Карфаген 2020. Апгрейд (СИ) - Ратманов Денис (читать книги полностью без сокращений .txt, .fb2) 📗
— Так какой наш план? — пританцовывая, говорит Эд.
Скрывая детали, касающиеся Рэя, рассказываю, и Эд улыбается от уха да уха.
— Шикарно, я считаю! И то, что у нас завтра дежурство, нам на руку! Сами поучаствуем в налете. Ох, и порезвимся! Разнесем там все к хренам!
Он не спрашивает, каков мой интерес в этом деле, для него главное — вернуть брата, а я думаю о том, что на самом деле успех мероприятия в руках Рэя: он должен проверить на прочность систему безопасности, взломать ее. У него может не получиться. Он может не успеть. Слишком много «может».
А мне предстоит снова переться в логово, чтобы поторопить гемода, и в этот раз буду ползти по вентиляционным шахтам, чтобы не вызывать подозрений, потому что уж очень часто я посещаю первый уровень.
Интерлюдия. Сандрино
В сравнении с плечистым двухметровым Сандрино снайпер кажется подростком. Он смотрит в сторону, виновато пожимает узкими плечами и оправдывается:
— В первый раз такое! Этот человек будто бы знал, что я буду стрелять, как-то даже не по себе стало. Еще когда разрабатывал его, мне показалось, что он узнал меня в толпе.
Если бы Сандрино не нанимал его раньше, пристрелил бы на месте. Но этот снайпер никогда не промахивался, всегда работал чисто. Сандрино тоже всегда работал чисто, а теперь промахнулся киллер и его подставил. Если Боэтарх завтра потребует отчета по Тальпаллису, ему придется точно так же пожимать плечами. Хоть сам иди и перерезай горло Тальпаллису. Так ведь нельзя просто взять и ликвидировать его — он полноправный гражданин, а не какой-то там черноротый.
Пока киллер рассказывает небылицы, Сандрино думает о том, как оправдаться перед Боэтархом. Он постарается просто не поднимать тему, у Гамилькара сейчас море проблем, и есть вероятность, что он переключится на что-то более важное, чем Тальпаллис. Если босс все-таки потребует отчета, придется сказать, что объект в разработке, и самому с ним разобраться.
Раньше босс был расчетливым и предсказуемым. Но все изменилось с тех пор, как он начал искать неизвестно что на ступенях первого уровня. И нашел девку и какого-то безбашенного чувака. И все полетело в бездну. Гевиала убили, Сандрино остался один, босс стал раздражительным, того и гляди даст пинка под зад, и тогда конец. Придется, как остальным гемодам, или к озверелым уходить, или скрываться на первом уровне, а там сейчас ой как жарко.
Вспомнив свою жизнь в лесу, Сандрино передергивает плечами.
— У тебя есть два дня, чтобы исправить ошибку,— говорит Сандрино, не глядя на киллера, и сгибает железный прут, который вертел в руке.
Киллер меряет его взглядом — как в прицел ловит, кивает и удаляется, сунув руки в карманы широких штанов. Из разрывов туч выглядывает солнце, брызгает в лицо золотом, будто намекая, что этот свет не для него, и скоро все закончится: Сандрино не был и никогда не станет полноправным гражданином Карфагена. Он носит не браслет и не чип — бумажку с печатью и подписью Боэтарха. «Этому рабу разрешено передвигаться самостоятельно и выполнять распоряжения хозяина. Хозяин — Гамилькар Боэтарх».
Несколько раз его задерживали ловцы, но отпускали. Если Боэтарх психанет, а он в последнее время как с ума сошел, и порвет бумагу, то подпишет Сандрино смертный приговор, его отправят обратно на полигон, где военные отрабатывали на нем рукопашку.
Гемод шагает к «синичке», которую уже привык считать своей, садится за руль, взлетает. На самом же деле у него нет ничего своего, даже жизни — все принадлежит Боэтарху.
У него было два часа свободного времени, пока у хозяина заседание, теперь пора возвращаться, чтобы тенью следовать за ним.
Во флаер Боэтарх приходит десять минут девятого. Он и рад бы, чтобы Сандрино сопровождал его везде, но Совет открыт только для аристократов, жителей пятого уровня.
— К жене,— командует Боэтарх, зевает, падает в кресло и включает голопроектор, который сразу же выдает сообщение от Верховного жреца, к которому босс зачастил.
Ведя флаер, Сандрино следит за Боэтархом боковым зрением: босс хищно облизывается, напрягается и отвечает жрецу. Голограмма старика тотчас появляется над столом. Приложив руку к груди, жрец склоняет голову.
Сандрино так удивлен, что таращится на босса в открытую, но вовремя спохватывается и отводит взгляд. Почему боссу кланяется сам Верховный жрец? Какие тайны их связывают?
Боэтарх считает своего раба предметом интерьера и не видит смысла ничего от него скрывать.
— Ты просил проследить за самочувствием девушки. Она умерла сегодня после обеда,— говорит жрец и не смеет поднять головы.
— От чего? — Боэтарх самодовольно улыбается.
— Аневризма. Лопнул сосуд в голове… Невероятно! Все выглядело, как естественная смерть.
— Я знаю, что такое аневризма,— ворчит Боэтарх.
— Величайший дал тебе силу, мой господин,— блеет жрец.
Сандрино не понимает, о чем они, но чует опасность, исходящую от босса. Раньше это чутье неоднократно спасало ему жизнь, и сейчас оно вопило: «Беги, спасайся!!!»
— Ганнон, ты не представляешь, в какое дерьмо превратился мир! В людях нет веры. — Голос Боэтарха меняется до неузнаваемости, в нем дребезжит ненависть. — Гисконы, Магоны, моя жена, Ганнон! Магоны — в особенности!
— Величайший… не заинтересован в них?
— Да, но меня не хватит на всех! Каждый пятый — отступник. Каждый третий — потенциальный отступник!
— Величайший благословляет тебя, мой господин!
Сандрино искоса глядит на Боэтарха, вперившегося в свои сцепленные пальцы, и на краткий мир глаза босса застилает клубящаяся чернота, черты лица заостряются, он оскаливается. Волосы на руках гемода, который повидал всякое, становятся дыбом.
Три биения сердца — и перед Сандрино тот Боэтарх, к которому он привык. Гемод шумно сглатывает слюну, чувствуя себя зверем, на лапе которого сжимает зубы капкан.
Глава 20
Питомник
Патрулируя район на новом флаере, выданном Оллебу, я каждый раз вздрагивал, когда из коммуникатора раздавался щелчок перед подключением диспетчера. Напрягался, отгонял сон, но снова и снова разочаровывался, понимая, что у Рэя не получилось взломать систему безопасности внешнего патруля, и это обычный вызов.
С каждым часом надежда таяла, сознание обволакивала сонная апатия, ведь я до четырех утра нависал над Рэем, слушая, как он матерится в попытках хакнуть зверобогих.
Стройный и красивый план в моей голове к обеду блекнет, а вечером рассыпается на невыполнимые фрагменты. Эд с каждой минутой становится все мрачнее, бросает на меня сумрачные взгляды, но я делаю вид, что не замечаю его желания поговорить.
Во время очередного вызова, проверяя сработавшую сигнализацию на крыше одного из богатых домов, он оборачивается ко мне:
— Что будем делать? Время уходит! Давай захватим флаер и сами ударим по питомнику. Ты говорил, что журналисты ждут от тебя сигнала…
Его глаза горят фанатичной яростью бойца, готового кинуться грудью на броневик.
— Нет,— рявкаю я, чтобы перекричать ветер. — «Бонус» крышуют гаммы, наших сил мало, нас перебьет охрана. Нужно, чтоб в питомник нагрянули все патрули.
— А если у твоего человека ничего не получится?
— Разработаем другой план.
Эд смотрит молча, огонь в его взгляде гаснет, сменяется ледяной решимостью.
— Ты, Лео, как хочешь, а я знаю, что моему брату нужна помощь, и я помогу ему, пусть даже сдохну. Не мешай мне, ладно?
— Ждем еще два часа,— говорю ему, включаю коммуникатор и отчитываюсь Оллебу, что все чисто, просто из-за ветра замкнула проводка сигнализации. — Бесполезно тебя останавливать. Если ничего не сделаешь, ты себя не простишь.
Правильно было бы ему помочь, но я не имею права так рисковать.
— Договорились,— кивает он, запрокинув голову к снижающемуся флаеру.
Под шквальным ветром комфортнее, чем в салоне. Там звенит напряжение, готовое разразиться грозой. До Кириана дошло, что Оллеб нас подставил, и поначалу он пытался воззвать к совести сержанта. Выяснив, что совесть у Оллеба отсутствует, стал угрожать. Сообразил, что разговоры пишутся, и заткнулся. Но злость его никуда не делась.
