Жесткий контакт - Зайцев Михаил Георгиевич (полная версия книги txt) 📗
– Алекс, уснул? – Карпов толкнул Таможина в бок. – Егор Кузьмич спрашивает, почему мы, курьеры, шли за травкой порожняком.
– Так ведь ты ему это уже объяснил.
– Ага, объяснил, теперь он желает послушать тебя.
– Егор Кузьмич, дорогой, я ничего нового вам не скажу. Хохлик клялся, что в Шалой старатели давно получили аванс, и мы идем забирать товар.
– Неувязочка, ребяты! – Егор Кузьмич оторвал зад от лавки, запустил руку в карман ватных штанов. – Вы обои говорите – аванец в Шалой получен. А как с полным расчетом, ась? Чем за товар платить собираетесь, коль идете с пустыми руками?
Егор Кузьмич достал из кармана штанов кисет с табаком, самодельную курительную трубку, вернул зад обратно на лавку и принялся не спеша развязывать тесемки кисета.
– Господин староста, извините, конечно, но мой товарищ, Евграф, все, чего нам с ним известно, честно пересказал. Подробности, заморочки с оплатой товара знал, наверное, наш старший, дядя Компас. Но его убили черти. Дайте нам проводника до Шалой, мы с вами расплатимся хотя бы вот этой штуковиной. – Алекс снял с запястья браслет, к которому крепилась «Искра-9». – Доберемся до Шалой, там с местными разберемся на предмет непоняток. Откажетесь выделить проводника – плакать не станем. Если можно, переночуем у вас. Нельзя – уйдем сейчас.
– Ты, паренек, не ерепенься. – Егор Кузьмич высыпал из кисета в ладонь пригоршню табака, зачерпнул его трубкой, как ложкой. – Никто зла вам, ребяты, не желает. Вы чертей поубивали, низкий вам за одно это поклон. Поклон и за то, что сиротку Анечку не обидели, Абика ей подарили. Царский подарок. – Егор Кузьмич затянул тесемки кисета, положил мешочек на лавку, начал обстоятельно утрамбовывать пальцем табак в трубке. – Однакося и нас, ребяты, поймите. Мы люди осторожные. Пришлый народ примечаем, проходящего опасаемся. Зазря вас, пареньки, обижать нам не по сердцу и не по уму. Коль вы правильные курьеры, один расклад, а коль вы для общества опасные...
Егор Кузьмич закончил предложение неопределенным жестом руки с трубкой и соответствующей неопределенно-тоскливой гримасой лица.
– Чем же мы «неправильные»? Сами к вам пришли...
– Мимо Дальнего втихаря все равно б не проползли! – перебил Алекса Чижик.
– Цыц! – строго цыкнул на Чижика староста. – Молчок, Чиж. Я покаместь прения не объявлял. Дожидайся, дам и тебе слово.
Егор Кузьмич извлек из пиджачного кармана доисторическое огниво, высек искру, запалил фитиль, прикурил. Помахал трубкой, насладился первой затяжкой и общим молчаливым послушанием, изрек милостиво:
– Переходим к прениям. Профессор, тебе начальное слово.
– Спасибо! – Профессор поднялся с лавки, шагнул вперед, повернулся спиной к пришельцам-курьерам, лицом к членам поселкового совета. Заговорил быстро, громко и сбивчиво: – Господа! Десять лет назад случилось эпохальное открытие. Случилось, господа. Случайно. Десять лет назад ученые выявили наконец в цепочке ДНК человека лишний ген, ответственный за садизм и убийства. Его назвали – «ген Чикатилло», в честь знаменитого в конце двадцатого века маньяка. Появилась возможность, анализируя кровь новорожденного, отфильтровать будущих нелюдей! Все работы засекретили! Я один попытался донести правду до человечества, и меня подвергли принудительному лечению в закрытом учреждении. Меня объявили сумасшедшим! Молодые люди у меня за спиной уверяют вас, что серые костюмы скаутов им подарил мафиозный босс Хохлик. Не верю! Ни единому их слову! Они и есть скауты! Учиться на скаутов отбирают детей с геном Чикатилло. Скауты – это управляемые маньяки на службе у Державы! Эти двое мальчиков убили троих чертей! Они – СКАУТЫ! Они – монстры, они – прирожденные садисты. Господа! Я догадываюсь, что многие в поселке считают меня сумасшедшим. Это правда, господа, я не вполне нормален. Карательная психиатрия изуродовала мой мозг! Мне трудно вразумительно формулировать мысли. Но я взываю к вашему разуму, господа! Скауты подлежат уничтожению! Хотя бы кастрации! Ген Чикатилло должен быть изничтожен каленым железом. Я кончил, господа!
Профессор вернулся на место. Алекс не видел лица Профессора во время обличительной речи, но, когда оратор вновь спокойно сел на лавочку, в его физиономии не было ничего необычного. Как будто не он, а кто-то другой только что предлагал кастрировать курьеров.
«Сам ты Чикатилло! – подумал Алекс. – Даже если у нас с Графом и правда по лишнему гену, что лучше – убить нас, искалечить или найти нам достойное применение в структурах Державы?.. И вообще все, что он сказал, чистой воды бред сумасшедшего... А если не бред?..»
Староста вскинул брови, посмотрел на Алекса, перевел взгляд на Графа, мол, есть вам, парнишки, чего ответить Профессору? Граф виновато улыбнулся, пожал плечами, дескать – чего ответишь убогому?
Пыхнув трубочкой, Егор Кузьмич обратился к экстравагантному Гуге:
– Твое слово, законник. Говори.
Гуга остался неподвижен, как статуя, лишь черная густая борода зашевелилась:
– Все люди свободны. Будь они скауты, курьеры, лгуны, правдолюбцы, все равно – они вольные люди. Каждый человек имеет право на свою жизнь и чужую смерть. Запретно отбирать жизнь втроем у одного. Тогда пятеро обязаны отнять жизнь у нарушителя запрета. Запретно посягать сильному на ребенка, на раненого и на старика. Тогда сильнейший обязан посягнуть на сильного. Они не нарушили запретов, мне не нужны их жизни.
– Отпуштим ентих, а оне облаву приведуть! – самостоятельно, не дожидаясь разрешения старосты, перехватила слово бабушка Настя. – Пущай у нас, у Дальнем, живуть, нам спокойнее, нам...
– Цыц! – Егор Кузьмич топнул кирзачом. Душевно топнул, аж лавка зашаталась. – Бабку Настю лишаю дальнейшего слова за нарушение дисциплины. Чижик! Ты выскажись.
– Охотно. – Чижик встал с лавки, вытянул руку, указал пальцем на Графа. – Я хочу его глушилку! Я хочу «Комара». Имею я право отобрать у этого хмыря «Комара»?
– Сядь, Чижик! – потребовал староста. – Не по теме выступаешь.
– Как не по теме? – возмутился Чижик, оставаясь на ногах.
– Каждый имеет право заявить претензию на чужую вещь, – подтвердил Гуга. – Каждый вправе отказаться отдавать вещь, на которую заявлена претензия. Все имеют право на жребий и право на поединок по жребию.
– Айн момент! – приподнялся из-за стола Граф. – Это чего? Вот этот Чижик пернатый размечтался отнять у меня даренный Хохликом прибор?
– Цыц!!! – Егор Кузьмич поджал коленки и топнул об пол сразу двумя сапогами. А чубуком трубки стукнул об лавку. – Сядьте все! Чижик! На лавку! Паренек курьер! Сядай взад! Слушай, паренек... Тебя как зовут, забыл я...
– Евграфом.
– А по батюшке?
– Игоревич я.
– У нас в поселке, Евграф Игорич, заведен особый порядок: чтоб без воровства и грабежей жилось, коль чужое тебе приглянулось, обязан открыто предъявить претензию. Отказали в твоей претензии, имеешь право...
– Я готов драться с Чижиком за своего «Комара»! Каковы правила поединка?
– Ты сперва дослушай, не ерепенься. Я как староста еще не решил, чего с вами делать. Объявить вас вольными людьми или куда вас девать. Когда решу, что ты, Евграф Игоревич, вольный и самостоятельный человек, тогда имеешь полное право на ...
– Кузьмич! – Чижик нагнулся, вытянул шею, сел так, чтобы со своего места на лавке видеть лицо старосты. – А можно, пока ты решаешь, я Евграфу Игрьчу заранее объявлю претензию на глушилку?
Староста заглянул в жерло потухшей трубки, досадливо покачал головой.
– Боишься, объявлю парнишек вольными, и окромя тебя найдутся желающие претензии предъявлять, ага? Чижик? Первым хочешь быть. Пользуешься служебным положением члена сельсовета. Хитрован! Но дурной. Не того боишьси. Евграф Игоревич с дружком троих чертей приговорили. Не боишьси, что он и тебя уложит?
– Чижик на жребий надеица! – бабка Настя разинула беззубый рот, изобразив некое подобие улыбки. – Везучий ен, наш Чижик!
– Господа! Перед нами скауты! Мы обязаны перед лицом всего прогрессивного человечества...
