Контакт первой степени тяжести - Горюнов Андрей (бесплатная регистрация книга .TXT) 📗
Поварихи за стеной, естественно – ша!
Тогда Борька взял первый кирпич, закряхтел, заквакал и, бесшумно размахнувшись, шмякнул кирпичом со всего маху в отверстие!
Буль!!!
За стеной в «Ж» обычная тишина превратилась в тишину гробовую.
Подождав и отдышавшись после броска, Борька шумно вздохнул, взялся опять за ведро и снова секунд сорок лил воду. Когда вода закончилась, он вдруг заухал филином, закричал ночной выпью и с силой жваркнул в очко второй кирпич.
После чего спокойно начал шуршать газетой.
Девочки, не вынеся этой «радиопостановки», выпорхнули из «Ж». Но далеко не отбежали, отошли к рукомойнику: руки помыть... Конечно, интересно – кто таков?
Секунд через двадцать из туалета вышел и Борис. Тоже пошел к рукомойнику – тоже руки ополоснуть...
Ведро он предусмотрительно оставил в нужнике.
Дальше все было уже совсем просто. Отношение поварих к Тренихину изменилось в корне, на сто восемьдесят градусов. Кормить они стали Бориса эксклюзивно – то есть отборнейшие порции – шесть котлет и одна картошка – на убой. И все остальное тоже, конечно, произошло: имидж есть имидж. В точности по известным пословицам: любовь мужчины начинается с желудка, а женщина любит ушами.
И более того – что касается ушей, то дамский телеграф сделал свое дело.
На картошке тогда первокурсников продержали больше месяца, до десятого октября. Ну, а Борька, «дохлятина из художественного», охотник бойкий, «объехал» за эти сорок суток буквально всех неваляшек – девиц ли, баб – всех в зоне прямой видимости.
Даже из ближайшего совхоза зверотехника Полину Алексеевну, женщину лет пятидесяти с большим прицепом, дважды бабушку – и ту достал.
Уверенность в себе, смекалка и мастерство, талант и настырность – все это есть, по сути, простой и известный всем секрет успеха, твоя счастливая звезда.
Белов снизил темп; дыхалка резко засбоила.
Еще немного.
Нет на свете непреодолимых барьеров, нерешаемых задач.
Мимо Белова мелькали телефоны-автоматы.
Остановиться? Позвонить Лене?
Нет, не удастся: нет жетонов, мобильник – у ментов.
Вот впереди сверкающий стеклом какой-то Пром-бам-трам-банк. Акционерный, мать. Коммерческий.
Бодрым аллюром Белов вбежал в стеклянный вестибюль.
Вон телефон – стоит слева, на стойке. И рядом никого.
Но это ошибка – охрана скрыта легкой перегородкой – стражи от скуки смотрели вполглаза телевизор – пресную утреннюю жвачку.
Их было трое, перегородивших ему путь к телефону: двое в пятнистом, с кобурами, и один мент – в бронежилете, с АКСУ под мышкой.
– Ребята, позвонить от вас по телефону... Еле убежал!
– Откуда убежал?
– Да был здесь в гостях неподалеку, муж вернулся, понимаешь, внезапно. Куртку там оставил. Бумажник в куртке.
– Ваши документы? – попросил милиционер.
– И документы в куртке! – объяснил Белов. – Там паспорт, служебный пропуск, права! А главное, вся получка осталась. Видал, в натуре – во анекдот-то!
– Так, – задумался милиционер. – Так вы без документов?
– Да что ты, Петь, к нему пристал? – вступились за Белова сразу оба пятнистые. – Он же не в банк рвется, ему ведь только позвонить. Чего ты сердитый такой? Иди, звони, земляк, не слушай ты его, не обижайся. Он милиционер...
Белов пододвинул к себе аппарат и набрал свой номер.
Лена сидела на кухне в квартире Белова, пила кофе.
Мысленно она считала время. Если Коля уехал вчера вечером, то на месте он будет через тридцать шесть – сорок часов, то есть завтра утром. Так он, по крайней мере, планировал. День он потратит на поиски Бориса и, конечно, сразу его найдет. Наверное, в тот же день. Коля уверен, что Борька поехал в эту тайгу. Значит, ему больше и быть негде. Коля никогда не ошибается. При встрече они с Борькой, конечно, на радостях поддадут. В тайге, правда, взять негде, но Борька ради такого случая найдет обязательно. Это еще один день. И полтора дня надо прибавить на обратную дорогу. Всего, получается – пять дней. Коля вернется с Борисом через пять дней. А прошло... Прошла всего только ночь. Точнее, десять часов. Но ждать все равно еще, значит, те же пять дней...
Тоскливо до ужаса.
Лена вздохнула: хоть бы кто-нибудь позвонил.
Но телефон в квартире молчал, как голос пращуров.
Потому что Лена отключила его ночью, после беседы с отцом.
А утром забыла включить.
– Никто не подходит. Видно, ушла уже.
– Жена? – спросил с оттенком ненависти милиционер.
– Нет, не жена, – ответил Белов простодушно.
– Ты что ж, – удивился один из «пятнистых», – удрал от одной и звонишь другой, чтоб спасла?
– Приблизительно так, – он повторил попытку дозвониться. – Нет!
– А ты жене теперь попробуй, – ввернул милиционер.
– Жена за океан умылась, – соврал Белов, сроду в браке не состоявший.
– Надолго?
– Навсегда.
– Давно?
– Да лет двенадцать как.
– Ну, там живет, небось!
– Я полагаю.
– Они там все живут неплохо. Знаю!
– Доллары, конечно. С зелеными не загрустишь!
– А ты вот здесь, в рубашке...
– Я в рубашке родился, – кивнул Белов, слушая вполуха, пытаясь дозвониться.
– И ведь, поди, тебе не помогает?
– Мы разведены.
– А ну и что ж с того? И все равно могла помочь бы!
– А хрен-то! – встрял милиционер. – С Америкой вообще, моя бы воля... – он выразительно повел стволом автомата.
– Ты посиди, попозже позвонишь. Раз дома нет, значит, ускакала на работу.
Белов качнул отрицательно головой.
– Тогда, наверно, в ванной.
– Или в туалете, – снова встрял милиционер.
– Пошла за хлебом, в магазин.
– Стирает, может быть – и поэтому не слышит.
Очевидно, что охране банка было скучно.
– Садись-ка, лучше расскажи нам: как ты от мужа-то удирал...
– Сейчас, чуть отдышусь.
Конвойные – сержант и лейтенант, упустившие Белова – подъехали к прокуратуре. Хоть машина и остановилась у самого подъезда, они не спешили покидать ее.
На лейтенанта лучше было б не смотреть – лицо приговоренного к повешению. Лейтенант понимал, что его может в данной ситуации спасти только чудо, нечто из ряда вон выходящее. Объяснение с начальством нужно было сделать каким-то таким... Внезапным и резким, каким был и сам этот побег.
Сержант был поспокойней: над ним был старший, офицер. Ему-то дыня и полагалась, по уставу. Однако все ж и у сержанта лицо дергалось.
– Ну что, пошли, что ли? – решился наконец лейтенант, открывая дверь «жигулей». – Прошу, сержант!
– Да нет уж, вы первым идите!
– Мы тут не на параде. На службе старший – замыкающий.
– Это почему же?
– Потому. Волки – знаешь, как ходят? Вожак всегда сзади идет, прикрывает.
– Неправда ваша! Вожак впереди – ведет!
– Вот и неверно! Вожак от преследователей огрызается!
– Боитесь идти впереди – так и скажите!
...Они вошли к Власову в кабинет вдвоем, плечом к плечу, одновременно.
Вошли и встали. Тишина.
– Владислав Львович! – взяв под козырек, нарушил паузу лейтенант. – Вот вам блокнот с чистосердечными признаниями художника Белова. Писал он всю ночь и написал честно, как он нам сам доложил. Откровенно. Ничего не утаил.
– Понятно, хорошо! Давай сюда его, Белова.
– А это просто невозможно, – отрицательно мотнул башкой сержант.
– Как невозможно? Почему?
– Да потому что – вышло как? – Сержант склонился к самому лицу Власова, втолковывая ему ясно, просто, как малому ребенку: – Он письменно, художник ваш, Белов, все объяснил вам, письменно, не устно, так? Видите – вот исписал полблокнота. Это понятно, надеюсь? Ну вот. А сам он взял – да и сбежал!
– Вот сука же, ага? – добавил лейтенант.
– Что, снова не подходит? – спросил милиционер Белова. – А ты соседу позвони. Соседа телефон знаешь?
