Н 5 (СИ) - Ильин Владимир Алексеевич (книга жизни TXT) 📗
Поэтому князь Шемякин говорил во весь голос, расправив широкие плечи и гневно потрясая бородой клинышком, взывая к стенам тронного зала; к сердцу и княжеским умам – и даже где-то недоумевая, отчего люди смотрят на него крайне скептически.
– Кто не смотрел новости по утру? Спроси меня, и я скажу – князь Черниговский, что по правую мою руку, ведомый честью и долгом, взял за глотку многое ворье, разбойников и убийц в нашей стране. Сделал разом то, чего никогда не бывало на моей памяти.
Естественно – мрачно подумали владетели – раньше он спокойно брал деньги, а сейчас что за вожжа под хвост…
– Но расследование не завершено! – Провозгласил князь в поднимающемся шуме голосов. – Еще предстоит определить истинных виновников. Предстоит отделить подлость от незнания, а злой умысел от небрежения долгом хозяина земли. Расследование идет. Так отчего говорю я сейчас о еще не свершившемся?
Шемякин пристально обвел взглядом сидящих за столом.
– Почему встал и потребовал слова? А от того, братья, друзья и соседи, что на следствие оказывается беспрецедентное давление. – Построжел его голос. – Не сегодня началось расследование. Не делается все за один день; каждый кропотливый труд требует времени – вам ли не знать? Но как на охоте, когда подходишь к зверю – то начинает чуять он гибель свою. И охотника может увидеть, даже если тот таится тщательно. Тут главное не струхнуть и ружье в сторону не увести, верно? – Добавились в его тон вкрадчивые нотки, а злой взгляд смотрел на половину стола Юсупова и присных.
– Ты обвинить кого решил или про охоту рассказать? – Поймал его взгляд Шуйский.
И на секунду, глядя в человечьи глаза, из которых проглянуло лютое и нелюдское, князь Шемякин внезапно осознал, что будет, ежели слова его про зверя и ружье сбудутся. С холодным потом осознал, потекшим по спине и дрожью в пальцах, которые запутаются и не нажмут спуск; с головокружением и паникой, которая сделает ноги деревянными, пока разум будет орать призыв к побегу.
Впрочем, князья Шуйские настоятельно советуют не бегать от медведя. А на настороженное уточнение – поможет ли это? отвечают честно: медведю – да.
По счастью, вокруг не было дремучей чащи, а потому солнечный свет, богатое убранство и молчаливая поддержка соратников быстро вернули Шемякину самообладания.
– Я хочу сказать. – Отвел взгляд князь, сцепил ладони в кулаки и продолжил на упрямстве и характере. – Что кому-то не понравилось радение князя Черниговского. До той степени не понравилось, что против благородного человека спланированы чудовищные провокации, призванные очернить его и не дать расследованию ход. Хочу сказать, что атака на него уже идет! Бог ты мой, князю уничтожили родовую башню!!! Срыли до фундамента, до черной копоти. Основу основ, символ княжеского рода и нерушимости его прав! Что подумает чернь, при виде огороженного пустыря у стен Кремля?!
– Как что? – Возмутился князь Давыдов. – Городу давно нужен парк в центре! Облагородить там, кустики-деревья насадить, дорожки пешеходные. Только скамейки не ставить, чтобы всякие бомжи не спали.
Князь Черниговский вскинулся с места. Князь Давыдов тут же оказался на ногах, подхватив графин в руку.
– Василий! – Окрикнул уже не Шуйский, а сам император.
И самый известный гусар империи вернул руку из замаха.
– Да спокоен я. – Буркнул он, усаживаясь обратно. – Вот, водички пью. И вам советую.
Только графин, присев, он приложил холодной гранью ко лбу, недобро поглядывая исподлобья на Черниговского.
– Недобрые силы желают, чтобы уважаемый князь Черниговский оставил расследование. – Веско произнес князь Шемякин, кому недавняя вспышка вышла иллюстрацией агрессии. – Многие боятся, оттого в страхе своем готовы… на многое.
– Так чего ты желаешь? – Уточнил Император.
– Я требую! – возвысил голос Шемякин. – Чтобы был наказан виновник разрушения твердыни князей Черниговских. Показательно. Чтобы ни у кого не возникло мысли, будто башни родовые могут пасть. В том числе ваши башни, уважаемые князья. Такие мыслишки в крови надобно топить. Прецедент не допустим. А уж тех, кто стоит за этой дерзкой выходкой, определит следствие. Ежели, разумеется, они не обнаружат себя раньше, защищая мерзавца.
– А что, князь Черниговский не в силах наказать своими силами? – Удивились в зале.
– А не может, – хмыкнул князь Шуйский. – Он от него уже сбежал.
– Что за враг такой появился у нас? – Поерзал от любопытства князь Гагарин, отклонившись на кресле и уложив ладони на примечательную трость из желтоватой кости.
– Максимка, из мастеровых, рода Самойловых. Убийца и лиходей, трус и клятвопреступник!
– Ты бы полегче, князь, про моего зятя. – Обронил император, равнодушно оглядывая говорившего. – Или ты меня желаешь оскорбить, что я внучку за татя отдал?
От лица пару мгновений ничего не понимающего Шемякина отхлынула кровь, а сам он затравленно посмотрел на князя Черниговского, отодвинувшись от него, как от чумного.
Впрочем, сам Черниговский тоже смотрелся озадаченным и недоуменно глядящим на трон, словно ожидая оглашения шутки.
– Ты как про отца моего крестника говоришь, морда бородатая?! – Решительно полез Давыдов на стол, закинув колено и споро двигаясь к обидчику с графином в руке – до того момента, как спохватившийся Шуйский не перехватил его за сапог и не утянул обратно.
Но графин все-равно просвистел в сантиметре от опешившего Шемякина, моргнувшего и очнувшегося, только когда поток воды хлестнул по щекам.
– Да забери ты себе сапог, я ему все равно ноздри выдеру! – в гневе вывернулся гусар.
– Тихо!! – Рявкнул император. – Василий, разжалую! В матросы!
– Тьфу! – оставил за собой последнее слово Давыдов, и был он меток.
Но все же угомонился и с достоинством принял обратно свой сапог. Правда, надевать его не стал – тайком взвесил рукой, примеряясь, и положил у правой ноги.
– Бе-бесстыдство! – Вновь покраснел Шемякин, оттирая щеку. – Смотри народ, что деется то! На гостя императора его же слуга смеет руку поднять!
– А ты бы в моем доме родню мою не поносил, на чем свет стоит. – Отозвался император. – Так ли гостю поступать? Или, может, вышвырнуть его взашей?!
– Так это, твое величество, правда ли, про свадьбу? – осторожно уточнил князь Долгорукий.
– Столь же верно, что он не клятвопреступник и не трус. – Кивнули ему с трона.
Многозначительно подчеркнув иные недостатки, что в ином обществе сойдут за достоинства.
– Это что же, и свадьба была? – Задумчиво уточнили из скандального сектора. – Без торжества на всю страну?
– Балда, тебе же сказано – Давыдов крестный их сына.
– А, так по залету!
– Стоп… – поднял руку император.
– А я слышал, прижила она ребеночка на стороне, а Самойлова за папу.
– А и верно – он же все равно долго не проживет!
– Так она от Давыдова и прижила. Ай!…
– Ох!..
– А ну тихо!! – Рявкнул император.
– Верните сапоги, сволочи. Я с вами не закончил. – Гневно дышал Давыдов.
– Угомонитесь! Никакого ребенка нет! – Стукнул император кулаком по подлокотнику.
– Ох, горе то какое! – Всплеснули руками. – Скорбим твоей беде, великий княже!
И народ взволнованно потянулся подниматься с мест, переглядываясь – потерять ребенка принцессе, да с такими медиками и целителями! Что за беда произошла?!
– Сели. Все. Резко. – Пролаял император, заставив иных сбледнуть. – Принцесса Елизавета здорова и в положении не была.
– Тогда как же…
– Давыдов крестный сына первой жены Максима. – Откашлялся князь Панкратов. – Позор и бесчестье сомневаться в непорочности цесаревны.
– Полностью с вами согласен, Панкратов. Одолжите ботинок.
– Подождите, а кто тогда первая, если принцесса за вторую? – Поднял в удивлении брови князь Вяземский.
– За третью. – Уточнил Панкратов, невозмутимо реагируя на пристальный и недовольный взгляд императора.
– За прошлую он десять миллиардов рублей отсыпал, – горделиво завил ус Давыдов. – Лично по ним вот теми сапогами ходил! Вон там валяются! Князь, ты же на них смотришь, будь другом – перекинь сюда.
