Медиум - Буянов Николай (книги TXT) 📗
– Мужланом, – хмыкнул он. – Это что-то новенькое. Раньше ты всегда обвиняла меня в излишней интеллигентности.
И хлопнул дверью. Про Аленку он ей так и не сказал.
«И правильно, что не сказал, – думал он, шагая по золотистой березовой аллее к девятиэтажному больничному корпусу. – Я ввязался (невольно, но что поделаешь!) в эту историю. Я стал причиной того, что моя дочь попала в страшную беду… Я должен довести дело до конца».
– А сумеете? – спросил Чонг (барс, точно большая собака, обнюхивал деревья и, развлекаясь, перепрыгивал через скамейки).
– Должен суметь.
В просторном и гулком вестибюле, странно напоминавшем вокзал, его бдительно тормознула грозная усатая вахтерша.
– К кому?
– К Начкебия. Бади Сергиевичу. Инфаркт миокарда. Нач-ке…
– Да знаю, знаю. Вчера привезли, я как раз на дежурство заступала. Третий этаж, налево. Интенсивная терапия.
– У него кто-нибудь есть? Вахтерша повлажнела глазами.
– Сын. Приятный такой мужчина. Все время в палате, врач разрешила. Говорит, все равно уж… Надежды никакой. А вы-то кто, родственник?
– Родственник.
Он поднялся на третий этаж и очутился в особой атмосфере напряженной тишины. Даже шагов не было слышно – пол застилала толстая ковровая дорожка. Возле палаты интенсивной терапии в жестком кресле сидел Георгий.
– Мне только что сказали, – тихо проговорил Игорь Иванович. – Алла,
Гоги безучастно кивнул, глядя в пространство. («Он сейчас нуждается во мне, – непререкаемо сказала Алла. – Он сломлен горем, и я просто обязана быть рядом…» – «Ну, естественно». – «Ах вот как! Ты вроде бы рад?» – «За тебя. Ты наконец нашла свое призвание – помощь страждущим». – «Свинья ты…»)
– Врач был?
– Женщина. Только что ушла. Там медсестра.
– Туда можно?
Гоги сделал движение головой.
– Зайди.
Палата была рассчитана на одного. Кровать стояла в углу, незаметная и одинокая, словно утлая шлюпка среди океана. Колесников приблизился и увидел посиневшее лицо с сухой пергаментной кожей, покрытой пятнами. В уголках проваленного беззубого рта торчали две тонкие пластиковые трубочки. Из-под простыни свешивалась худая до прозрачности рука с синими исколотыми венами. Игорь Иванович видел этого человека второй раз в жизни.
Когда-то, когда Сергей Павлович Туровский был просто Серым (сиречь Серегой), он с другими ребятами из маленького спортзала на Маршала Тухачевского переименовал своего тренера на русский лад, Борис Сергеевич.
Бади Сергиевич Начкебия. Специалист по вьетнамским боевым искусствам. Ученик и убийца старика Тхыйонга, человек, укравший Шар.
ЖРЕЦ.
– Зайдем? – спросил Валерка.
Голова его по-прежнему будто плыла по волнам, но он отнес это на счет акклиматизации (недавно с гор!). «Непонятно, зачем я привел её сюда, в нашу „стекляшку“… – Его странно притягивала эта в общем-то невзрачная девчонка – он мысленно сравнивал её с Аленкой, и их былые ссоры, размолвки казались смешными. – Если найдется – костьми лягу, а от себя ни на шаг не отпущу. Только бы нашлась…»
Он угостил новую знакомую традиционно – хрустящей жареной картошкой в цветном пакетике и громадной чашкой кофе. Себе взял пива в жестяной банке с полярным медведем на картинке.
– Где ты живешь? – хмуро поинтересовался он.
– Хочешь зайти?
Валерка пожал плечами.
– Сам не знаю. У меня в голове такой бедлам… Понимаешь, они меня даже близко не подпускают.
– Кто?
– Ее отец и этот его друг, следователь. Они что-то знают. Все время шепчутся, секретничают… Штирлицы хреновы!
– Да? – заинтересованно спросила девочка. – Может, они, наоборот, так ничего и не выяснили? А шепчутся для вида.
– Кабы ничего не выяснили – мотались бы сейчас по Кавказу. Нет, ты смотри: все один к одному. Аленка исчезла там, недалеко от Тырныауза. Спортивный лагерь – это туфта, на том месте какая-то богадельня. Значит? Соображаешь?
– Нет, – честно призналась она.
– Умница. – Валерка чувствовал, что язык заплетается. С чего бы? С полбанки импортной мочи? – Я бы на их месте исколесил окрестности вдоль и поперек, дом престарелых разнес бы к шутам. А они – сидят и ждут… Чего? А я тебе скажу. Они почему-то уверены, что Аленка скоро приедет сюда или уже здесь.
– Тогда о чем волноваться?
Валерка вздохнул.
– Но они-то волнуются… Значит, есть повод. Блин, надрызгаться бы… Водки, что ли, взять? Все равно от меня никакого проку.
– Тогда уж и мне, – грустно сказала девочка.
– Ну да. Сначала здесь, по сто грамм, потом в подворотне, глядишь – и ты уже законченная алкоголичка, – пробормотал он.
– Ничего. Мне только недавно «торпеду» вшили. Шутка.
Она осталась сидеть за столиком у окошка. Это был единственный здесь столик – остался с тех времен, когда тут. продавали исключительно молочные коктейли с отвратительным резиновым привкусом. Валерка подошел к стойке, стараясь держаться ровно, и попросил налить «Лимонной».
– А не хватит вам, молодой человек? – заботливо спросила толстая, беспутно красивая хозяйка.
– Что значит «хватит»? – набычился он. – Я ещё и не начинал. – И вдруг – стремительно обернулся.
(Сцена из прошлого всплыла в памяти так четко, что заслонила собой действительность, – Аленка в голубом спортивном костюме, с сумкой через плечо, только с тренировки: восходящая звезда мировой гимнастики, за тем же самым столиком… «Я тоже хочу пива!»
Он хмурит брови и говорит голосом сурового папахена-пуританина:
– Тебе рано еще.
– Да ну, в самый раз.
– А я говорю, рано. Сначала пиво, потом коктейль, потом водка, оглянуться не успеешь, а ты уже законченная алкоголичка.
– Водка? Ну нет, мне только месяц как «торпеду» вшили в одно место…
Милый треп – импровизация на ходу.) – ,
Небольшая сутулость… Очки, прическа… Все убрать!
– Молодой человек, вам плохо? – Голос барменши, далекий и тонкий, как комариный писк. – Молодежь, елки зеленые. Пить не умеют, а блевать – хлебом не корми…
– Аленка, – прошептал он, падая на колени. Шум в голове. Какие-то тени колышутся, будто в пламени свечи.
Она посмотрела на него с мимолетным сожалением (что-то шевельнулось глубоко в душе).
– Извини, – спокойно и тихо произнесла она. – Мне сейчас некогда.
Воронов расстарался: банкетный зал гостиницы «Ольви» был обставлен с поистине европейским великолепием. Размах; должен был поразить – богатый человек (такие на Руси испокон веков не переводились, несмотря на всех царей и коммунистов с демократами в придачу) принимает дорогих гостей. Но – никакой помпезности, никакой чрезмерной дешевой роскоши. Хороший камерный оркестр, тяжелые люстры, отливающие позолотой, по первому классу накрытые столы, официантки – тщательно подобранные девочки с приятными, умеренно накрашенными мордашками и стройными ногами.
В огромном вестибюле, из-за обилия пальм и вьюшихся растений рождающем ассоциацию с бразильской фазендой, двое мужчин ненавязчиво выпроваживали женщину в розовом кокошнике, хозяйку ящика с импортным мороженым.
– Да почему нельзя-то? – визгливо возмущалась она. – А если гости захотят…
– А то они там у себя «сникерсов» не видели, – хмыкнул один из мужчин. – Надо тебе торговать – волоки сюда отечественную тележку с нашим эскимо. Вырядилась, понимаешь, в кокошник, а реклама на ящике…
– Саша! – закричала продавщица кому-то неведомому на улице.
– Ну, блин?
– Глянь, у нас где-то должна быть тележка со снеговиком.
– На хрена, блин?
– Господа русского колориту желают. Сбегай, привези.
Саша пропитым голосом отозвался лаконичной фразой, смысл которой сводился к тому, что он занят более важным делом, а именно – выкуриванием сигареты «Прима» в положении сидя на бордюре, а если кому-то, блин, нужна тележка со снеговиком, то пусть идет и забирает её сам, блин, она стоит возле «Спорттоваров».
– Вот жопа, – сказала продавщица. – Все самой приходится делать. А этот траханый ящик кто стеречь будет? Уволокут ведь.
