Короли в изгнании - Мах Макс (серии книг читать онлайн бесплатно полностью TXT) 📗
– ОК, – Макс не стал спорить. – Как у нас с документами?
– Есть у нас документы. – Виктор достал из внутреннего кармана пиджака краснокожий паспорт и протянул Максу. – Как тебе?
Макс раскрыл паспорт, внимательно изучил первую страницу с фотографией, пролистнул страницы.
– Гусаров Петр Аркадьевич, – произнес он вслух, как бы пробуя имя на вкус. – Хорошо. А тебя как зовут?
– Золотников, – представился Виктор. – Виктор Сигизмундович.
– Что, правда? – удивился Макс.
– Правда, – смущенно подтвердил Виктор. – Такое, понимаешь, совпадение.
– Ну-ну, – усмехнулся Макс. – Бог шельму метит, не так ли?
– А ты, оказывается, талантливый ученик, – рассмеялся Виктор.
Макс тоже рассмеялся, а тут как раз и кафе обещанное на их пути возникло, так что обсуждение дальнейших планов и деталей их осуществления они продолжили в полупустом по утреннему времени кафе. А уже через три часа желтый с синей полосой экспресс уносил их прочь от Амстердама.
Они устроились на втором этаже вагона для курящих, бросили рядом с собой легкие дорожные сумки и отдались извечной магии пути. Все у них было сейчас не настоящее, хотя бы те же сумки, приобретенные всего за час до отъезда, в которых кроме самых необходимых вещей в основном лежали газеты и журналы. И прессу они тоже купили перед самым отправлением в киоске напротив станции. Но дорога-то была настоящая. Настоящий поезд стучал колесами, настоящие люди ехали кто куда, и вместе с ними куда-то – в Берлин! – ехали и они с Максом.
За окном проносились пейзажи, которые, с одной стороны, были точно такими, какими Виктор их помнил, но к которым, с другой стороны, он относился сейчас совсем не так, как к обычным видам знакомой страны. Он ведь оказался в ином мире, в иной реальности; и пейзажи эти были, следовательно, пейзажами иного мира. Ну, типа, «первые люди на Луне» или «этот маленький шаг…». В таком разрезе.
Газеты, к его удивлению, в большинстве своем носили те же названия, что и в их мире, и писали, в общем-то, о том же самом, о чем писали у них дома. Во всяком случае, десять лет назад писали. Впрочем, имелись конечно же и различия. В Италии, к примеру, на носу были выборы, и в «Берлинер цайтунг» живо обсуждался вопрос противостояния коммунистов социалистам, объединившимся с христианскими демократами. Автор редакционной статьи полагал, однако, что после трех лет правления социалистического правительства избиратель проголосует за коммунистов, идущих на выборы в коалиции с левыми радикалами и анархистами.
«Веселые люди эти итальянцы, – с уважением подумал Виктор. – Умеют жить нескучно»…
Берлин встретил их моросящим дождем, который, впрочем, успел иссякнуть к тому времени, когда Виктор и Макс выяснили, что билеты есть только на экспресс «Красная Заря», следующий из Парижа в Дзержинск через Берлин, Варшаву и Троцк. Увы, до отправления поезда оставалось еще больше восьми часов, и за неимением других идей они решили прогуляться по городу, благо и дождь перестал.
Здешний Берлин производил очень странное, если не сказать тягостное, впечатление. С одной стороны, Виктор с удивлением и даже, пожалуй, с оторопью узнавал тот старый довоенный кайзеровский еще Берлин, который успел застать и запомнить по началу тридцатых годов. А с другой стороны, даже его, Виктора, хорошо помнившего и Берлин социалистический, восточный, ужасно раздражала новая застройка города, которая нисколько не делала его лучше, чем он был когда-то, но уж точно уродовала его еще больше. Кроме того, если в Амстердаме признаки социализма хоть и присутствовали, но существовали как бы вторым планом, не мешая и не раздражая, то немцы, как, впрочем, и следовало ожидать, оказались большими коммунистами, чем их советские товарищи. Бесконечные монументы, обелиски, памятные знаки и мемориальные доски вполне ожидаемого содержания буквально вгоняли в тоску. А обилие кумачовых транспарантов на улицах, по которым они с Максом шли, заставляло задаваться совершенно дурацким вопросом, не перепутал ли Виктор даты, и не Первое ли мая на дворе? Макс, по-видимому, чувствовал себя не лучше. В конце концов, помаявшись на серых с красным берлинских улицах пару часов, они решили сходить на Унтер-ден-Линден, посмотреть на старые липы, если те, конечно, сохранились, и ехать обратно на вокзал. На такси, естественно. Потому что смотреть Берлин «ногами» уже не хотелось.
Перекусив в каком-то безликом, но чистеньком кафе на Потсдамер-плац, они пошли дальше по Лейпцигер-штрассе, чтобы по одной из перпендикулярных улиц выйти потом к Унтер-ден-Линден. Однако на Лейпцигер-плац их ждала встреча с еще одним образцом монументальной пропаганды, но таким, что мимо него они пройти просто не могли. У основания высокого гранитного обелиска в форме трехгранного штыка застыли приподнятые над землей и устремленные вверх, как будто в боевом порыве, танки БТ-7 и Т-34. Надпись на двух языках, врезанная золотом в темно-серый гранит, сообщала, что 17 июня 1940 года первыми ворвались в Берлин танкисты, кавалеристы и пехотинцы Второй ударной армии под командованием командарма второго ранга Чайковского. Ниже перечислялись соединения РККА, участвовавшие в достославной операции, фактически положившей конец Второй мировой войне и завершившей освободительный поход Красной армии. Виктор внимательно просмотрел список. Некоторые имена, как он и ожидал, оказались знакомыми. Были среди них и комкор Рокоссовский, и комдив Жуков, и комбриг Павлов, но были и другие, не то чтобы совсем уж не знакомые – что-то такое ворохнулось в памяти, но и не из тех, что на слуху. Комкор Магер, комдив Евдокимов, комдив Грачев, комдив Давидовский…
– Поехали на вокзал, Федя, – нарушил молчание Макс. – Ну их на хрен, эти липы гребаные! А на вокзале должен быть ресторан. Посидим, выпьем… Об альтернативной истории поговорим.
Виктор не удивился. Макс озвучил и его мысли, и даже, что характерно, его собственными, Виктора, словами. И в самом деле, на что им эти липы сдались!
– Поехали, – согласился он. На душе было пасмурно, как и в небе над Берлином. Муторно было. Неоднозначные чувства всколыхнула в его душе короткая, в общем-то, прогулка по столице социалистической Германии.
Глава 4
ПРЕДЧУВСТВИЕ
«Что было, я знаю, – сказала она себе. – Что будет, не знает никто. А чем сердце успокоится?»
Сердце, счастливое сердце Лики, бившееся сильно и радостно все десять имперских лет, певшее у нее в груди веселую и пряную песню любви и победы, снова узнало тоскливую прозу тревоги, познало горечь поражения и бегства, вспомнило давнюю печаль, наполнилось гневом и тоской. Но сейчас, сегодня и здесь, дело было не в этом. Дело было не в том, что жизнь Лики снова изменилась. Это ведь не сегодня случилось и даже не вчера. Жизнь изменилась, совершив крутой поворот, и – в который уж раз! – изменилась она сама, побывав за Краем Ночи. С этим всем Лика уже научилась жить, признала и приняла, как принимает рожденный под небом необоримое тяготение земли. Со всем этим она могла жить, и жила уже долго – ведь разлука умножает печали и растягивает время, – жила, потому что ее держали безмерная любовь и безмерный гнев. Гнев стал лейтмотивом ее новой жизни, наполнил ее смыслом, облек плотью.
Изгнание не вечно, а жизнь… Жизнь продолжается.
«Которая по счету? – с горечью подумала она. – Сколько жизней у кошки? Семь или девять? И ведь барс тоже кошка, не так ли?»
Лика закрыла глаза, хотя с тем же успехом могла их и не закрывать. Мелькающие за тонированным окном дома и машины ей не мешали. Чтобы вспомнить, как стояла она, объятая холодом наступающей зимы, одиночеством и ощущением поражения; стояла на голой скале, торчащей из свинцовых вод Ледяной, закрывать глаза или делать что-нибудь еще в том же роде ей было совершенно необязательно. Стоило только захотеть, и она снова была там и тогда. Ощущения были отчетливыми и яркими, такими настоящими, что страшно делалось, и приходила знобкая мысль, воспоминания ли это? Ничто из того, что определяло ее состояние тогда и там, где и когда она решалась на безнадежный по логике вещей отчаянный бросок «на прорыв», никуда не исчезло. Не ушло в забвение. Не было утрачено. Даже самая малость, ничтожная деталь, тень мысли или мимолетное ощущение – все это и много больше этого, войдя в нее однажды, осталось навсегда.
