Жесткий контакт - Зайцев Михаил Георгиевич (полная версия книги txt) 📗
– Цыц, Профессор! Ни шиша мы не обязаны, глупость говоришь! Иное дело, твои подозрения про скаутов. Сомнительные подозрения, однакося, по уму надо бы пареньков на дыбу, да с пристрастием их...
– А что мешает? – нагло оборвал старосту Граф. – Пытайте, запытайте нас до смерти, ничего нового мы все равно не расскажем.
– Напрасно ерепенишься, Евграф Игорич. Надо бы тебя на дыбу, однакося не боись – была дыба в поселке, да Профессор ее топориком порубал. Профессор, разъясни гостю, отчего ты дыбу на дрова перевел, успокой Евграфа Игорича, не то кинется нас ножиком резать, а мы-то безоружные все, со всем нашим к дорогим гостям душевным уважением.
– Господа! – Профессор вскочил с лавки, как только замолчал староста, и на сей раз остался стоять лицом к гостям. – Я ученый, господа. Доктор наук. Тема моей кандидатской диссертации была посвящена пыткам и садизму! Мало кто до меня, господа, обращал внимание на естественные причины смертей палачей и пыточников в средние века и позже, вплоть до нашего времени. Я провел статистические исследования. Палачи, все, кто по зову души или по профессиональной необходимости сознательно причиняют боль беззащитным созданиям, все они, девяносто восемь и семь десятых процента, умирали от рака или от иных неизлечимых заболеваний! Страдающее продолжительное время существо испускает особые биоволны, провоцирующие в организме мучителя патологию! Задумайтесь – много ли вы встречали врачей стоматологов пожилого возраста?! Пожилой хирург, работающий с больным под наркозом, типичный образ! Стоматологи пренебрегают общим наркозом! Они причиняют пациенту боль, и эта боль их убивает! Возлюби ближнего, как самого себя, господа! Природа, господа, не терпит садизма! Только психически ненормальное животное способно мучить и садировать слабейшую подобную себе особь. Природа, господа, выработала механизм выбраковки самцов и самок, от которых впоследствии...
– Айн момент, Профессор! – Граф качнулся на лавке, вроде бы разминая уставшую от долгого сидения поясницу. – Ваша теория, Профессор...
– Это не теория! Я все доказал! В Диких Землях, наряду с прочими феноменами, болевые биоволны невероятно мощны, господа! Единожды причинив боль беззащитному, здесь, в поселке, пыточник обречен! Я воззвал к разумной гуманности, и мне поверили и...
– И при этом вы, Профессор, предлагаете нас кастрировать. – Граф поправил рукоять тесака в ножнах. – Кто ж согласится производить кастрацию, если вам верят? Вы сами?
Профессор с Графом, перебивая друг друга, устроили настоящий диспут. Алекс, вертя головой, смотрел то на одного, то на другого, а на самом деле боковым зрением внимательно наблюдал, как перешептываются о чем-то за спиною поселкового теоретика староста Егор Кузьмич с законником Гугой. Пошептались, вроде бы поспорили, вроде как не договорились. Егор Кузьмич выругался в голос, топнул сапогом, объявил:
– Цыц! Кончай прения! Сядь, Профессор. Я решил поставить вопрос на голосование. Кто за то, чтобы объявить пареньков вольными и свободными?
Чижик с готовностью поднял руку. Степенно и с некоторой ленцой проголосовал «за» Гуга.
– Кто против?
Против проголосовали баба Настя и Профессор.
– Оголделый плюрализьм! – резюмировал Егор Кузьмич. – За мною, однакося, последнее слово...
Ситуация «оголделого плюрализьма» заметно обрадовала поселкового старосту. Он взял и держал пресловутую паузу мастерски, народный артист позавидует. Старый хрыч возомнил себя кем-то вроде римского патриция, и не где-нибудь (на деревянной лавке), а на трибуне Колизея ( а то и в ложе). Подымет палец кверху – жить и здравствовать «паренькам». Ткнет большим пальцем в пол – в избу ворвутся лихие ребята с вострыми мечами, а с потолка посыплются дефицитные в Д.З. арбалетные болты фабричного производства.
Из арбалетов армейского образца в Алекса с Графом целились аборигены, притаившиеся на чердаке избушки. Пройдя через сени и едва войдя в «залу», Алекс сразу же покосился на щели в потолке. Низкий потолок являл собой, образно говоря, «зеркальное отражение» дощатого пола. Над головой такие же, как под ногами, гладко струганные доски (разумеется, более светлые, чем на полу). Но, ежели доски пола плотно пригнаны одна к другой умелым плотником, то отчего же потолок прищурился щелями и щелочками? Едва войдя в избу, Алекс исподволь пригляделся к потолочным прорехам и засек острые кончики арбалетных болтов. И, естественно, виду не подал, что засек. Уселся на предложенное место за столом как ни в чем не бывало, слушая разговоры Графа со старостой, расслышал скрип половиц в сенях и все понял.
Нарочито безоружных членов совета во главе со старостой отделяет от скаутов два с половиной метра дощатого пола плюс полметра столешницы. То ли пленникам, то ли гостям оставили оружие и только что успокоили, пообещали – пыток не будет, расслабьтесь, мы – люди гуманные, мы за свое здоровье волнуемся, а то, не ровен час, вывернешь вам, пришлым, плечевые суставы, и помирай после от рака грыжи. По идее, пленники-гости не должны нервничать, напрягаться, не должны заметить нацеленные на них арбалеты и догадаться, что в сенях прячутся аборигены, готовые вмиг порубать пришельцев в капусту. Стратегия и тактика аборигенов не лишена смысла. Однако... или «однакося», как говорит староста, – скауты, они везде скауты. Решит сейчас наивный староста избавиться от непрошеных гостей так же, как, наверное, уже не раз избавлялся от их предшественников, от подозрительных, не до конца понятных пришельцев из цивилизованного мира, даст староста отмашку или какой другой знак арбалетчикам, кликнет засаду и тут же умрет, поймав ртом клинок кинжала. Второй клинок разобьет вдребезги керосиновую лампу. Темнота и столешница защитят скаутов от арбалетных болтов. Шмыгнуть под стол и в кромешной темени уйти из избы, из поселка – для скаутов третьего года обучения задачка пустяковая.
«Только дай повод», – подумал Алекс, косясь на старосту, а тот кашлянул в кулак и попросил тишины жестом. Спорщики Граф и Профессор замолчали.
– Объявляю вас вольными людьми! – торжественно произнес староста Егор Кузмич.
Скрипнули доски над головой у Алекса, отворилась дверь в сени. В залу ввалились шестеро бойцов, вооруженных разнообразно и замысловато: топорами, железными крючьями, короткими и длинными мечами. Алекс притворился удивленным и озадаченным. Убедительно сыграл удивление Граф. Аборигены, посмеиваясь и подтрунивая над новоиспеченными «вольными людьми», обступили стол, за которым сидели пришельцы, и с любопытством покупателей в магазине наперебой принялись обсуждать личные вещи и детали одежды пришельцев. Возбужденный Чижик, растолкав локтями любопытствующих земляков, пробился поближе к Графу.
– Претендую на вашу глушилку! – Чижик потянулся растопыренной пятерней к запястью Графа, к браслету с «Комаром».
– Полегче, приятель. – Граф отдернул руку. – Объясни правила поединка и давай драться, пернатый. А пока что будь вежливым и МОЮ вещь не лапай, замараешь.
– С дракой не спеши, парень! Со мною, с Чижиком, редко дерутся поединщики. У меня на жеребьевке всегда пруха. Везучий я! Бросим жребий, спорим, сам биться откажешься, так «Комара» отдашь. Спорим на твои перчатки против моей куртки?
– Давай драться за «Комара» и за перчатки. Сразу.
– Нельзя на две вещи разом претендовать. Гуга! Подойди сюда! – позвал Чижик. – Растолкуй новичкам правила... Посторонись, народ, Гугу пропустите!
Лесной народ расступился, законник Гуга подошел к столу, заговорил, будто озвучивал однажды вызубренный текст:
– Поединщики обязаны бросать жребий. – Гуга положил на стол перед Графом золотой червонец. – Каждый поединщик бросает монету. Выпавший «орел» означает оковы, выпавшая «решка» символизирует отсутствие оков.
Гуга приподнял черную блузу, похожую на укороченную монашескую рясу, оголил живот, опоясаный солдатским ремнем. На ремне висели «оковы». Две пары. Наручники для запястий и кандалы для лодыжек. Оковы легли на стол рядом с монетой. Гуга продолжил объяснения:
