Хозяин лета. История в двенадцати патронах - Могилевцев Дмитрий (читать книгу онлайн бесплатно полностью без регистрации TXT) 📗
Приплюснутая одноэтажная провинциальная жизнь – такой по-настоящему и жила эта страна. Бетонный конструктор и помпезные башни имперских времен, модельные панельные сборки или кирпичное рукоделие для нового среднего класса были наносным, внешним. Скорлупой жизни. А в Городе, на перекрестке проспекта Средневекового Просветителя и улицы Героев-академиков, сразу за ампирным лбищем Академии изящных искусств двор тонул в сирени, и за оградками притаившихся среди зелени хат блеяли козы.
Одноэтажная жизнь упорно вгрызалась в прорехи Города, обзаводилась бульдогами или дворнягами при цепях и будках, прятала за изгородями гаражи и привинчивала к крышам спутниковые антенны – но упорно оставалась одноэтажной и пряталась за стенами огородивших главные городские магистрали блочных высоток. Деревня пряталась в болотистой низине за городским аэропортом, подле водохранилищ и зеленых зон, на рассеченных трассами холмах у вокзала. Городские власти воевали с ней и в имперские, и в новые времена, но одноэтажность побеждала, моментально скакнув от нищеты к роскоши, вульгарной, обширно-башенной, или изысканной, с коваными стальными розами ворот и японскими фонарями в садике, заботливо подстриженном и ухоженном.
У городских озер и водохранилищ, у реки, чьи прибрежные заросли заботливо сохраняли для дач и пригородных санаториев, на купленных за безумные деньги крошечных участках возникали кукольно-изящные домики с черепичными крышами и тонированными стеклами окон. И, в подражание им, на пустырях за Городом росли легионы кирпичных, пеноблочных, притиснутых друг к дружке особняков.
В Городе сохранились даже помещичьи усадьбы, оставленные среди новостроек, как оставляют одинокие деревья на распаханной целине. За запруженной, разлившейся речкой, на холме, рассеченном улицей Подпольщика, выжила дубовая роща и, среди кряжистых, заскорузлых деревьев, – белый легкий дом с огромными окнами, башенкой, лепниной. К крыльцу вела мощеная аллея, ровный коридор сильных деревьев, упиравшийся в густую заросль на краю холма. С крыльца Город казался спокойной каменной грудой вдалеке – деревья глушили шум. На аллее было солнечно и нежарко, и белые стены дома светились матово, нездешне – часть чужого времени, выброшенная в другой век. За домом, там, где когда-то тянулись конюшни, мастерские, сараи и жилища слуг и пряталась в низине деревня, вкопался в холмы бетонный, отвесный микрорайон.
В тихом, болотистом городском углу, где Лошица, вдоволь напетляв среди пакгаузов и мастерских, втекала, разливаясь, в главную городскую реку, остался большой яблоневый сад, в имперские времена питомник при селекционной станции, чье управление заняло панскую усадьбу. Среди вековых вязов, среди яблонь и вишен, приречных ив, неохватных дубов прятались изукрашенные резьбой, ухоженные и подновленные дома и домики, флигельки, беседки бывшего имения Любанских.
За домами вдоль речной долины простирался панский парк, полный тенистых аллей, укромных местечек и свежих лужаек, где так приятно поваляться жарким летним днем, обнимая одной рукой подружку, а другой – бутылку вкусного, ароматного, только что вытащенного из прохлады, из норки в мокром прибрежном песке пива. Где на закуску можно набрать маленьких, недозрелых, пронзительно кислых яблок и запечь их на костре. Где на круглой поляне перед усадьбой разбиты клумбы, и на гранитные валуны брызжет родник, и солнечные часы, впав от старости в добродушную глупость всегда показывают полдень.
Именно этот тихий, заброшенный уголок Города тревожил Шеина более всего. Город вычистили легко, на второй день чистки поддерживать порядок остались только верные черно-пятнистые да разного калибра и сорта милиция. Армейские части выдавили за кольцевую, разоружили, частью загнали в лагерь, частью рассовали по дальним окраинам страны. Почти в прежнем объеме возобновился подвоз продуктов, опустели разве только базары, да и то лишь в части, торгующей местной зеленью и овощами. Эшелоны и фуры с востока и запада по-прежнему заполняли своим содержимым склады, по-прежнему по трубопроводу шли на запад нефть и газ, оставляя положенную толику Городу и стране, по-прежнему продавались билеты и крутилось кино. Исчезли посты у вокзалов и хаотичные облавы, сильно уменьшившие количество смуглых лиц на улицах. Городских патрулей попадалось на глаза горожанам не больше, чем месяц назад, и автоматчики в бронежилетах перестали подпирать перекрестки. Но вот Лошица…
Шеина грыз липкий, навязчивый страх. Ближайшее окружение, вся комитетская верхушка выглядели, как после известия о кончине империи, когда перед всеми охранками маячил призрак новой мстительной власти, нищеты и неизбежных децимаций. И ведь всё получалось: войска послушно двигались и вполне запланированно бунтовали, дознания шли полным ходом, ведомство набирало силу не по дням, а по часам, мятежи в провинциях вспыхивали в полном соответствии с национальным характером – бестолково, шумно, многословно и буйно, но крайне нерешительно, с готовностью чуть что – разбежаться и попрятаться. Их подталкивали, не давая затухнуть раньше времени. Среди них имелся и серьезный, почти даже организованный, испытанный оружием бунт, не сегодня-завтра уже готовый для финальной фазы плана «Гражданская». Плана, который вознесет генерала Шеина к вершинам. Самым из самых, может быть. В конце концов, время военное. В конце концов, в стране почти не осталось людей с оружием, Шеину неподконтрольных. А у нынешней персоны номер один, кроме личного «эскадрона», инструмента точечных ударов, а не уличной войны, – кто? Никого.
Временами Шеин забывал о мучавших его вопросах, придумывал ответ, простой, всё расставляющий по местам, обманчивый, успокаивающий. А временами, глядя на очередной пухлый том сводок, снова говорил себе, что по-настоящему о происходящем знает не больше, чем после того злосчастного выстрела на площади. Кто повел эти дурацкие вертолеты? Откуда пистолет и пули? Кто, зачем? Плюс ко всему – Лошица.
Там на круглом газоне перед усадьбой стоял темно-зеленый плоский, хоботастый «Т-80», а за деревьями прятались бронетранспортеры. Пятнистые автоматчики заворачивали от ворот всех, невзирая на удостоверения и лица, ничего не объясняя – лишь предупреждая, что после следующего шага начнут стрелять. Двое шеиновских офицеров, потребовавших встречи с начальством автоматчиков и предупреждение проигнорировавших, остались лежать перед воротами. Шеин, узнав об этом, тут же двинул к Лошице роту черно-пятнистых – и через полчаса отозвал ее, услышав в телефонной трубке недовольный голос. «Будет сделано!» – отрапортовал генерал, а положив трубку, скрипнул зубами. Уже недолго осталось тянуться в струнку. Совсем недолго.
Офицеры пролежали у ворот полдня, пока присланная Шеином делегация смогла их вытащить и увезти. Лошицу окружили постами, попытались задержать идущую туда фуру – и обнаружили, что охраняют фуру четверо «эскадрерос». Шеин начал грызть ногти. На очередном совещании в верхах президент мрачно осведомился, сколько еще времени нужно терпеть. Шеин поспешно объяснил – и заметил, как переглянулись глава республиканского Управления и министр внутренних дел. Вернувшись после совещания в кабинет над площадью Рыцаря Революции, генерал составил список тех, к кому после успешного завершения «Гражданской» должны прийти. Начинали список все присутствовавшие на совещании.
Диме снова повезло. Когда в комнату, вышибив дверь, влетели омоновцы, полковник оказался у них на пути. Потому они замешкались и не сразу решились стрелять. А когда решились, было уже поздно. Полковник, оглушенный, ошалело крутилголовой, стоя посреди перестрелки. Дима сшиб его на пол, упал с ним вместе, дергая кобуру, но вытащить пистолет не успел, грохот остался звоном в ушах, россыпью гильз и четырьмя телами на полу. Легли рядышком – как вбежали. Только последний чуть поодаль. Сергей первую пулю положил чуть ниже, в бронежилет – отбросил. Полковника вздернули на ноги, как куклу, и, ткнув в горло ствол, велели говорить. Полковник, заикаясь, рассказал, что ОМОН еще со вчерашнего дня держит его под прицелом. После той стычки – часть удрала, да. А некоторые остались. Домой вот ночевать не пустили. И что он мог по телефону сказать, когда в спину автоматом тычут? Поймите, они же озверелые. Сколько? Десятка три, не больше, остальные в область уехали.
