На пороге мира - Француз Михаил "Миха Француз" (список книг .TXT) 📗
Также тут были и все детдомовцы, близко или далеко знакомые с Гонцовой.
Была тут и Настя Каменских с Пашей Вересовым, да и вся их остальная компания.
— Лёнь, не знал, что ты орденоносец, — пожал руку Леониду Паша. — У вас с Ленкой и правда все серьезно было?
Леонид не стал отвечать на этот вопрос. Только поднял свой тяжелый взгляд, и Паша сам все понял.
— Как хоть все случилось то? Слухов много, толком ничего не известно, — спросил он.
— Утонула. В озере Нево. Судмедэксперты говорят, судорога… Свело ноги и… и все. Мстить некому.
— Судьба, значит такая… А она, что, правда капитан СИБа была? — спросил Злобин.
— Да.
— Блин, а я ей про вас с Одноглазым языком трепал. Мол авторитет, район держит, все дела… — почесал он пятерней в затылке.
— Не меньжуй, Щербатый, — серьезно ответил Леонид. — Ленка своих не сдавала.
— Ты-то откуда знаешь? — хмыкнул Злобин.
— Знаю, — просто ответил тот. Сегодня он был без своих обычных очков. И от того на «Вежливого Кролика» не тянул совершенно. Скорее уж на давящую глыбу. Спорить с ним не хотелось.
— Ты тоже из СИБа? Оттуда и блестяшки? — кивнул он на Золотые Звезды, висящие на груди Леонида.
— Нет, — ответил он. — Я из контрразведки.
— Знала, я что очкарик не прост, знала. А все равно неожиданно, — сказала Настя, подошедшая к их компании. — Дважды Герой?
— Долгая история, — не стал вдаваться в подробности он.
— А она?
— Принцу Ивану жизнь спасла на Камбодже, — кратко пояснил Леонид.
— Вместе там были?
— На Ривьеру собирались. Отдохнуть хотели. В море покупаться… — нахмурился Леонид. — Докупались.
— Ладно, не переживай так. Против судьбы не попрешь, — чмокнула его в щеку Настя.
Леонид коротко кивнул.
Прощание, похороны, застолье… День был длинный и тяжелый. Завершился он для Принца Ивана в постели с Анной. А для Леонида тренировкой в пустом зале Училища.
Он размеренно крутил учебными саблями ката и упражнения, не включая свет. Не открывая глаз.
— Я знал, что найду тебя здесь, — раздался в тишине, нарушаемой лишь тихим шелестом-свистом клинков о воздух, голос полковника Воскресенского. — Как в старом детском мультике, из тех что запомнились мне в детстве, говорил персонаж по имени Сакаки Сио, «мастер каратэ сотого дана»: «Ну любой может сомневаться в своих способностях. Когда это накатывает, просто мочи макивару. Когда испуган, просто мочи макивару. И если что-то не так, просто мочи макивару. Если потерял веру в себя, мочи макивару! Тренировка — единственное, что никогда не подведёт.»
— Инструктор, — опустил клинки и в приветствии повернулся к Алексею Викторовичу Леонид.
Полковник был экипирован в легкую, не стесняющую движений, ферритовую броню. В руках держал четыре сабли в ножнах.
— Я слышал про Меконг, Леонид, — сказал он и положил сабли на пол.
— Осуждаете? — склонил голову на бок Лёня.
— Нет, — ответил Воскресенский, распрямляясь. — То, что мы с тобой практикуем — сабельный бой. Это искуство быстро убивать. Учиться этому, ни разу не почувствовав, как клинок в твоих руках рассекает плоть врага, все равно что учиться сэксу, дроча в яблочный пирог. Вроде что-то похожее есть, но суть совершенно другая и смотрится смешно.
— Вот как? — склонил голову к другому плечу Лёня. Сейчас он не был тем потухшим созданием, что третьи сутки ходило по Новопитеру, механически выполняя какие-то действия. Нет, сейчас он был собран, спокоен, уравновешен. На лице его не играла улыбка «Ангела», взгляд его не поливал окружающее пространство «лучами тепла и любви».
Он был спокоен, собран, уравновешен. Взгляд его был внимательным, острым и цепким. Лицо бесстрасным. Не выражающим ничего. Никаких эмоций. Чистый лист, гладь воды. Словно бы у него и вовсе нет лица. Только глаза, и те, все равно, что оптические блоки системы наведения. Но при том живые, подвижные.
Он был собой в эту минуту. Таким, каким его не знал никто из ныне живущих. Тем самым «Объектом 11013», самым страшным детищем лаборатории Л-51.
Дело в том, что все три проекта Л-51 стопроцентно сработали на тринадцатом. И выжил мальчик лишь потому, что ему повезло с порядком этих проектов.
«Фобос» не смог убить мальчика. Он оказался слишком умен для этого. Он видел, как глупо гибли на испытаниях другие подопытные. Видел, что отсутствие страха не убирает опасность для жизни. И мальчик разработал для самого себя искуственный страх, раз уж настоящего его лишили. Он сам для себя назвал его «оценка рисков». Мальчик больше не умел бояться, но при этом сам себе четко ставил ограничитель, что здесь риск мал и можно действовать, а здесь слишком велик и действовать нельзя. Но определялась эта грань только его собственным разумом, а не реакциями тела. Мальчик стал бесстрашным, но очень, предельно осторожным. Можно сказать, параноидально осторожным, всегда просчитывая следующий шаг и ход.
А потом был «Хипнос»… Проект по закачке знаний и навыков напрямую в мозг. И он тоже сработал. И тоже на сто процентов.
Но, если со знаниями все было просто, и в память реципиента ложились целые тома учебников, справочников, формул и данных, практически без всякого сопротивления, как простой информационный поток, то с навыками… С навыками было сложнее. Л-51 — был военно-ориентированным лабораторным комплексом. В нем готовили оружие. Соответственно и навыки пытались внедрять боевые.
Ученые неким, неизвестным Лене образом, сканировали мозг донора навыков, а затем внедряли их реципиенту. И если в начале работы проекта, это были живые агенты и ветераны-профессионалы, то в какой-то момент ученые резко переключились на мертвых.
Методика экспериментаторов была не идеальна. И вместе с навыками в мозг шли ошметки воспоминаний, в основном боль, страх, ненависть, снова страх и опять страх, потом снова боль — то, что непременно сопутствует обретению человеком этих самых навыков. Ведь любому боевому мастерству учатся именно через страх и боль.
И если матрицы живых доноров были еще терпимы, хоть и мучительны, то матрицы доноров мертвых, были вовсе непереносимы, ведь страх и боль там были смертельными для самих доноров.
Процедуры по внедрению навыков превратились в извращенную, тяжелейшую пытку. Настолько, что подопытные мечтали о смерти, как об избавлении, ведь эта «фантомная» боль и такой же «фантомный» страх продолжали мучить их и после завершения процедур.
Большенство ломалось очень быстро. Лёня же не сломался вообще. Даже после сорока процедур. И даже больше того, он был единственным из подопытных, кто усвоил, передаваемые навыки. Ведь страх он испытывать уже не мог. Просто не мог. В его мозгу был напрочь убит весь участок, отвечающий за это чувство. А боль можно перетерпеть. И Леонид терпел… А потом взял и убил всех в этом проклятом секторе боли и ужаса. Это оказалось не сложно с теми знаниями и навыками, что в него вложили. Подстроить и рассчитать взрыв генератора, пожар и выброс токсичных реагентов, а потом загреметь в карцер, где провести всего-то трое суток без воды, без еды, без возможности сесть или лечь, без света (потому как сектор был обесточен после ЧП). Человек обычный не смог бы. Но человек лишенный страха…
А потом был «Мемориал»… И все этим сказано. Пережить все заново, в бесконечно четких подробностях и деталях… Никто из подопытных не пережил. Но и ни у кого из них не было за спиной «Фобоса»…
А потом был бунт в лаборатории… И мальчик, спокойно, методично, своей собственной рукой убил всех тех, кто с ним когда-либо работал в этой лаборатории. Абсолютная память, подаренная «Мемориалом» была ему в помощь. А после живых свидетелей, маленький монстр столь же методично уничтожал сервера и носители информации по всем трем проектам. Все, до чего мог добраться, не выходя из лаборатории.
Затем вернулся в свой бокс-камеру и стал ждать. Шансы, что его найдут и не уничтожат, были весьма велики.
А потом… Учиться, учиться, учиться… Это давало нагрузку слишком сильно разогнанному в лабораториях мозгу, не привыкшему к бездействию.
