Офелия (СИ) - Семироль Анна (чтение книг .TXT) 📗
Убаюканный размеренными мыслями, Питер задремал. А когда проснулся, понял, что они приехали. Отец вышел из авто первым, взял сумки Питера из багажника и исчез в подъезде пятиэтажного дома, фасад которого до второго этажа был увит диким виноградом. Питер перегнулся через сиденье и зашептал, обращаясь к водителю:
- Тревор, давайте сбежим? Пожалуйста… Отвезите меня обратно, я вас очень прошу! Я же тут умру от тоски. У меня здесь ни друзей, ни…
- Я бы рад, - развёл руками Тревор. – Но за подобное меня уволят и посадят в тюрьму. Это же будет расцениваться как угон с похищением ребёнка. Прости, парень. Ты не горюй. Может, всё тут вовсе не так и плохо.
- Разве что ещё хуже, - убитым тоном отозвался Питер и вышел из машины на тротуар.
Хотелось пнуть отцовский роскошный автомобиль – от души, изо всех сил, чтобы что-нибудь обязательно грохнуло и отвалилось. Но, во-первых, Леонард Палмер проектировал машины на совесть, а во-вторых, «Силвер Клауд» не был виноват в злоключениях Питера. Мальчишка вздохнул, отошёл на шаг и нахохлился под холодным дождём. Мелькнула мысль прямо сейчас броситься бежать, затеряться на улицах, а потом прийти в полицию и сказать, что потерялся. Назвать адрес, и его отвезут домой. К Офелии, Йонасу, Кевину и семье. И собакам, конечно. И Лу.
«Ага, давай, жиробас, добеги без одышки хотя бы до угла!» - подумал Питер и поплёлся к открытой двери подъезда. Тем более, что на крыльце уже стоял отец и строго поглядывал в сторону сына.
- Побыстрее, - прокомментировал мистер Палмер. – Мне на работу надо. Пошевеливайся.
Подниматься по ступенькам на верхний этаж было непривычно. Когда в твоём родном доме – два этажа и чердак, а в Дувре нет домов выше пяти этажей (и в тех ты даже не был), путешествие на пятый этаж тёткиного дома занимает вечность. А вот и мистер и миссис Литтл – вышли встречать племянника на лестничную площадку. Рыжий, как морковка, неизменно-худой дядя Фред в тёмно-синем деловом костюме, приятно-пухленькая невысокая тётя Тереза – в светлом ситцевом платье, волосы уложены в высокую причёску. «Ну, сейчас начнётся», - обречённо подумал Питер.
- Зайчик, как ты вырос! – всплеснула руками Тереза, и Питер с трудом удержался, чтобы не закатить глаза.
- Привет, племянник, - дядя Фред протянул мальчишке руку, энергично пожал. – Заходи, дорогой гость. Леон, позавтракаешь с нами?
- Спасибо, Фред, но я тороплюсь. Подвезти тебя до работы?
- О, буду очень благодарен! Один миг: я возьму зонт, шляпу и портфель!
Дядя Фред проскочил в коридор, что-то там громыхнуло, и вот он уже выскочил обратно. Поцеловал жену в щёку, подмигнул Питеру:
- До вечера, Пит! Дорогая, не утомляй парня заботой! – и они с Леонардом Палмером поспешили вниз по лестнице.
Вслед за тётушкой Питер прошёл в квартиру, разулся на коврике у двери и огляделся.
К маминой младшей сестре они приезжали редко: два раза в год, на дни рождения, иногда заглядывали на Рождество. Время шло, а в их квартире ничего не менялось. Всегда сладко пахло выпечкой, обои медленно выцветали, но всякий раз неизменно встречали Питера, мебель всегда стояла на привычных местах. Даже кот Пуфф взирал со спинки дивана с одним и тем же ленивым презрением.
- Привет, кот, - поздоровался Питер и почесал чёрно-белому пушистому верзиле подбородок.
- Пирожок, как поживает мама? Как Агата и Ларри? – спросила Тереза из соседней комнаты.
Питер проследовал туда – в маленькую светлую комнатушку, одну из стен которой почти полностью занимало окно с широким подоконником. Краем уха Питер слышал из бесед взрослых, что комната предназначалась под детскую, но у Терезы и Фреда детей так и не получилось. И теперь здесь размещались редкие гости.
- Мама в порядке, спасибо, - вежливо ответил мальчишка, глядя, как округлые руки тётушки ловко взбивают подушки на старомодной высокой кровати. – Агата почти взрослая, вся в прыщах. Ларри завёл девушку и угрожает на ней жениться.
- А собачки? Их по-прежнему трое?
- Да, тётя. И они всё такие же неугомонные.
Вид из окна был скучный, как и весь Рэдклиф. Обычно людям нравится смотреть на оживлённые улицы больших городов, в которые они приезжают, но тихая Преветт-стрит глаз совсем не радовала. Дождь, лужи, невысокие жилые дома из красного и серого кирпича, похожие друг на друга, тротуары, мокрые голуби на ограде у дома напротив. На первых этажах гаражи и редкие магазины. И ни одного дерева под окнами. На редкость тоскливо.
- Скучновато выглядит, да? – Тереза смущённо приподняла плечи. - Это новый район, он отстраивался после войны.
- Да, я помню.
- В центре повеселее. Сходим на днях, покажу тебе много интересного.
Питер сел в жёсткое кресло у окна, принялся распаковывать свои сумки. Выложил на стол книгу, жестяную банку с карандашами и папку с рисунками и чистыми листами. Шорты и две футболки, поколебавшись, положил на подоконник.
- Зайчик, ты можешь занять вот этот шкаф. Он абсолютно пустой.
- Спасибо, тётя Тереза.
Мальчишка снял промокшую под дождём рубаху, повесил её на «плечики», переоделся в сухую футболку с эмблемой «Манчестер Юнайтед». Тереза покосилась на него, улыбнулась.
- Ты всё ещё любишь футбол?
- Да. Мы с Йонасом коллекционируем карточки от сигарет.
- А за кого болеешь?
- За наших.
- А твой друг?
- Йон за Германию и Бразилию.
В комнату вошёл Пуфф. Зевнул, с ленивой грацией запрыгнул на кровать и принялся топтаться, с урчанием обминая подушки.
- Давай позавтракаем? – предложила Тереза. – А ты мне расскажешь про своего друга.
Питер покачал головой. Говорить не хотелось совсем. Как и именоваться Зайчиком, Пирожком и прочими кличками, которые женщины находят умильными. Тереза присела рядом с ним на корточки, прикрыв подолом колени, и тихо спросила:
- Ты хочешь побыть один?
- Я хочу домой, - признался Питер едва слышно. – Но дома меня не хотят.
- Давай тогда ты приляжешь, доспишь то, что не успел, а потом мы поговорим?
- Спасибо, тётя Тереза.
Она вышла, бесшумно прикрыв дверь. Питер бросился ничком на кровать, спугнув кота, стиснул в кулаках уголки подушки… и через пару минут уснул.
Приснился поезд – гремящий железными суставами, быстрый, несущийся сквозь тьму в сияющем ореоле. Мелькали лица, пахло сигаретами и едой, как в кафе. Твердь под ногами гудела и вздрагивала, наполняя сердце зыбким предчувствием тревоги. Питер то прикрывал глаза от ярких, дразнящих огней, то тщетно вглядывался в темноту, пытаясь понять, находится он внутри поезда или смотрит на него со стороны. А потом он вдруг оказался у окна, заглянул в него, увидел по ту сторону неоновое розовое свечение, успел разглядеть силуэт сидящей на софе девушки в белом платье, и вдруг понял, что заглядывает в иллюминатор «нижней гостиной». А сам находится в воде, и вокруг больше ничего, кроме тёмной холодной воды и пульсации в ушах нарастающего гула. И от обступающей тьмы и грохота, так похожего на барабанный, Питер начал метаться, биться в стекло. И перед самым пробуждением увидел по ту сторону окна Йонаса, который что-то кричал, да было ничего не слышно…
Проснулся разбитым, с пересохшим горлом и поплёлся на кухню. Тереза сидела напротив радиоприёмника с напряжённо слушала новости. Питер тоже прислушался: диктор говорил о войне, зачитывал сводки с территории «пятна междумирья». Миссис Литтл хмурилась, комкала в округлых ладонях фартук. На плите в кастрюле что-то булькало, распространяя приятный запах мяса и овощей. «Рагу, - подумал Питер. – Тётя всякий раз готовит рагу. И оно у неё всегда вкусное».
- Проснулся? – улыбнулась Тереза Литтл. – Поешь что-нибудь?
- Нет, спасибо. Я бы попил.
Она налила стакан морса из холодильника, поставила на стол и пригласила Питера сесть.
- Что-то ты совсем не весел, дружок, - вздохнула тётя. – Чем я могу тебе помочь?
Мальчишка пожал плечами и уткнулся в стакан с морсом. И в самом деле – чем? Вряд ли она отвезёт его домой. И вряд ли поймёт. Она же взрослая.
