Горячий контакт (СИ) - Леконцев Олег (читаем книги бесплатно .txt) 📗
Трое – середнячок и два доходяги – уже были отчислены "по состоянию здоровья". Им завидовали почти все новобранцы. Еще десяток были вынуждены посетить медпункт. Вынуждены – поскольку от посещения оного заведения мы отбрыкивались, как могли. Посещение медпункта расценивалось как симуляция болезни и наказывалось медработниками болезненными уколами, а после оказания помощи – Коромыслом дополнительными кругами. Уж лучше ходить, хромая на обе ноги.
Мы думали, что гада мичмана с его садистской практикой накажут, но он не получил даже выговора, даже несколько недовольных слов со стороны офицеров. Отчисленные просто были списаны как расходный материал. Несколько человек после этого подали заявления об отчислении, один дезертировал. Дезертира поймали и дали трое суток гауптвахты (губы, как обычно сокращали в армии), подавшим заявление – вернули с обещанием вставить их в одно интересное место. Перед нами выступил военный юрист и предупредил, что до выполнения контрактного соглашения любое нарушение воинской дисциплины, в том числе покидание территории училища, в условиях военного времени автоматически грозит военным трибуналом. Желающих узнать, является ли это правдой, не нашлось.
Похоже, надеяться на справедливость было бесполезно. Оставалось только полагаться на свои силы. Лошкарев, оказавшийся моим тезкой и находившийся в группе здоровяков, который в прошлой гражданской жизни сумел стать КМС по боксу, умудрился отомстить первым. Как-то раз Коромысло отправил нас в очередной марш-бросок по кругу, а сам снял фуражку и сел в тенечке.
И в этот момент его куда-то позвали. Он отсутствовал минуты две. Этого времени хватило, чтобы чудила боксер стремительно рванулся к фуражке и что-то туда положил. Вернувшийся мичман, ничего не подозревая, надел фуражку и выругавшись, сорвал ее. Голова мичмана оказалась испачкана чем-то зеленым.
Коромысло прервал бег. По его приказу мы построились. Такого недовольного мичмана мы еще не видели. Он фальцетом заорал:
– Какая сволочь это сделала? Я вас спрашиваю, наглецы и прохиндеи, кто налил краску в мою фуражку?
Строй безмолвно стоял, дисциплинированно выслушивая вопли. Мичман возопил в пустоту. Какой дурак добровольно отдастся этому палачу.
Коромысло внезапно успокоился.
– Не хотите – не надо. Тогда накажу всех. Сейчас начинаете бег до ужина. А с ужина до отбоя снова бег. Я понятно выразился? И мне плевать, сколько из вас загнется.
Курс молчал, хотя на лицах многих отразился ужас. По расписанию у нас после обеда должна была проходить строевая подготовка, перемежающаяся теоретическими заданиями. Лафа по сравнению с бегом. Теперь же порядком утомленные призывники должны будут непрерывно бегать, пока не лягут на землю обессиленные настолько, что даже Коромысло не сможет поднять.
Я скосил глаза на Диму. Не знаю, какой из него боксер, но бегун слабый. Дыхалка еще не сбита, но ноги уже сдают. На безжизненном лице нарисована решимость сдаться мичману. Иначе он подведет своих же ребят. Это тоже не вариант. Коромысло его загонит. Мне стало жаль парня. Дурачок он, хотя может по жизни и не плохой. Такие первыми бросаются в атаку и ложатся на амбразуру. И выделывался он в первые дни по простоте душевной. Решение созрело моментально.
– Товарищ мичман, это я подложил краску вам в фуражку.
Коромысло, который уже поглядывал в сторону боксера – что-то он знал, удивленно посмотрел на меня.
– Кто такой? – с некоторой задержкой спросил мичман.
– Курсант Савельев.
Коромысло застыл в раздумье. Потом решил:
– Я пока пойду умоюсь, а вам десять минут перерыва.
Коромысло ушел. Строй сразу сломался. Со всех сторон посыпались вопросы и упреки:
– Ты чего, крыша поехала? Это же не ты! Хочешь загнать себя до смерти?
Подошел Дима, молча пожал руку.
– Спасибо. Черт меня дернул так пошутить над Коромыслом. Я сейчас километра не пробегу. Забудь про мои угрозы.
Мичман появился минут через пять. Смыть нестойкую краску на почти лысой голове оказалось очень легко. Больше его задевала моральная ссадина. Он прошелся вдоль построившегося строя курсантов, хмуро глядя на застывшие лица.
Пройдя несколько кругов вдоль строя, он наконец соизволил остановиться и сделать вывод:
– За безобразия и унижение старого больного человека… пять кругов.
Среди курсантов раздался удивленный гул. Пять кругов – это почти что благодарность.
Но после этого мичман озверел окончательно. Соорудив команду из нескольких контрактников постоянного состава Коромысло гонял нас день и ночь. До принятия присяги оставалось несколько суток, но как бы их пережить мне, Димке Лошкареву и еще нескольким несчастным, попавшим в черный список, было совершенно непонятно.
Мне это надоело, как и остальным. И мы решили приколоться. Коромысло трогать было нельзя, это понимала даже тумбочка, которую мы делили на двоих с Маратом. Поэтому объектом нашей атаки были избраны контрактники. Они жили в небольших домиках по несколько человек.
В тот день мы, переварив обед от щедрот казны, не торопясь строились на плацу. Коромысло, как бы не замечая нашу безалаберность, периодически поглядывал на монитор электронных часов. Но нас таким образом было уже не прошибить. К истечению срока построения, что давало мичману право на репрессии, курсантский строй был построен без всяких изъянов.
Коромысло придирчиво оглядел строй, потом перешел к обмундированию.
– Мерзавцы, – с удовлетворением констатировал он, – уже приспособились. Ничего, сейчас я так надавлю на вас, прямая кишка изо рта полезет.
Мичман озадачено посмотрел на индикатор часов.
– А где мои лодыри? Что за чертовщина, не первогодки уже.
Он включил связь, переведя ее на громкую, чтобы преподать урок не только своим постоянным подчиненным, но и переменным.
– Вы там что, перепились от счастья? – начал обработку мичман, едва соединившись с опаздывающими контрактниками.
– Товарищ мичман, – прервал его тревожный голос, – мы не можем явиться, блокированы в квартире. Соседи тоже не могут выйти. Обстреливают из автоматов.
Коромысло явно был в затруднении. Он прошелся вдоль строя. Поразмыслил, приказал:
– Курсанты Савельев, Шахов, Лошкарев, со мной. Все остальные – занимаемся упражнениями на растяжку. Приду – проверю.
Наши курсантские лица ничего не выражали, когда мы подошли к жилищам контрактников. Около аккуратных домиков никого не было. Коромысло рявкнул во весь голос:
– Дармоеды! Долго вы собираетесь валяться на своих мягких кой…
Его гневная цитата была прервана автоматной очередью. Контрактники не обманули. Действительно стреляли. Многострадальная фуражка, накануне облитая краской, вновь пострадала, сбитая пулями.
– Ничего себе! – возмутился Возгальцев, падая на землю и роняя нас. – Это ж кому жить надоело?
Как бы в ответ среди деревьев мелькнула фигура. Неподалеку щелкнула пуля, попав в стену дома. Это навело мичмана на решающие действия. Он подключился к связи:
– Товарищ подполковник, на базу напали диверсанты. Какие шутки, в меня стреляли, фуражку сбили.
Судя по паузе, собеседник усомнился в умственных способностях мичмана. Однако Возгальцев включил микрофон на полную мощность и под аккомпанемент очередной очереди поинтересовался, похоже ли это на бредни старого олуха или это все же стрельба из автоматического оружия.
Подполковник Сидоров, а это был он, прибыл с десятком вооруженных солдат. Они сразу же бросились в атаку и через несколько минут все было окончено. Неведомые враги пали смертью храбрых.
Сидоров победе не обрадовался.
– Иди сюда, мичман, – мрачно позвал он, – поиграем вместе.
Возгальцев не верил глазам своим. Несколько муляжей, теперь уже изрешеченных пулями, вооруженных грубым подобием автоматов, разумеется, совершенно не стреляющих.
– Чем же они стреляли? – растеряно спросил он. Подобрал фуражку. Она была целой. – Странно.
– Что скажешь, Мишинцев? – спросил Сидоров одного из своих спутников.
