Штуцер и тесак (СИ) - Дроздов Анатолий Федорович (полная версия книги .TXT) 📗
– Так считает Бонапарт.
– Это он тебе лично сказал? – усмехнулся Багратион, но я увидел, что лесть угодила в цель.
– Нет, конечно, ваше сиятельство! Слышал от маршала Виктора. Он был встревожен планами Бонапарта и сомневался в успехе этой кампании.
– Тем не менее, не воспротивился, – буркнул Багратион.
– У французов не принято возражать императору.
– Узурпатору! – поправил Сен-При.
– Именно так, ваше сиятельство, – поддакнул я.
– Расскажи об Испании, – сказал Багратион. – Это правда, что англичане ложатся под артиллерийским огнем?
Ага, Спешнев рассказал…
– Истинно так, ваше сиятельство. Французы умело используют пушки. Не удивительно, если вспомнить, что Бонапарт в прошлом артиллерийский офицер. Они сосредотачивают огонь против главной цели, сводя в батареи десятки орудий. Бьют из них даже при угрозе захвата пушек – пока последний артиллерист не ляжет у лафета, и тем самым обеспечивают успех сражению.
Багратион и его генералы переглянулись. Проняло. Внимайте! Сейчас в русской армии господствует мнение, что пушки ни под каким предлогом не должны достаться врагу – слишком ценное оружие. Артиллерию выводят из боя при малейшей угрозе, тем самым снижая эффект от ее воздействия. Только под Бородино командующий артиллерией Кутайсов отдаст свой знаменитый приказ: «Подтвердить от меня во всех ротах, чтобы они с позиций не снимались, пока неприятель не сядет верхом на пушки… Артиллерия должна жертвовать собою; пусть возьмут вас с орудиями, но последний картечный выстрел выпустите в упор, и батарея, которая таким образом будет взята, нанесет неприятелю вред, вполне искупающий потерю орудий».
– Англичане научились этому противостоять, – продолжил я. – Как только французы подкатят пушки и начинают палить, приказывают своим полкам лечь. Ядра и картечь летят поверху, не задевая солдат и офицеров. Тем временем стрелки из 95-го полка ведут огонь по артиллерийской прислуге. Стреляют так метко, что порою приходится ее трижды менять.
– Слыхал о твоих пулях, – кивнул Багратион. – Штабс-капитан рассказал. Дело хорошее, но штуцеров у нас мало, так что большой пользы не будет.
– Если все оставить, как есть.
– А что предлагаешь? – заинтересовался командующий.
– Забрать штуцеры в обычных частях, где от них мало толку, и передать егерям. Отобрать из тех самых метких стрелков и свести в команды, поставив задачу выбивать дальним огнем артиллерийскую прислугу и офицеров противника.
– Штуцеров все равно не хватит, – сказал Вистицкий.
– Можно использовать и гладкоствольные ружья. Вот, – я достал из сумки длинную пулю – специально захватил. – Если сделать ее под калибр обычного ружья, но вдвое короче и с выемкой на тыльной стороне, она полетит почти как штуцерная [82]. Газы разопрут ее и прижмут к стенкам ствола. Выстрел выйдет дальше и точнее.
– Говорю с тобой, и забываю, что с лекарем, – сказал Багратион. – Хоть сейчас в штаб бери. Согласен? – он посмотрел на Сен-При.
– Пожалуй! – кивнул он. – Только вот в каком качестве? Статский без чина, кто станет его слушать?
– Твоя правда, Эммануил Францевич, – согласился Багратион. – Но офицером сделать его не могу – это право государя.
– Не нужно меня в штаб! – поспешил я. – Оставьте при егерях.
– И что будешь делать? – спросил Багратион.
– Бить французов. Я рассказал, как воюют англичане, почему бы не перенять, начав с роты штабс-капитана Спешнева? Создать из нее команду, в которой вооружить егерей штуцерами, если возможно. Если не выйдет, отольем для ружей новые пули. Пусть остаются при нас вывезенные орудия. Нужно только дать артиллеристов и заряды. Ядер к четырехфунтовкам не сыскать, но картечь сгодится. В результате выйдет отряд быстрого реагирования, который легко перебросить на нужный участок фронта – егеря-то конные.
– Побьете Бонапарта? – улыбнулся Багратион.
– Побить не побьем, но укусим больно. Долго чесаться будет.
Багратион захохотал. Его поддержали генералы.
– Повеселил, – сказал командующий, отсмеявшись. – Рвешься в бой, Руцкий?
– Да, ваше сиятельство.
– Отчего? Мог бы остаться лекарем – их в армии не хватает. Прикажу – и возьмут, на такое моей власти хватит.
– Вы ведь знаете о моем положении, ваше сиятельство?
Багратион кивнул. Ага, графиня рассказала.
– Хочу вернуть если не титул, то дворянское звание. Сделать это можно, отличившись в бою.
– Похвально, – кивнул командующий. – Что ж, Руцкий! Дерись храбро и с умом. Отличишься, лично напишу государю ходатайство на офицерский чин. А пока – вот! – он достал из шкатулки серебряный крест на черно-желтой ленте и встал. – Подойди!
Я обогнал стол и встал напротив Багратиона. Тот накинул ленту с крестом мне на шею и завязал ее сзади. По удивленным лицам генералов я понял, что мне оказали великую честь.
– Носи с честью, – сказал командующий, отступив. – Это за убитых тобой гусар и поляков.
– Благодарю, ваше сиятельство! – сказал я, вытянувшись. – Служу престолу и Отечеству!
– Служи! – кивнул Багратион. – За государем и богом не пропадет. Иди, Руцкий, и ты, штабс-капитан! Нам нужно совещаться.
– Во что ты меня втравил? – спросил меня Спешнев в коридоре. – Какая команда? Зачем?
Вот ведь тормоз!
– Напомни, мне, Семен, – ответил я, встав в позу строгой учительницы, – кто еще на днях переживал, что его накажут за то, что отстал от своих? И что в итоге? Этого человека представили к ордену и чину.
Спешнев насупился.
– Хочешь быть майором, Семен? – добавил я. – А еще лучше – полковником?
– Куда мне? – вздохнул он. – Не по Сеньке шапка.
– Будешь слушать меня – станешь.
– Если не убьют, – проворчал он.
– Убить могут и в полку, там даже скорее. Забыл, как едва не сгинул под Салтановкой? А так будешь воевать на виду у командующего и, если отличишься, наградой не обойдут. Снабжение опять-таки лучше.
– Подведешь ты меня под монастырь! – покачал он головой, но уже без уверенности в голосе.
– Смотрите соколом, господин штабс-капитан! – улыбнулся я. – Нас ждут великие дела.
– Покажи! – он шагнул ко мне и, взяв крест, перевернул его тыльной стороной. – Без номера. У меня другие, – он достал из сумки горсть крестов без лент.
– Видимо нашелся один для статского [83], - пожал я плечами.
– Кому будем вручать эти? – спросил он.
– Кухареву и Синицыну – непременно. Насчет остальных пусть сами решают.
– Не передрались бы! – засомневался Спешнев. – У георгиевского кавалера жалованье на треть выше и телесным наказаниям подвергать нельзя.
– Скажи, что это только начало. Будут воевать храбро – и им достанется.
– Пожалуй! – согласился Спешнев.
Мы вышли во двор, и тут к нам подлетел уже знакомый мне корнет.
– Платон Сергеевич!..
Он умолк, уставившись на мой крест.
– В чем дело, корнет? – спросил Спешнев.
– Виноват, господин штабс-капитан! – вытянулся Боярский. – Дозвольте обратиться?
– Обращайтесь, – пожал плечами Семен.
– Хочу пригласить Платона Сергеевича на дружескую вечеринку в ресторацию. И вас тоже, – добавил он торопливо.
– Это с чего? – удивился Спешнев.
– От штабных узнал, что вы славно воевали с французом. Наш гусарский полк недавно сформировали, никому в деле поучаствовать не довелось. Хотелось бы услыхать, как это – бить супостата? Ну, и выпить за ваше здоровье. Не откажите, ваше благородие!
– Что скажешь? – Спешнев посмотрел на меня.
– Отчего не уважить? – пожал я плечами.
– Ведите, корнет! – кивнул штабс-капитан.
И Боярский повел…
Глава 11
Разбудила меня музыка. Где-то в отдалении пели трубы и грохотали барабаны. Сев на перине, которую выделили мне добрые хозяева, я прислушался. Не показалось: в открытое по летнему времени окно вливалась музыка духового оркестра. Это что? Отбросив одеяло, я торопливо оделся. Бросил взгляд на Спешнева – тот спал на своей койке, отвернувшись к стене. Перебрал вчера его благородие. Угощали гусары от души. Я-то думал, что посидим втроем: я, Спешнев и корнет, но в ресторацию явился в полном составе офицерский состав эскадрона Боярского. Оккупировали большой стол в ресторане – и понеслось. Я на вино не налегал – не любитель, зато Семен не пропустил ни одного тоста. Не осуждаю – его можно понять. Долгое блуждание по тылам, бой с поляками, встреча с Багратионом и его генералами, разговор с ними, который неизвестно чем мог кончиться… Слишком много впечатления для рядового пехотного офицера, вот и расслаблялся человек.
