Глядящие из темноты - Голицын Максим (читать книги онлайн регистрации TXT) 📗
— Послушай, я же не слепой, я вижу, что делается. Когда сюда прибыла Первая Комплексная, цветущая земля была, а что теперь? Чума границ не знает — при их-то санитарии. Через год полконтинента вымрет, как в Европе при черной смерти… — Черная смерть в Европе сейчас интересует лишь медиевистов. А здесь не прошлое, Берг. Здесь настоящее. Те давно умерли, эти еще живы. Как ты себя будешь чувствовать, наблюдая, как они гибнут? Зная, что принципе можно было бы их спасти? Берг поглядел на язычок пламени в фонаре, замолчал и отвел глаза.
Из полевого дневника Иоганна Берга, палеоэтнографа Первой Категории.
Для внутреннего пользования. Надиктовано по пути следования маршрутом Солер — Ретра.
Ожидание близкого апокалипсиса типично для средневекового сознания. Неудивительно, что вспышку сверхновой местное население восприняло как соответствующее знамение. К сожалению, получившее вполне весомое подтверждение… Нынешние климатические условия существенно расходятся с данными, полученными метеорологами Первой Комплексной, — возможно, мы застали начало какого-то крупномасштабного цикла… Как следствие — недород, голод, мор… Смутное время толкает на отчаянные поступки; отсюда и наблюдаемое усиление геополитической активности… Все это, хотя и явилось полной неожиданностью для нас лично, вполне укладывается в рамки исторической науки. Потому меня беспокоит не столько нынешняя ситуация, сколько реакция на нее стажера Калганова.
Он воспринимает себя не столько наблюдателем, сколько участником событий местной истории — и ведет себя согласно этому восприятию. Неоднократно заводил со мной беседы о допустимом вмешательстве, о нарушении соответствующих пунктов Устава, что более чем странно, учитывая, что мы все равно не способны предпринять какие-либо действенные меры в условиях нынешней изоляции. Во время сегодняшней нашей с ним беседы выяснилось, что абориген — юноша, странствующий бард, которого формально наняли мы оба, но который фактически является слугой Леона, — до какой-то степени осведомлен о наших целях и происхождении и даже отважился просить Леона об оказании гуманитарной помощи в форме медикаментов и продовольствия. Привязанность, которую стажер Калганов явно выказывает к этому юноше, тоже меня беспокоит: либо мы имеем дело с проявлением скрытой доселе гомосексуальной ориентации упомянутого наблюдателя, либо — что в данных условиях несравнимо опасней — с комплексом отцовства, стремлением оказывать покровительство, учить и защищать.
В процессе разговора также выяснилось, что Калганов подверг миссию серьезной опасности, поскольку из его пояснений указанный абориген мог сделать очевидный вывод, что мы совершенно беззащитны, не в состоянии связаться с Террой и не владеем ситуацией. Стажер Калганов уверяет, что юноша, провоцируя его на эти откровения, преследовал свои собственные цели и ни в коем случае не передаст этот разговор местным влиятельным особам, у меня же такой уверенности нет. В связи с этим у меня появились некоторые сомнения в профпригодности стажера, учитывая вдобавок, что он, похоже, подвержен внушению и склонен превратно истолковывать явления окружающей действительности.
Он выбрался наружу из душной повозки. Наступали сумерки, которые не могли разогнать походные костры; хотя они горели повсюду — на склоне холма, между палаток… «Нашу ставят наверняка ближе к вершине, — подумал Леон. — А маркграфская еще выше».
Дорогу едва можно было различить: она вилась меж деревьями и уходила в холмы, которые постепенно поднимались, превращаясь в низкие горы, в меловые завесы, за которыми на расстоянии уже двух дней пути лежала далекая Ретра.
На юге лениво поднимался столб дыма: пылала чумная деревня. Дальше, в низине, смутно виднелась еще одна деревушка. В крохотных подслеповатых окнах все еще горели огоньки — или это ему показалось? И тут он услышал плач — тонкий, высокий голос ухитрялся пробиваться сквозь пелену дождя. Он ничуть не походил на человеческий — так кричит чайка, носясь над бурыми волнами зимнего моря.
Леон пригляделся — несколько огоньков перемещались в сумраке, направляясь к холмам, то теряясь, то вновь появляясь в зелени густого подлеска.
— Айльф! — окликнул он.
Ему пришлось порядком надорвать глотку, прежде чем паршивец отозвался. Он с трудом подавил глухое раздражение: они не друга нанимали, слугу. Не нравится господин — пусть берет расчет, к чертовой матери. Наконец Айльф неохотно отошел от костра.
— Ну, что там еще?
— Оседлай мне лошадь.
— Вон грязь какая. Мокрые они, лошади. Да и кто же свою-то даст?
— Найди мессира Варрена, он все уладит. Шевелись.
— И куда это вы собрались на ночь глядя? Что мне говорить, коли спросят?
— Хочу посмотреть, что там делается… Видишь, огоньки?
Айльф, прищурившись, поглядел во тьму.
— Ну, вижу. Нечего там делать, сударь. Вам туда ход заказан. Еще и прибить могут.
— Ты, что ли, знаешь, что там делается?
— Ну…
— Не хочешь говорить, сам поеду. Такое у меня поручение от динатов Терры — ежели увижу что необычное…
— Это женщины, сударь, — неохотно сказал Айльф. — Поблизости есть запретное место… вот они и идут туда.
— Зачем?
— Детишек относят. Уж лучше так, чем помирать…
— Ты хочешь сказать, они бросают их там на смерть?
— Почему — на смерть? Их заберут. — Кто?
— Какая вам разница, кто? Заберут, и все.
— Эти ваши корры? — неожиданно сообразил Леон. — Ты о них говоришь?
— Может, и так, — Айльф неприязненно посмотрел на него. — А вам что за дело?
— Айльф, — мягко сказал Леон. — Никто их не заберет. Они же замерзнут там, в роще. Или захлебнутся. Или их разорвут дикие звери.
— О нет, нет. Они просто уснут и родятся заново. Это… так бывает… для детишек, пока они маленькие, все равно. Для взрослых — хуже.
— Почему хуже?
Айльф вздохнул, помедлил, но, видимо, решив, что от прилипчивого амбассадора отделаться не удастся, все-таки сказал:
— Ежели этому понадобится кто из старших, он может их позвать. А потом — отпустить. Но они никогда не возвращаются такими же, как ушли.
— Айльф, — терпеливо проговорил Леон, — это легенда. Суеверие. Никакой нечисти там нет…
— О нет, сударь, — юноша покачал головой. Лицо его в наступивших сумерках было почти неразличимо. — Вы ошибаетесь. И шепотом добавил:
— Это нас нет.
Леон сгорбился, словно впервые заметил, что холод и мрак исподтишка окружают его.
— Почему ты так говоришь, Айльф? Не все так безнадежно. Тяжелые времена проходят. Я понимаю, это слабое утешение, но…
— Ничего вы не понимаете…
Айльф безнадежно махнул рукой и торопливо удалился, словно боялся, что Леон сейчас окликнет его, вновь будет приставать с расспросами…
— Унылое зрелище, верно? — раздался за спиной чей-то насмешливый голос.
Леон обернулся.
Советник Эрмольд неторопливо прохаживался по мокрой траве, заложив руки за спину. Вид у него был до отвращения аккуратный, даже грязь не липла к блестящим сапогам…
— А! — удивился Леон. — Так вы тоже едете в Ретру с его светлостью? Я не заметил вас в свите…
— Я присоединился к отряду лишь две стражи назад. Ехали верхом. Омерзительно — по такой-то погоде… Срочно вызвал герцог, — пояснил Эрмольд. — Странные вещи нынче происходят в Солере — говорят, в Пенне вода сделалась красная. Многие сочли это знамением…
— Вы же сведущий человек, — вздохнул Леон, — неужто и вы в это верите?
«Наверняка, — подумал он, — где-то размыло лесс… красные глины… вода сейчас кишит всякой дрянью…»
— Я не сказал, что я верю, — возразил Эрмольд, — я сказал, что многие верят… А насчет воды… Говорят, вы сказали придворному костоправу его светлости, что для питья и даже для умывания следует кипятить на огне… Тут я с вами согласен — наши шлифовальщики стекол уверяют, что в воде кишат всякие мелкие твари — нужно только уметь их видеть. Да еще, извиняюсь, трупы гниют… Но ведь не только вода переносит губительный мор — вон крысы повсюду так и кишат. Недаром там, в роще, происходит то, что происходит…
