Рыцари порога.Тетралогия - Корнилов Антон (книга регистрации .TXT) 📗
Строй гаэлонского воинства зашумел. Крайний в переднем ряду рыцарь тронул поводья, и его конь прошел несколько шагов вперед, освобождая дорогу всаднику, выехавшему к Гилмо.
Всадник этот был очень тучен. Из доспехов на нем были только кираса, надетая поверх великолепного камзола, и шлем. Длинный плюмаж из белоснежных перьев спускался с железной макушки до самого конского крупа. В проеме открытого забрала виднелось безбородое холеное лицо с очень крупными носом и губами. Вероятно, изза этих физиономических особенностей всадник больше походил на добродушного бражника, чем на воякурыцаря.
– Ты, капитан, один из самых храбрых людей, которых мне приходилось встречать, – голосом хриплым и задыхающимся, как у всех страдающих чрезмерным весом, проговорил всадник с белым плюмажем. – Или один из самых глупых. Меня зовут сэр Гарпон Беарионский. Тебе известно мое имя?
– Я слышал его, милорд, не далее как три дня назад, – ответил Гилмо. – Когда мне передали приказ пропустить вас и вашу свиту на земли великого Марборна.
– Тогда чего ради ты устраиваешь всю эту канитель? – усмехнулся барон. – Это чудо, что мои люди не зарубили тебя…
– Мне было приказано пропустить вас, милорд, и вашу свиту, – повторил капитан. – Но не войско в полторы сотни мечей. И не войско в… более чем три сотни мечей, что идет по тропе следом, как мне только что доложили.
– Пятьсот мечей, – спокойно поправил сэр Гарпон. – Это – отряды королевской гвардии Гаэлона.
– Вы понимаете, что это значит, – сказал Гилмо. – И я понимаю, что это значит. Я не могу пропустить сюда столько ратников, милорд. А вы и ваша свита могут проехать.
За спиной барона ктото из рыцарей гневно фыркнул. Сэр Гарпон Беарионский поднял руку, требуя тишины.
– Что ж, – сказал он. – Такой поступок достоин уважения. Счастлив король, которому служат такие воины, как ты, капитан.
– Я приносил клятву верности его величеству Марлиону Бессмертному, да восславится в веках память о нем, – сказал Гилмо. – Никому более я не клялся.
– Поехали со мной, капитан, – предложил вдруг барон. – Ты немолод, но… твердости твоего сердца позавидует любой юноша. Поехали со мной, не пожалеешь.
– Как это я поеду с вами, милорд? – удивился Гилмо. – Мое место здесь. Крепость с гарнизоном в полсотни ратников вверена мне. Что же мне, бросать их?
Барон хрипло рассмеялся – его смех был почти неотличим от кашля.
– Действительно, – произнес он. – Об этомто я и не подумал. Что ж… – Гарпон вдруг помрачнел. – Дело ясное…
– Хочу еще предупредить вас, милорд, – сказал капитан. Было заметно, что ему приятен разговор с бароном, тогда как гаэлонские рыцари таращились на собеседников с явным недоумением. – Я послал гонцов в близлежащий город с сообщением о том, как велика на самом деле ваша свита.
– Предусмотрительно, – кивнул Гарпон. – Только, мне кажется, одного или двух гонцов было бы вполне достаточно. Незачем, капитан, посылать сразу несколько десятков.
Гилмо обернулся. За его спиной осталось менее дюжины ратников. Остальные поспешно отступали по тропе – к подъему на Орлиное плато. Заметив, что их капитан смотрит на них, ратники с осторожной трусцы перешли на бег.
– В последний раз велю тебе, – повысил голос барон. – Уйди с дороги!
Капитан вынул из ножен меч. Рыцари и оруженосцы вразнобой завопили. Легко и свободно стало Гилмо. Впервые за два года вакханалии, в которую был погружен его родной Марборн, душа капитана обрела устойчивый покой.
– Я не имею права, – сказал он.
Казалось, барон и не ждал иного ответа. Зачемто кивнув Гилмо – точно на прощание, – он развернул коня и поскакал вдоль скальной стены.
Пятерка рыцарей кинулась на капитана, точно псы, спущенные с цепей. Гилмо успел только размахнуться своим мечом, но мощным ударом его вышибли из седла и затоптали копытами. Из семерых оставшихся с ним ратников гарнизона только трое попытались оказать сопротивление, но были тут же зарублены. Остальные четверо бежали. Их догнали у самого подъема на плато.
Железный поток загремел дальше на юг, в сердце королевства Марборн, к Уиндрому.
ГЛАВА 2
Крафийский Сирис здорово отличался от любого крупного города Гаэлона. Городские здания поражали своими размерами: даже в Дарбионе редко можно было найти дом в три этажа, а здесь и пятиэтажные громады не являлись редкостью. И – сколько ни смотри – нельзя было отыскать пару не то что одинаковых, а даже и похожих друг на друга домов. Создавалось такое впечатление, что архитекторы, подчиняясь прихоти хозяев, изо всех сил стремились придать каждому строению уникальный вид. От обилия лепных украшений на стенах; каменных фигур обнаженных великанов и сказочных чудищ, как бы держащих на своих могучих плечах или раскинутых крыльях крыши; от множества облеплявших основное здание узеньких башенок, явно имевших чисто декоративное назначение, потому что поместиться в такую башенку мог бы разве что ребенок, – рябило в глазах. На фронтонах многих домов красовалась статуя какогонибудь божества (чаще всего, конечно, можно было увидеть фигуру Алы Прекрасной или Безмолвного Сафа), а иногда встречались и целые скульптурные композиции. Словом, чужестранец, впервые оказавшийся в Сирисе, мог бы подумать, что крафийцы строят дома вовсе не для того, чтобы жить, а для того, чтобы любоваться ими… Мощенные белым камнем улицы были довольно широки и поэтому – светлы; высокие здания не заслоняли от горожан солнечного света. На каждом перекрестке обязательно помещался либо фонтан, либо статуя, очевидно установленная в память какоголибо знатного горожанина. Центральные улицы Сириса кишели народом, но нельзя было встретить на них ни одного всадника (равно как и кареты или телеги) – только крытые паланкины, несомые четырьмя или шестью слугами, изредка величественно рассекали гомонящую толпу…
Правда, как отметил Гархаллокс, шагая по течению людского потока, и в просвещенной Крафии горожане предпочитали не выносить помои в канавы, а выплескивать их из окон на улицу. Да и нищих в Сирисе оказалось почемуто много больше, чем в том же Дарбионе. Или, может быть, то были не нищие, а какиенибудь уж очень выдающиеся ученые мужи, настолько погрузившиеся в свой внутренний мир, что всяческие обычаи мира внешнего ничуть их не волновали…
Здесь, в центральной части Сириса, дыхания войны совсем не чувствовалось. Знатные и богатые не покидали родных домов; к тому же, казалось, в городе не было ни одного ратника, кроме тех, конечно, что днем и ночью выхаживали по городской стене. Ее величество королева Крафии Киссиария Высокомудрая распорядилась все войска из близлежащих городов стягивать к предгорным рубежам, где продолжали полыхать заставы, а мелкие стычки начинали перерастать в полномасштабные сражения… Королева в далеком Талане и помыслить не могла о том, что горцы осмелятся на чтото большее, чем нападения на пограничные заставы и близлежащие к Белым горам селения. Сколько уже лет длится вражда с горцами, а ни разу еще не случалось такого, чтобы эти грязные варвары смогли взять хотя бы один из крафийских городов.
«Все когданибудь бывает в первый раз, – думал по этому поводу Гархаллокс. – Киссиарии невдомек, что на этот раз все совсем не так. Вовсе не линдерштернцы угрожают Крафии. А те кто смотрят, действующие руками горцев. Те кто смотрятиграют наверняка. И близок час, когда к сердцу Крафии, уничтожая все на своем пути, хлынет полудикая орда, вооруженная смертоносным орудием, секрет действия которого неведом просвещенным крафийцам. Да и в Талане, кажется, еще не верят в существование этого оружия…»
Бывший архимаг на ходу горько усмехнулся этой своей мысли.
Он прожил в каморке Клута около недели. И эта неделя показалась Гархаллоксу вечностью. Каждое утро Клут уходил в сад и возвращался только к полудню. Они вместе обедали (садовник господина Варкуса питался преимущественно просяной похлебкой, кукурузной кашей и кукурузным хлебом), за едой обсуждая положение на границах королевства. Затем Гархаллокс снова оставался один – до самого вечера. Бывало и такое, что Клут не приходил обедать. Дважды он не являлся и ночевать. Тогда архимаг в великом беспокойстве мерил шагами каморку, борясь с искушением выйти наружу. Но так ни разу и не вышел. Исходя из того, что новый товарищ настойчиво советовал ему не покидать убежища, Гархаллокс сообразил: Клут все же верил в возможность слежки. И, кажется, проверял архимага – не проявит ли тот себя в чемто подозрительном… Както раз, спросив Клута прямо, почему он медлит представить его Хранителям – Гархаллокс получил ответ:
