Выжить. Терской фронт - Громов Борис Николаевич (книги бесплатно полные версии txt) 📗
— Ну, что, брат, — позевывая, спрашиваю я Толика на крылечке «Псарни», — сейчас на боковую? А то ночка у нас выдалась еще та…
Вместо ответа — умоляющий и немного обиженный взгляд. Вопль: «Ты же обещал!!!» на лице напарника крупным шрифтом набран. Вот, блин, молодежь пошла — никакого, понимаешь, почтения и понимания!
— Ладно, черт с тобой, уговорил, тащи свой подствольник, а то мне твои молящие глаза будут в кошмарах сниться! Опять же — ужин скоро, все равно вставать, а выспаться до него я так и так не успею.
Толя пулей улетает в свою комнату, а я, продолжая широко зевать, отправляюсь к себе. Вот интересное все-таки животное человек! То ходил-ходил, делами занимался, с людьми общался — все нормально. А тут в одну минуту нахлобучило, и, что называется: «Поднимите мне веки!» Почувствуй себя Вием, блин. Когда Толян хлопает дверью, я уже практически сплю сидя. Но, давши слово — держись. Тяжко и протяжно вздохнув, встаю с кровати и захожу в душевую, пускаю себе на затылок тонкую струю холодной воды. Фу, вроде полегчало.
Сажусь на койку, гранатомет кладу перед собой на прикроватную тумбочку. Нет, все-таки главным достоинством (после надежности, конечно) нашего оружия всегда была его простота. Вот где бы среди западных аналогов найти гранатомет, все детали которого держатся на трех штифтах и одной хитро выгнутой проволочке? Ну, еще защелка, что ствол фиксирует. Все! И ведь работает, причем не то что не хуже, а даже и получше своих иностранных «собратьев». Быстро разбираю подствольник. Ой, мамочки, да тут не просто грязно, тут уже вполне можно картошку сажать! Интересно, а он вообще у бывшего хозяина стрелял? Или тот его так таскал, «для форсу бандитского»?
— Слушай, Толя, — передаю я разобранный на три части гранатомет напарнику, оставив себе лишь штифты и проволочку, не хватало еще, чтоб Курсант их потерял случайно, — возьмика это безобразие, по недоразумению считающееся оружием, и вычисти-ка его так, чтоб блестел.
Толик принимает из моих рук многострадальный «Костер», понятливо присвистывает, заглянув внутрь, и, достав из шкафа только что убранные туда ветошь и масло, снова топает во двор. Работа ему предстоит непростая, но сделать ее как следует — в его же интересах. А я, с чувством почти выполненного долга, опускаюсь на кровать. Спать я не собираюсь, нет, просто полежу немножко, а там и ужин подоспеет.
Ага, не собираюсь! Зарекалася свинья… Глаза я разлепляю с огромным трудом и только потому, что Толя настойчиво тормошит меня за ногу. Гляди-ка, запомнил! Не так давно рассказывал я ему, почему не стоит будить людей, тряся их за плечо. Все ж разные. И нервишки у многих войною подточены… Опять же, кто знает, что человеку снится в этот момент? Одним словом, если хочешь разбудить кого-то, постарайся быть вне досягаемости его рук, в противном случае — можешь и на удар кулаком налететь. И, хорошо, если кулаком! У некоторых есть не очень хорошая, но часто полезная привычка держать под подушкой нож или пистолет. У меня такого «бзика» нет, но знавал я людей, у которых он был. И рассказал-то я об этом Толику так, между делом, как хохму. А он не только запомнил, но еще и к сведению принял. Нет, все-таки с напарником мне повезло! И соображает быстро, и память хорошая. Еще один плюс Курсант честно заработал.
— Да встаю, Толян, встаю, — сиплым со сна голосом бурчу я и со стоном принимаю относительно вертикальное положение. Голова сама не своя, как с похмелья. Эх, говорила ж мне в детстве мама, не спи, сынок, на закате солнца, голова болеть будет. Не послушался, а зря.
— Ну, ты силен, командир! Чуть ужин не проспал!
— Ага, — зевая, я чуть не вывихнул себе челюсть, — я такой! Но ведь не проспал же, правильно? Пошли, Анатолий, перекусим, да я твоей ГПшкой займусь. Ты ее вычистил?
— А как же! — он гордо стучит себя кулаком в грудь.
— Вот и отлично.
Поужинав и предупредив Кузьму, что сегодня концерта не будет, снова поднимаемся ко мне. Приведя вычищенный гранатомет «в чувство», сноровисто собираю его и передаю Толе.
— На, Курсант, владей! Стрелять из него умеешь?
— Неа! — радостно скалясь в тридцать два зуба, мотает головой напарник. — Не умею!
— Ну и чему тогда радуешься, балбес? — пытаюсь изобразить суровость я, но безуспешно, уж больно у Толяна физиономия счастливая. — Ладно, научу, там ничего сложного. А теперь — отбой. Пробежку и зарядку еще никто не отменял. Потом с ГП тебя работать научу. А после обеда в Комендатуру еще раз прогуляемся.
— А вечером что? Тактика?
— А вечером, Курсант, у командира свидание. Так что сможешь спокойно отдохнуть.
Гляжу на внезапно погрустневшее лицо напарника. Нет, вроде здоровый, как бес, а все равно дите-дитем, ей-богу. С таким «умением» свои мысли скрывать в карты играть — лучше и не садиться.
— Выдохни, а то лопнешь! Я не с Оксаной на свидание иду.
— Да не, Миш, я не к тому, — затараторил враз «воскресший» Толик. — Я просто…
— Бабушке своей эти сказки рассказывай, — беззлобно усмехаюсь я. — Все, отбой по войскам. Завтра, как обычно, в семь на крылечке.
А утром на крыльце «Псарни» меня поджидают сразу два «маленьких сюрприза». Первый — не очень приятный: небо по-прежнему затянуто серой хмарью, не помогло учиненное мною в Комендатуре «колдунство». Правда, сегодня облака висят куда выше, чем вчера, а значит — надежда еще есть. К какой категории отнести второй, я пока не понял, он заключается в наличии на крылечке Саши Шурупа и Артема Коваля. Те, переминаясь с ноги на ногу, стоят рядом с Толей и явно ждут меня. На обоих — легкие маскхалаты и укороченные сапоги из мягкой кожи. Интересно…
— Так, и кому это еще кроме нас с Курсантом не спится? — притормаживаю я на верхних ступеньках лестницы, уперев кулаки в бока.
— Слушай, Михаил, — на правах более близкого знакомого начинает Шуруп, — мы тут с Темой посовещались промеж собой… Уметь — оно всегда лучше, чем не уметь… Хотим вместе с вами тренироваться. Возьмешь?
Хороший вопрос, Саша, хороший. С одной стороны, чем больше группа учеников, тем меньше времени у меня будет на «индивидуальный тренинг» с каждым. По тылам Непримиримых мне «гулять» с Толей, и его подготовка для меня на первом месте. С другой — случись что, на выручку поедут именно эти парни. И чем лучше подготовлены будут они — тем больше шансов выжить у нас. Да и тактические занятия в группе можно проводить более качественные.
— Хорошо, — согласно киваю я. — Но предупреждаю — будет тяжело. И «сбавлять обороты» ради кого-то из вас я не буду. Моя цель — себя в форме держать и вот из этого гаврика, — тычу я пальцем в Курсанта, — бойца сделать. Так что, если поймете, что не справляетесь — просто бросайте это дело. Без обид. Хорошо?
— Договорились, — в два голоса соглашаются парни.
— Ну, раз договорились, тогда в колонну по два становись! Мы не стадо баранов, чтоб вразнобой бегать. Побежим строем и в ногу, под счет. Вопросы, жалобы, предложения?
Вопросов, как я, впрочем, и ожидал, не было. А раз так, значит — побежали! На площади перед Комендатурой я пожалел, что не взял с собою фотоаппарат. Квадратные глаза и отвисшие челюсти часовых из Охранной Роты были вполне достойны того, чтобы их увековечить. Да уж, они, бедные, только-только привыкли к двум психам, что каждое утро мимо них сломя голову носятся, так теперь этих психов уже четверо. Мало того, бегут эти четверо аккуратным каре, слаженно топоча ногами под мой громкий счет.
— Раз, два, три! Раз, два, три! Ага, мужики, — кричу я, поравнявшись с «караулкой». — Это заразно, так что надевайте противогазы! А то и вы скоро вслед за нами пристроитесь.
— Не дождешься! — слышу я их хохот уже за спиной. Ню-ню, погодите, вот если поднатаскаю я наемников, глядишь и Костылев за вас, бездельников, возьмется, чтоб не отставать. Мстительно хмыкнув, снова подаю счет, чтоб мои непривычные к таким вот пробежкам «ученики» не сбились с шага.
Дистанцию парни пробежали до конца. Правда, выглядели на финише весьма плачевно: взмокшие, взъерошенные, Шуруп слегка прихрамывал на правую ногу, видно, плохо портянку намотал и мозоль натер, а Коваль сухо и надрывно кашлял и часто сплевывал тягучую и вязкую слюну. Напарник мой, судя по выражению физиономии, уже собирается сказать что-то ехидное, но, наткнувшись на мой осуждающий взгляд, ясно говорящий: «Себя-то в первый день вспомни», — резко меняет свое намерение.
