Орион и завоеватель - Бова Бен (читать книги бесплатно полные версии .txt) 📗
– Нет, мне не достичь нирваны, – однажды признался я Кету.
Мы обедали в надежно охраняемом караван-сарае. Отряд наш уже приближался к Сузам, у которых оканчивалась Царская дорога. Здесь чувствовалась власть Царя Царей.
– О, это требует времени, – мягко отвечал мой собеседник, сидевший напротив меня за столом. Нам предоставили отдельную комнату, поскольку Кету сказал хозяину постоялого двора, что является послом Царя Царей. – Нужно прожить не одну жизнь, чтобы достичь блаженства.
Я покачал головой:
– Нет, едва ли мне суждено когда-нибудь достичь нирваны. Похоже, что я вовсе не хочу этого.
– Но тогда ты будешь в страданиях проживать жизнь за жизнью… И мучиться, как и прежде.
– Возможно, для этого и созданы люди.
Кету не стал спорить.
– Возможно, – согласился он, разумеется оставшись при своем мнении. – В двух неделях пути отсюда на юге находится могучий город Вавилон. Что ты о нем помнишь? – полюбопытствовал он.
Я напряг память, но мне ничего не приходило в голову.
– Может быть, висячие сады? – предполагал Кету. – Или великий зиккурат?
Нечто далекое шевельнулось в памяти.
– Урук, – услышал я собственный голос как бы со стороны. – Помню царя Гильгамеша и друга его Энкиду!
– Ты знал их? – В голосе индуса послышался трепет.
Я кивнул, все еще стараясь сделать свои воспоминания более отчетливыми.
– Кажется, я был Энкиду, – сказал я. – И дружил с Гильгамешем.
– Но это было в самом начале времен, – прошептал Кету.
– Нет, – отвечал я. – Всего лишь давным-давно, но не в самом начале.
– Ах, если бы ты мог вспомнить побольше!
Я с трудом улыбнулся:
– Друг мой, вижу, и ты еще не избавился от желаний.
20
Наконец мы прибыли в Сузы, но я почти не видел города.
Нам, грекам, велели расположиться лагерем снаружи его внушительных стен, тем временем Кету направился во дворец в сопровождении отряда воинов Царя Царей.
Он явился несколько часов спустя с расстроенным видом.
– Великий царь вместе с двором уже переехал в Парсу. Нам нужно отправляться туда.
Парсой называли весеннюю столицу; города этого не знали ни Филипп, ни даже Аристотель. Настанет время, и Александр назовет его Персеполисом. И мы отправились в Парсу. Нас сопровождал отряд персидских всадников, уздечки коней были покрыты золотом, упряжь украшена серебром. Окруженные этим великолепием, мы ехали на восток по бурой пустыне навстречу горячим ветрам.
Наконец добравшись до места, мы увидели Парсу, дивное селение, которое нельзя было назвать городом в полном смысле слова.
Старый Дарий – тот, что первым вторгся в Грецию почти два столетия назад, – возвел Парсу как памятник себе. Раскинувшись на обожженных солнцем бурых холмах у подножия массивной гранитной возвышенности, Парса казалась высеченной из камня. Могилы Артаксеркса и других великих царей были глубоко врезаны в утес.
Парсу нельзя было считать городом. Тут не имелось частных домов, рынка, только царский дворец, где персидский владыка проводил вместе с придворными несколько весенних месяцев. Конечно, слуги не покидали эти места целый год, но они просто приглядывали за порядком во дворце от одного визита царя до другого.
Дворец был великолепен и огромен… больше Пеллы, величественнее Афин. В нем без труда размещался даже колоссальный гарем Царя Царей. Приемный зал, где собирался весь двор, дабы предстать перед лицом государя, принимавшего здесь просителей, был воистину велик. Целых сто колонн поддерживали широкую крышу, повсюду высились грандиозные изваяния: вызолоченные огромные крылатые быки, львы с человеческими головами или люди с мордами зверей. Македонцы привыкли к изображениям львов; в Афинах же все статуи изображали людей – мужчин и женщин, – даже когда они представляли богов и богинь.
Мне персидская архитектура казалась тяжелой, напыщенной, даже уродливой по сравнению со стройным, изящным Парфеноном. Массивные сооружения своей величиной должны придавить смертного, показать его ничтожество перед властью Царя Царей, как делалось это у Нила при строительстве дворцов фараонов и пирамид. Города и храмы греков, более скромные по размерам, не действовали на людей угнетающе. И без того грандиозные строения персов были украшены золотом и лазуритом, слоновой костью из Индустана и сердоликами с далеких гор, именуемых Крышей Мира.
Однако, невзирая на богатство и великолепие – или же, напротив, из-за него, – царский дворец казался мне просто роскошным, а не величественным.
Лица придворных отличались фантастическим разнообразием. Тысячи племен покорились царю Персии. По дороге в Парсу мы проехали Фригию, Каппадокию, Сирию и древнее Междуречье, землю шумеров, миновали горы Загроса и Иранское нагорье. Но лишь теперь я воочию убедился, что Персидское царство объединяло множество земель и народов. Я встретил смуглых эламитов, парфян в тюрбанах, мидян с оливковой кожей, стройных строгих бактрийцев, горцев с орлиным взором, обитателей Крыши Мира. Сами персы представляли незначительное меньшинство среди других народов. Во дворце можно было услышать сотню различных языков, а перед здешними непрекращавшимися интригами мелкие заговоры Пеллы казались детскими играми.
Дарий лишь недавно взошел на трон после убийства предыдущего Царя Царей. Империя бурлила, и новый царь еще должен был утвердить свою власть в далеких краях. Путешествуя по Царской дороге, мы видели признаки хаоса. Здесь же, в Парсе, было заметно, как старается Дарий укрепиться на престоле.
Нам предоставили небольшой дом недалеко от дворца, в той части города, где размещалось войско. Македонцы скоро узнали о гареме царя и принялись подшучивать, говоря, что они не прочь облегчить бремя одиночества женщинам, которые наверняка не часто видят своего мужа.
– Ты хочешь сказать, что у него две сотни жен? – спросил один из моих людей за ужином в первую ночь после прибытия в Парсу.
– Это просто наложницы, – объяснил Кету, – а не настоящие жены.
– Но они принадлежат ему?
– Безусловно.
– И все эти женщины знают одного только царя?
– Если любая из них просто посмотрит на мужчину, ее ждет смерть.
На противоположном конце стола кто-то засмеялся:
– Что ж, пусть не открывают глаз.
– А вот обнаруженного в гареме мужчину, – продолжил Кету весьма серьезным тоном, – в течение многих дней рубят на части… начинают с половых органов.
Тут шутники примолкли, но ненадолго.
– А что – может быть, удовольствие и стоит риска, – проговорил один из македонцев, – особенно если представится возможность вкусить ласки множества красавиц, прежде чем тебя изловят.
– Ну да, – согласился другой, – после такой работы ты все равно уже будешь ни на что не годен.
К моему удивлению, Кету взял меня на аудиенцию у Царя Царей.
– Я хочу показать Дарию людей, которые служат Филиппу, – сказал индус, и лицо его озарилось теплой улыбкой. – К тому же, мой друг, тебя, вне сомнения, снедает желание своими глазами увидеть правителя столь могучей державы.
Мне пришлось признать, что он прав. Любопытство – еще одна преграда на моем движении по пути Будды.
Через три дня после того, как мы объявились в Парсе, нас вызвали в огромный зал с сотней колонн. На Кету было его самое пышное одеяние, в котором удивительным образом с ярким красным цветом сочетался золотой блеск. Я отполировал свой бронзовый панцирь так, что он стал гореть огнем. Оружия в присутствии Царя Царей никому носить не позволяли. Однако, не думая об этом, я прихватил свой кинжал, спрятав его под полой хитона – настолько он сросся со мной.
Приемы у Царя Царей проходили по строгому протоколу. Все утро знаток дворцовых обычаев, пожилой перс, руки которого тряслись после перенесенного удара, учил нас простираться учтиво перед троном, смотреть на царя, правильно обращаться к нему. К счастью, разговаривать с Дарием предстояло не мне, а Кету.
Нас повели к огромному приемному залу. Вход охранял целый отряд воинов, блиставших золотом и серебром. У колоссальных двойных дверей – в четыре раза выше моего роста – вестники объявили о прибытии посольства. Почетный караул в золоченой броне выстроился и впереди, и позади нас, и через лес обсидиановых колонн мы отправились к далекому трону. Нас разглядывала толпа вельмож в великолепных одеждах. Ожерелья, серьги и браслеты придворных украшали изумруды, жемчуга и другие драгоценные камни. Кольца эти люди носили на каждом пальце обеих рук – даже на больших.
