Урожденный дворянин - Корнилов Антон (книги хорошего качества .txt) 📗
Изредка мужчина останавливался и поднимал голову, точно прислушиваясь… Но дом оставался безмолвен. Хозяйка дома, супруга мужчины, не ранее, чем через неделю должна была вернуться из служебной командировки в Верхний Белогорск, а прислуга по давно заведенной традиции в отсутствие хозяев дом не навещала.
Мужчину звали Морис Гай Трегрей. Со дня бесследного исчезновения его младшего сына прошел уже без малого месяц, но Морис только сейчас получил возможность вернуться домой, в Империю.
В Канцелярии ему был предоставлен полный официальный отчет о проделанной Службой имперской внутренней безопасности работе по поиску его сына. Работе, не давшей вообще никаких существенных результатов. Также Морис Гай Трегрей получил официальное же заверение, что поиск будет продолжаться и дальше, правда, уже в ином, общем режиме. Причин сомневаться в компетентности сотрудников СИВБ у Мориса, конечно, не было ни малейших (тем более, что он сам вот уже второй десяток лет служил в этом ведомстве, правда, в отделе внешней разведки). Поэтому факт, что пропавший до сих пор не найден, и не обнаружено даже какого-либо следа, даже тоненькой ниточки, восставал в сознании отца во всей своей полной тоскливой обреченности. К тому же, не получила подтверждения и гипотеза о том, что мальчика могли похитить агенты иностранных разведок с целью повлиять на деятельность его отца – с Морисом Гай Трегреем никто не связывался и никаких требований не выдвигал. Легенда специального агента внешней разведки СИВБ Трегрея оставалась «невскрытой».
Постояв немного, мужчина снова опустил голову… и тронулся с места. И снова размеренно и твердо застучали по паркетному полу его медленные шаги.
Едва вернувшись в Империю, он – еще до визита в Канцелярию – навел в архиве соответствующие справки.
Бесследные исчезновения людей были всегда. Чаще всего пропавших – живых или мертвых – находили; тогда инциденты получали требуемое объяснение: в следствие болезни потерпевших, действия преступников или попросту результаты несчастных случаев. Но немалый процент исчезновений так и оставался загадкой. Был человек – и вот канул в неизвестность. Помимо этого, иногда на необъятных просторах Империи обнаруживались люди, никак не могущие вспомнить, кто они и откуда. И никакие расследования, никакие медицинские процедуры не могли ничего прояснить. Беспамятные и безымянные, эти бедняги доживали свой век в клиниках и интернатах. Впрочем, изредка на несчастных снисходило некое озарение… Они кое-что вспоминали. Но рассказы их были странны и непонятны: о каких-то диковинных местах, которые – по логике вещей – и вовсе не должны существовать на Планете.
Морис с удивлением узнал в архиве, что около тридцати лет назад Ученый Совет Империи занялся вопросом исчезновений людей. Но ученые мало продвинулись в изучении этой проблемы. Очень мало. На удивление мало.
Словно какая-то могучая непознаваемая надчеловеческая воля вершит свое дело. Вращаются громадные незримые маховики, в которые время от времени песчинкой соскальзывают человеческие судьбы.
Случайно соскальзывают? Или нет?
А если не случайно, то какой тогда смысл во всех этих исчезновениях и появлениях? Кое-кто из Ученого Совета, припомнив старинную идею о бесконечной цепи параллельных миров, предположил, что, вероятно, существуют некие проходы между этими мирами, в которых пропадают и откуда появляются люди. И в связи с этим поставил новый, достаточно неожиданный вопрос: а что, если подобные случаи, такой обмен людьми между мирами – некая вселенская закономерность? Что, если переход обитателей одного мира в другой необходим для равномерного развития всей бесконечной цепи? Для равномерного развития? Или для чего-то другого?.. И что, если беспамятные «найденыши», – по крайней мере, некоторые из них, – иномирные пришельцы? Просто получившие тяжелейшие травмы психики вследствие вневременного и внепространственного путешествия и потому не способные что-либо вспомнить? Тогда встает очередная проблема: не могла ли психика кого-нибудь из таких странников устоять? Конечно, могла, иначе все эти переходы попросту не имели бы никакого смысла.
Может быть, когда-нибудь ученые и разгадают эти загадки. И получат, наконец, ответ на главный вопрос: каково истинное значение таких путешествий? К худу все это или к добру?
– Н-да… – пробормотал Морис Гай Трегрей, снова остановившись. – К худу или к добру?
За последнее время Виталик и Валька крепко сдружились. Мальчишки и раньше-то редко ссорились, а теперь их все чаще и чаще видели вместе: в столовой, в комнате отдыха, во дворе… и на спортивной площадке, где десяток самых упорных воспитанников различных возрастов продолжал восхождение на первую ступень Столпа Величия Духа. Кстати, сами Виталик с Валькой занятия с физруком Евгешей временно прекратили: Валька потянул сухожилие на ноге, а Виталик… попросту сфилонил, объяснив, впрочем, свою капитуляцию чувством дружеской солидарности.
Как и у всех людей их возраста, прикипевших друг к другу, у них скоро появилось свое особое место, где можно было побыть отдельно от остальных ребят. Этим местом стала громадная раскидистая осина, росшая у самой ограды на заднем дворе детского дома. На ветвях этой осины легко разместилась бы половина воспитанников младшей группы; причем, со стороны их, уютно укрытых листвой, довольно сложно было бы заметить. Даже удивительно, как такое замечательное место долгое время никто не догадался облюбовать.
Этим тихим субботним утром мальчишки воспользовались свободным часом между подъемом и завтраком, чтобы снова встретиться на своей осине.
– Как же все просто на словах… – продолжая разговор, проговорил Валька, привычным движением поправляя на носу очки с замурзанными стеклами, – с этими… выплесками энергии человеческих эмоций и колебаниями эфирных волн в межпространстве. А на деле – сложно. Если сам-один будешь хорошие поступки совершать, это еще ничего не значит. Твое добро может к тебе вернуться – из межпространства-то, а может и к кому-то другому дойти. Вытащил я, например, бабушку из горящего дома, сам обгорел весь, а ее спас. И ни фига за это мне не привалило. А где-нибудь… ну… далеко… в Америке где-нибудь, человек вдруг от рака исцелится. Нет, это, конечно, хорошо, – поторопился добавить Валька, – что исцелится. А вдруг этот человек – маньяк-убийца? Он от болезни избавился, и еще десять человек зарежет, пока не помрет окончательно.
– А вот это зло – от того, что он десять человек зарежет, – подхватил Виталик, – полетит себе в межпространство, а оттуда на тебя и свалится. Прикинь, ты выходишь из больницы весь в пятнах от ожогов, а тебя тут же машина сбивает.
– И я о том же, – кивнул Валька и снова тронул пальцем съехавшую дужку очков. – А еще Олег говорил, что этого мало, только самому хорошие поступки совершать. Говорил, надо еще и других людей это самое… поучать, чтобы и они тоже… только положительные эмоции в межпространство выплескивали.
– Ага, и тогда, по его словам, все в мире изменится, – легко согласился Виталик. – Одно добро останется, зло вообще исчезнет!.. Только такого не будет никогда. Самый добрый человек плохие поступки иногда совершает – без этого никак невозможно. У нас тут святых нет.
– Не, не так он говорил, – негромко сказал Валька. – Это ты путаешь, Виталь. Он говорил только, что если сам будешь совершать эти… добродетельные поступки, и других еще понуждать и вразумлять, тогда это самое… будет зачинаться путь к истинной справедливости. Всего лишь – «зачинаться»… А полное изменение мира – это ты хватил, до этого еще далековато. То есть, я так понимаю: каждую минуту надо по сторонам смотреть и во все дела вмешиваться. И если каждый будет поступать так, появится надежда на то, что мир все-таки начнет изменяться. Понемножку-полегоньку…
– Ну да – понуждать и вразумлять! – мотнул головой Виталька так энергично, что едва не свалился с ветки. – Вмешиваться! Вот я вчера, помнишь? Дал в лоб Федьке за то, что он Светке компот на голову вылил. Это что – я разве не вразумлял? Получается, вразумлял. А Федька орать начал. И оказалось, что он не просто так с компотом-то… Светка ему в кашу плюнула, а он, значит, ей в отместку… Что ж мне делать-то было? Светке в лоб дать, потому что она все начала? Так она вроде за плевок свой уже получила. Себя по лбу треснуть? За Федьку?.. Не очень-то и полезешь к другим – вразумлять и понуждать. Ведь фиг поймешь людей: что, как и почему они делают. Тебе кажется, ты прав, а на деле выходит – вовсе и не прав. А в лоб кому-то уже засветил.
