Вечник - Кирпичев Вадим Владимирович (первая книга .txt) 📗
На развилке двое остановились. Поэту предстояло свернуть к лачугам, священнику — к резиденции городского местоблюстителя.
На прощание поэт сказал так ни разу и не возразившему священнику:
— Ладно, святой отец, так уж и быть, я подумаю над твоими словами.
И двинул своей дорогой. Правда, через несколько шагов он остановился и удивленно воскликнул:
— Постой, так ведь ты заранее знал, что произойдет, когда рвал жигуч!
Но священник уже исчез за поворотом.
В приемной местоблюстителя было многолюдно, но тихо. От вошедшего молодого священника просители тщательно отводили свои взгляды — в Настоящем побаивались смотреть в глаза незнакомцам. Свободное место нашлось в дальнем углу. Священник сел, смежил веки. Казалось, он дремал, а на самом деле он вел бурную беседу со своим внутренним демоном, причем гордое чудовище обвиняло.
«Уже третья неделя заканчивается. Не кажется ли святому отцу, что он нарочно тянет время? Ведь был шанс получить лицензию на миссионерскую деятельность в два дня, а с ней и полную свободу передвижения. Мы бы давно вырвались из города на задание».
«Я делаю все, что в моих силах: даю взятки, подарки, секретаря подмазал».
«Не все. Помнишь первый визит душеблюстителю?»
«Ты опять об этом?»
«Да, святой отец! Я понимаю, что противно целоваться с бандитами, но неужели ради дела нельзя было потерпеть!»
«Ты обвиняешь меня? Извини, отважный гозт визкап! Меня учили любить людей, ради этой любви я готов целоваться даже с убийцами, но ведь все испортила твоя гордыня и твое восточное „целомудрие“. Кто говорил, что его тошнит от этих пятикратных бандитских поцелуев?»
«Гм. Извини. Кажется, ты прав. Это все гигант Фандосий напортачил, не учел восточную ментальность. Ничего, когда я этого гиганта встречу…»
Бруно не успел рассказать своей эгомаске, чем закончится его встреча с мэтром Фандосием — из-за приоткрывшейся двери по-змеиному вынырнула голова секретаря, и зал замер: все надеялись услышать свое имя. Повезло лысому толстячку, сидевшему перед священником; пригнувшись в своем ничтожестве, толстячок поторопился к местному владыке. В приемную вернулась тяжелая тишина. Местоблюститель являлся верховной властью данного сектора Настоящего, и визит к нему был решающим для любой тяжбы.
Добраться до заветной двери толстячок не успел — в зал ввалились два мордоворота. В них был избыток уверенности, но абсолютно не было достоинства. Бандиты. Расцеловавшись с секретарем шикарным бандитским пятикратным поцелуем и этак легонечко отправив толстяка назад, бандиты вошли без очереди.
Надо было ждать. Священник принялся молиться. Пользуясь моментом, чудовище завладело освободившимися мозгами. Ему было над чем подумать. Фандосий обманул: священник оказался вовсе не маской. Самая настоящая живая душа, причем душа симпатичная, завладела телом визкапа. Из-за этого, а может быть, из-за чрезмерной уверенности в себе, он пообещал священнику, что не вернется в Будущее, если провалит задание. Визкапу казалось, что он дарит другу всего лишь ничтожный шанс, забыв, что для джагрина главная угроза — это вовсе не его смерть, а чужой путь.
Чудовище загрустило.
«Просчитались знаменитые аналитики Службы, недооценили они Настоящее. С высоты Столпа им все виделось просто: заслать разведчика-миссионера, тот за сотню серебряных стэлсов купит лицензию на вольную проповедь, так сказать, за хорошую взятку получит возможность учить честности, а с ней и официальное разрешение передвигаться по Настоящему, ну а там, если повезет, и выполнит задание, касающееся Парикмахера. А поди ж ты, план рухнул в самом начале при попытке получить лицензию у душеблюстителя, этой самой мерзкой и лицемерной чиновничьей породы. Слишком противные губы у него оказались. Узкие, желтоватые. Не губы, а две засушенные грязные щепочки. Вот бедный священник и отпрянул при встрече. В итоге делу не помогли ни солидная мзда, ни подношения — в лицензии было временно отказано. Обиделась чиновная тварь на открытое презрение. А ведь всего пять раз тогда послюнявь ему морду, доставь удовольствие, и все проблемы были бы решены. Вон как ловко лобызал секретарь двоих головорезов, да и местные святые отцы не уступят ему: как здорово они на всяческих приемах взасос сосут и бандитов, и блюстителей, и всех властей предержащих подряд. Единственный нюанс сгубил всю блестящую работу биосектора, его специалистов. Учли они, что в лице Бруно нет чеканной надменности межевиков, что монаху-вечнику будет близка роль священника, но забыли главное — он не южанин. „Женщины — для долга, мальчики — для наслаждений“ — кажется, так звучит южная пословица. Какого жителя Йозера Великого смутили бы мужские поцелуи? Для Юга нормой и законом является чувственность, а на Востоке закон для чувств — норма. Однополая любовь всегда там считалась уродством. Грубо сработал Фандосий, по шаблону, и теперь всю операцию может сорвать стандартность маски».
«Не называй меня маской! Я ведь просил», — обиделся очнувшийся священник.
«Хорошо, хорошо, не буду. Хотя ты называешь меня чудовищем».
«Не сравнивай. В конце концов, именно я обеспечиваю безопасность. Нас давно бы зарезали, не будь я местным священником. Не спасло бы никакое хваленое джагри. И вообще не занимай своими мыслями мою голову. Мне на днях первую проповедь читать, а даже план не готов».
«Хорошо, иду спать. Только еще два слова. Не возражаешь?»
Чудовище в душе священника было гордым, но, слава богу, незлобивым и сговорчивым, поэтому святой отец прощал ему некоторые вольности.
«Говори».
«Не повтори ошибку, которую ты совершил с душеблюстителем. Помнишь, как отпрянул от его губ?»
«А ты что делал в тот момент? Ты ведь первым дернул тело назад! Что молчишь?»
Пристыженному чудовищу крыть было нечем, и, освободив от себя виски и лоб, оно отступило в темноту затылка.
Сидевший рядом со святым отцом толстячок заерзал. Бандиты на прощание снова расцеловались с секретарем и ушли. Однако толстячок ерзал зря: секретарь выкрикнул имя священника. Вчерашний, кругленький такой пакетец со стэлсами сделал свое дело.
Куда более солидный, подобающий должности местоблюстителя пакет, к тому же тщательно запечатанный, священник вручил секретарю, когда остался с ним наедине. Секретарь мигом отнес сей знак уважения своему начальству и вскоре вернулся за святым отцом.
Размер мзды пробудил в местоблюстителе самые добрые чувства.
— Как приятно видеть столь умного и достойного человека!
Он поднялся из-за стола с распростертыми объятиями и двинулся к просителю. У местоблюстителя были гнилые глаза торговца пропарушкой и, как назло, пухлые, отвратительно розовые губы, надутые, словно у резиновой игрушки.
— Кхе, кхе, кхе.
Священник поперхнулся, а чудовище возмутилось:
«Ты чего кашляешь? Перестань сейчас же. От покусанной ляжки не кашляют».
Но святой отец уже забился в чахоточном припадке. Хозяин кабинета моментально передумал лобызать гостя, хлопнул того по плечу и пригласил к столу, попросив сразу перейти к сути приведшего его сюда дела.
Отец Бруно кратко изложил свою жалобу на душеблюстителя, который не выдает ему лицензию на миссионерство за пределами города, тем самым резко ограничивая его в свободе передвижения и, собственно, в деятельности.
— Не все так просто, святой отец, не все так просто.
Прохаживаясь кабинетом, то и дело причмокивая своими розовыми губищами, местоблюститель довольно добродушно принялся втолковывать ситуацию пусть святому, но еще такому молодому отцу.
— Адекватность Настоящему — вот что пугает уважаемого душеблюстителя. Правильно ли вы будете служить нашему времени? Ведь ему не праведники требуются, а человеки. Понимаете ли вы меня, святой отец?
— Понимаю.
— Нет. Не понимаете. Иначе не пришли бы с таким несоразмерно большим относительно решаемого дела даром.
Местоблюститель указал на стол, в котором, судя по всему, исчез принесенный Бруно пакет со стэлсами, и продолжил:
