Вавилонская башня - Разумовский Феликс (книги онлайн полные версии .txt) 📗
Лев Поликарпович невольно выпрямился и сказал телефонной трубке, уже опущенной на рычаг:
– Черт возьми! Да кто сможет нас победить?
Между тем разговаривал он с Америкой, держа в одной руке древние деревянные лыжи, а в другой – такую же древнюю баночку лыжной мази. И со спинки стула перед ним свисали полосатые, домашней вязки, толстые спортивные гетры, умудрившиеся нисколько не вылинять за добрых полвека.
Профессор действительно собирался кататься.
Ещё во времена счастливого супружества он установил в семье весёлый обычай: каждую зиму, как только всерьёз укладывался снег, они с женой торжественно отправлялись на лыжную прогулку. Иногда эта прогулка таки оказывалась единственной за весь сезон, поскольку ни Лев Поликарпович, ни супруга завзятыми спортсменами не были, – но что с того? Выезжали, и катались часик-другой, и возвращались, как гласит неувядаемый штамп из школьного сочинения, «усталые, но довольные»…
Так получилось, что в самый первый памятный раз они выехали на Пулковскую гору. И рядом, и все-таки загород; есть и поле, и нечто вроде леса, представленного заиндевелыми яблоневыми садами вдоль Киевской трассы; а уж горок, чтобы скатываться с них и весело падать в сугробы…
Они и повадились туда ездить, не соблазняясь ни красотами Кавголова, ни ледяными просторами залива в Зеленогорске и Комарове.
Увы, счастье длилось недолго… Профессор остался вдовцом, зато начала подрастать дочка Марина. И через несколько лет он возобновил прерванную традицию – уже с ней.
А теперь в самый первый раз собирался кататься на лыжах один. Окончательно и бесповоротно один…
От этой мысли дурнотно и болезненно щемило в груди. Лев Поликарпович даже подумал, а не пригласить ли ему Скудина. Но такая мысль показалась ему уже окончательно дикой, и он продолжил свои сольные сборы.
По его глубокому убеждению, человек обязан был принципиально идти в лобовую атаку на свои страхи. И откровенно смотреть им в лицо. Потому что иного способа избавиться от них просто не существует…
Знать бы ему, как обрадовало бы Скудина подобное предложение. Скажем даже более. Вместо того чтобы тащиться позади тихоходного спутника, мёрзнуть и ругаться про себя, изображая вежливое терпение, суровый полковник ломился бы по целине рядом с лыжнёй. И на то у него была очень веская причина.
«Лев Поликарпович, мне бы посоветоваться с вами… Разрешите?»
Аккурат в это утро, перед рассветом, Ивану опять приснился сон про Марину. Как всегда, Кудеяр одолевал гулкие институтские коридоры и мчался лестницами вверх, вверх, прыгая через ступеньки, – туда, на седьмой этаж, где в лабораторном зале ревело и ворочалось пламя… Как обычно в таких снах, коридоры и лестницы были вполне теперешними, какими он видел их в памятном походе за видеокассетой, – облезлыми, в натуральной мерзости запустения, в потёках сырости и сажи с плесенью пополам. Времени не поддавался только пожар, бушевавший вверху. И вот этаже где-то на пятом Иван со всего разгона вылетел в царство неповреждённого линолеума, чистых стен и цветов в горшочках на окнах. Прямым ходом в тот «Гипертех» невозвратимых дней счастья, солнца и любви… Шок оказался не меньшим, чем на Варшавской, когда они с ребятами лихо путешествовали сквозь времена года и суток. Иван даже остановился от неожиданности…
…И увидел Марину, шедшую ему навстречу из пустой глубины коридора. Плывшую из одного солнечного пятна в другое…
«Ваня? – удивилась она. – Зачем ты здесь, Ваня?»
Ему все не удавалось привести в норму дыхание.
«Маша, – кое-как выдавил он. – Марьяна…»
Она покачала головой. С осуждением. Солнце лилось на неё и сквозь неё, причём с направления, с которого в данном конкретном коридоре ему не полагалось светить.
«Ванечка, ну почему ты меня никак не отпустишь? – жалобно проговорила она. – Держишь меня и держишь, не даёшь на небо взлететь…»
Вот когда явственная неправильность происходившего перешла из области смутных подозрений в разряд доказанных фактов. На своё счастье, даже во сне Кудеяр – то ли по свойству характера, то ли благодаря тренированной психике, – какая бы чертовщина ему ни снилась, неизменно рассуждал и действовал здраво.
И он отнюдь не забыл, каким образом накануне злосчастного эксперимента Маша дала ему понять о своей беременности. Никаких предисловий типа «сядь и держись, я тебе что-то скажу» или кавалерийских атак под девизом «у нас будет малыш!». Она просто повадилась говорить о себе «мы». «Хватит НАС щекотать», «налей НАМ чайку»… Помнится, раза примерно со второго до Ивана дошло…
Так вот – это видение-привидение, эта тварь, «косившая» под Марину, о самом главном даже не подозревала. То есть не она, те, кто её создал.
«Сгинь!!! – взревел Иван, и правая рука вычертила в воздухе знак, которому его совершенно точно никто не учил. – Убирайся!..»
Висевший перед ним образ утратил сходство с Мариной, моргнул вертикальными зрачками и исчез, рассыпавшись, точно картинка с неисправного видеомагнитофона, цветными квадратиками, а Скудин проснулся. Но за секунду до пробуждения успел все же заметить, что коридор перед ним снова сделался таким, каким ему и полагалось быть, – выгоревшим, в покорёженной арматуре, выпирающей из простенков. По этому коридору вполне можно было двигаться дальше.
– Надо с профессором посоветоваться, – вслух сказал Кудеяр, открывая в душевой кабинке воду похолоднее. Ноги слушались не вполне. – А может, с Виринеей? С Глебом?..
Он твёрдо знал только одно. Если тебя так упорно не пускают куда-то, значит, на то есть основательная причина. И, стало быть, у него имелась ещё более основательная причина проломить этот запрет.
Чего бы это ни стоило…
Арахисовый «Москвич» завёлся не сразу. Лев Поликарпович успел впасть в лёгкий траур, вообразив себе начисто севший аккумулятор, но тут двигатель, наконец, дёрнулся, выдохнул ядовитую сизую тучу и деловито затрясся. Лев Поликарпович принайтовил к верхнему багажнику лыжи, устроил на заднем сиденье Кнопика и порулил на Пулковское шоссе соблюдать традицию. Вполне возможно – дурацкую.
