Сельва не любит чужих - Вершинин Лев Рэмович (читать книги без сокращений txt) 📗

Итак, теперь придется жить без Эмми. Без ее голоса, рук, глаз, улыбки. Нужно привыкать. Нужно учиться жить без Эмми. А как это: жить без нее?..

Он вообще-то был логиком, Тони Кастелло, недаром же иные из менее удачливых ровесников едва ли не в глаза именовали его «компом». И, будучи логиком, он понимал, что вина лежит исключительно на нем, и вовсе не важно, что никакой вины, собственно, и нет вовсе…

Да, он добился многого, этого не отнять. Добился ишачьим упрямством, воловьей работоспособностью и – не будем скромничать! – тем неуловимым, что именуется талантом. Причем без всяких связей, звонков и протекций. Кому-то, и не просто кому-то, а очень многим, покажется, пожалуй, что к двадцати пяти добраться до такого поста, какой занимает он, да еще не где-нибудь, а в Компании – это верх возможной удачи и верный залог блестящей карьеры. И они будут правы, эти завистливые сукины дети! Вот только тогда, когда карьера уже состоится, и счета разбухнут от кредов, и Татуанга станет поднадоевшей рутиной – тогда рядом с Энтони Дж. Кастелло, завсектором или даже завотделом Компании, все равно не будет единственной женщины, ради которой, если честно, он и готов лезть вверх, и если нужно, то даже по трупам…

Тони представил себе трупы и слабо усмехнулся.

Тут он, кажется, перегнул. Какие уж там трупы. Всякое говорится о Компании, но уж кто-кто, а он может засвидетельствовать хотя бы и под присягой: фирма вполне чиста, персонал – люди более чем достойные. И вообще, будь в делах Компании хоть какой-нибудь душок, как любят намекать журналисты, он, Тони Кастелло, не проработал бы здесь ни дня. Ни одной минуты! Единственное, что осталось ему в наследство от рано ушедших родителей, это доброе имя, и ни за какие креды и акции он не согласился бы поставить под удар свою безукоризненную репутацию, разве что этого прямо потребовала бы Эмми.

Солидные, как и вся обстановка головного офиса, антикварные часы мелодично вызвонили «Августина»…

Все. Хватит. Пора приниматься за работу. Нужно взять себя в руки, чего бы это ни стоило. И ни в коем случае не думать о том, что будь он хотя бы заместителем завсектором, то вполне мог бы разрешить себе отпуск на двоих под двумя ласковыми лунами Татуанги. Об этом следует забыть. Навсегда. Вы-черк-нуть! Хотя, конечно, жалованье завсектором позволило бы, кроме отпуска, подарить Эмми то колье из неграненых лампадитов, что так понравилось ей на выставке. И уж, конечно, не стоял бы вопрос о комбиджипе. Тони просто пригнал бы его ей под окно и стоял бы рядом, вертя ключи на пальце; у выродка Хассана, несомненно, есть комбиджип… Кстати, любопытно, он такой же престижный, как у завсектором?..

Хватит, одернул он себя. За работу, скотина! Arbeit macht frei. [11]

Это была верная мысль. Возможно, единственно верная.

Всегда, сколько Тони себя помнил – в школе, в лицее, в политехникуме, – работа, и только она одна, спасала его от любых неприятностей, уводила в волшебную страну, где нет ни обид, ни предательств, где ты – сам себе царь и Бог и где нет над тобою хозяина, кроме тебя самого, твоего ума и твоего чувства долга.

Как только пальцы легли на клавиатуру компа, Тони Кастелло почувствовал облегчение.

Вот он, друг, который не предаст. Вот она, любовь, которая не уйдет ни к какому Хассану…

Он ласково прикоснулся к компьютеру, и белый ящик подмигнул в ответ зеленым глазком.

– Не вешай носа, – посоветовал он. – Ты не один. Нас двое. Вместе выкарабкаемся…

И Тони, резко вдохнув и выдохнув, взял с полки первый пакет из доставленных сегодня по каналу космокурьерской службы Компании.

Ему хотелось сейчас, чтобы корреспонденции было много, не просто много, а целые горы, чтобы можно было одурманить себя работой – вскрытием пакетов, сортировкой, анализом, переводом в файлы; он хотел бы сам стать частью компа, чтобы Эмми прекратила, наконец, маячить перед глазами, мешая работать и жить…

Движения второго помощника заместителя завотделом были механически отточены.

Открепить сургуч! Надрезать конверт! Извлечь стопку машинописных листов! Разгладить! Пробежать глазами, профессионально выявляя конкретную степень срочности документа…

И, определившись, уложить отчет в одну из кучек, медленно, но неотвратимо вырастающих на полированном столе.

Эх! Сумей люди минувших столетий, безмятежного двадцатого или лихого двадцать первого, увидеть хоть краешком глаза эту картину, они, мечтавшие о грядущем рае, были бы, надо полагать, крепко обескуражены. Дико смотрелись в самом конце двадцать четвертого века экстра-космоботы, несущие через пространство машинопись. И не менее дремучее зрелище представлял собой Энтони Дж. Кастелло, компопсихолог высшего разряда, с помощью ножниц вскрывающий плотные опечатанные конверты…

Ну что ж! Им, восставшим из дней минувших, пришлось бы многое узнать. Им рассказали бы о Первом Кризисе, когда в ходе заварушки взлетели на воздух подчистую все планетарные компосети, и о Втором, когда документация, хоть как-то связанная с производством компьютеров, горела вместе со своими яйцеголовыми носителями в огромным кострах, устроенных фанатиками из «Голубого Стяга». Предкам было бы интересно. Может быть…

А вот о днях нынешних они скорее всего не узнали бы ничего, поскольку программа реконструкции компосетей находится в ведении армейской разведки и о ней не положено болтать вслух, тем паче что нормальных компов, хотя бы таких, какие создавались в конце двадцатого, пока что совсем немного и все они находятся в собственности правительства Федерации. Все без исключений.

Закон есть закон, и он не делает поблажек ни для кого.

Кроме, ясное дело, таких супермонстров, как Компания или вечный ее конкурент, небезызвестный концерн «Смирнов, Смирнофф и Худис, Лтд»…

Впрочем, по совести говоря, вся эта высокая политика крайне мало интересовала Тони Кастелло. Его задача заключалась в обработке информации и перегонке ее в файлы. И только. И он выполнял свои функции так, как привык: четко, уверенно, досконально. Без ненужных размышлений.

Он разобрал корреспонденцию и принялся загонять тексты в комп, по ходу дела редактируя стиль сообщений.

Ухмыляясь забавным глупостям провинциалов и хмурясь от надоевшей обыденщины.

Многое, очень многое можно было предсказать заранее, просто по надписям на конверте.

Допустим, никаких сомнений в том, что идиоты с лампадитовых россыпей Конхобара опять требуют повышения расценок за ручной труд огранщиков. Бред? Бред! Но этот бред повторяется каждые три декады, и уже есть указание свыше отправлять его непосредственно в корзину.

Что Тони с удовольствием и проделал. Туда же проследовала и докладная с Ерваанских обогатительных. Эти, как Тони и предвидел, настаивали на отзыве генерального представителя…

А вот рапорт с Палладина требовал внимания. Анализ результатов внедренных рацпредложений оказался достаточно профессиональным. Во всяком случае, он заслуживал не бумагорезки, а передачи по инстанциям, и Кастелло сделал соответствующую пометку на сопроводиловке.

А в остальном все было очень обыкновенно. Больше того, тоскливо до тошноты. И Эмми вновь возникла рядом, полуобнаженная и вызывающе сексуальная. Хотелось выть.

Он завыл бы. Если бы не депеша с Валькирии.

Тамошний представитель, некто Штейман А.Э., почтительнейше докладывал совету директоров о трагической гибели семерых граждан Федерации, потерпевших крушение при попытке аварийной высадки на планету. К отчету прилагались индивидуальные дискет-жетоны погибших. И вот в этом-то и заключалось самое пикантное!

Тони ухмыльнулся, и комп снова подмигнул ему в ответ.

Оба помнили: по правилам жетоны надлежало немедленно передать в планетарную администрацию. Для принятия мер и оповещения родственников. Но (Тони хихикнул почти весело) взаимная несовместимость представителей Компании во Внешних Мирах с главами администраций уже давно стала среди посвященных притчей во языцех. И нежелание этого господина, Штеймана А.Э., лишний раз пересекаться с неким подполковником Харитонидисом, именуемым в отчете не иначе как «козел гребаный», было вполне понятным и простительным…