пристанищу я возвращался в благодушном настроении: жизнь, если и не удалась, то судьба повернулась ко мне светлой стороной. Рано размечтался!
Во дворе дома, где мы разместились, обнаружился незнакомый офицерик, вышагивавший у крыльца. При этом он сердито постукивал хлыстом по голенищам щегольских кавалерийских сапог. Неподалеку перебирала ногами лошадь под седлом. Увидев меня, офицерик рванул навстречу.
– Руцкий?
– Да.
– Где ты ходишь, скотина?!
Ах, ты!.. Терпеть не могу хамов, тем более, наглых.
– Тебе что за дело, петух крашенный?
– Да, ты!..
Хлыст взлетел в воздух. Ну, я тебе не крепостной! Шаг вперед, перехватить кисть, завести руку на спину… Офицерик согнулся, едва не ткнувшись носом в голенище собственного сапога. Теперь забрать хлыст из ослабевшей ладони… Я отпустил руку петуха, едва удержавшись от желания пнуть его в туго обтянутый рейтузами зад. Просто оттолкнул. А теперь… Хрясь! Деревянный прут легко разломился на колене, и обломки его упали в пыль.
– Ты!..
Отскочивший офицерик потащил из ножен саблю. Плохо дело. Если нападет, придется гасить. А это расстрел…
– Не трожь княжича, ваше благородие!
Я повернул голову – егеря. Словно из земли выросли. У двоих в руках ружья, и штыки их смотрят в грудь петуха.
– Бунт!.. – голос офицерика сорвался на фальцет. Внезапно он побледнел: – Княжич?
– Платон Сергеевич Руцкий, сын князя Сергея Васильевича Друцкого-Любецкого, – кивнул я. – С кем имею честь?
– Корнет Боярский Валентин Юлианович, – выдавил петух. – Извините, ваше…
– Не нужно титулов, – отмахнулся я. Не то назовет сиятельством – отмазывайся потом. – Чем обязан?
– Его сиятельство князь Багратион повелел доставить к нему лекаря Руцкого. Но, позвольте, разве вы…
– И лекарь тоже, – упредил я. – Что ж. Негоже заставлять князя ждать, – я повернулся к егерям, которые, сообразив, что сделали, стояли с ружьями к ноге. – Коня мне! Живо!
Не прошло и пяти минут, как передо мной стоял оседланный Мыш. Я достал из саквы тесак и перебросил перевязь через плечо. В армии все ходят с оружием. Я хоть не служу, но положение обязывает. В городе видел штатских со шпагами. Мне она не положена – это привилегия дворян, но тесак тоже ничего, смотрится внушительно. Бросив саквы на землю – подберут, я взлетел в седло – наловчился. Боярский вскочил в свое. Я демонстративно вытащил из седельной кобуры пистолет и проверил, есть ли порох на полке. Затем проделал ту же манипуляцию со вторым. Корнет наблюдал за этими манипуляциями с тревогой в глазах. Так тебе, петух! А то бросаешься с хлыстом на приличных людей…
