На пороге Тьмы - Круз Андрей "El Rojo" (лучшие книги читать онлайн TXT) 📗
— Привыкай видеть землю сверху, — сказала она. — Ищи знакомые места, даже на базаре попытайся определить, где какой магазинчик или кабак. Причем как можно быстрее: время раздумывать есть не всегда.
Базар промелькнул под нами быстро, но я успел разглядеть стоянку, распознать «Светлячок», в котором вчера обедали, даже опознать магазин, где купил суперсапоги на овчине, — в общем, основные ориентиры заметил. Прошли над портом, причем люди задирали головы и смотрели на нас, а некоторые так и руками махали, затем легли в пологий вираж и проскочили над достаточно прилично выглядящим скоплением коттеджей из серого силикатного кирпича — не Рублевка, конечно, но на общем фоне чуть ли не дворцы, с рублеными банями во дворах, окруженные высокими заборами с колючкой. В иных домах у ворот так и охрана была заметна. Миры меняются, а вот людские привычки и понятия куда как неизменней получаются.
Показался большой двор, заставленный рядами машин и бронетехникой, — явно база местного «Минобороны», затем опять забор — и чистое поле, упирающееся дальше в темный хвойный лес.
— Бери управление и вези нас домой, — сказала Настя. — Если все нормально, то считай, что баню мы заслужили. В следующий раз, если ветра особого не будет, будем осваивать взлет.
— А посадку?
— Посадку сейчас лучше с парашютом, если ты рулишь, — засмеялась она. — Рано покуда.
— Кстати о парашютах! — вспомнил я. — А почему без них летаем?
— А смысл? — удивилась моему вопросу Настя. — «Кукурузник» можно в любом поле посадить, даже если мотор заглохнет, а мы летаем редко когда выше двухсот метров, обычно даже ниже. Какой тут парашют?
Кабинеты в местных «Сандунах» и вправду оказались отличными. Вполне просторная парилка, где вдвоем так вообще раздолье было, достаточно большой предбанник с обеденным столом и лавками вокруг — и здоровенная бадья с проточной ледяной водой, такой, что дыхание перехватывает, как нырнешь: баня расположилась прямо над артезианской скважиной. Что еще нужно для полного счастья?
Счастье, хоть и не полное, а очень даже стройное, сидело напротив, завернутое в простыню до подмышек и откинув назад мокрые волосы, и попивало чай, причем не простой, а какой-то местный, банный, с травяным сбором, не помню уж для какой целебной цели предназначенным. Но был он вкусный, пах летним лугом, и его аромат примешивался к запахам распаренных веников и мокрого дерева.
— Ну как тебе? — спросила Настя, блаженно откинувшись назад, на грубые дерюжные подушки.
— Баня-то? — уточнил я. — Да офигительно, все как надо. А то уже бояться начал, что в ближайшие лет триста в нормальную парилку сходить не смогу.
Дело было уже совсем к вечеру, отдыхали мы здесь уже долго, несколько часов, и уходить совершенно никакого желания не было. Впрочем, нас отсюда никто и не гнал, баня до полуночи работала, а до этой самой полуночи было еще далеко.
— Да я не о бане — о полете, — засмеялась Настя, поправив меня. — Как тебе?
— Если честно, то здорово до обалдения, — сказал я, ни на миллиметр не покривив душой: летать мне и вправду понравилось, даже обидно стало, когда самолет подрулил к ангару, подырчал мотором пару минут на малых оборотах и затих.
— Это хорошо! — решительно одобрила она. — Если очень нравится — летать будешь точно, в смысле — хорошо летать, не абы как. Лучший показатель — если от полета кайфуешь, то сам полет чувствуешь, а это необходимое качество.
— Ну ты скажи… — вроде как поразился я.
— Не ехидничай, а то чаем плесну, — сказала она, качнув в мою сторону кружкой. — В драку лезть — вставать лень, растащило что-то меня после парилки.
— А я сейчас еще разок схожу, — подумав, решительно заявил я. — Я тут давно так не прогревался — кажется, что до самого спинного мозга проняло. Благодать.
— Это точно: тут как осень, так и я вечно зябну, — согласилась она. — Кругом холодно, все мокрое, везде сквозняки, вещи сохнуть не успевают… Хорошо, что хоть окна заклеили, в квартире тепло стало, вроде как оазис, но все равно так вот прогреться… блаженство настоящее.
Она потянулась по-кошачьи, переплетя пальцы и вытянув руки над головой так, что локти в обратную сторону перегнулись, а простыня сначала угрожающе натянулась на груди, а потом вдруг свалилась вниз, подобно театральному занавесу, открывая все самое интересное. Она не смутилась, а просто поднялась, сбросив с себя влажную ткань окончательно, и сказала:
— Будем считать, что это знак: я тоже еще разок схожу.
И с этими словами начала заматывать полотенцем волосы.
Дверь парилки распахнулась, выбросив в предбанник волну блаженного жара, в который мы и вошли. Ведро с водой, из которого торчали два веника, стояло на печи, распространяя запах запаренного дуба. Зачерпнув оттуда воды в ковшик, поддал на каменку, злобно зашипевшую и вбросившую такой клуб горячего пара, что я даже зажмурился, а уши обожгло.
— Осторожней! — взвизгнула Настя, приседая и прикрывая лицо руками.
— Фигня война, главное — маневр, — сказал я, разгоняя пар сложенной пополам простыней.
Жар стал куда равномерней, мягко обволакивая все тело. Вытащив веники из ведра, я встряхнул ими, сбрасывая воду, и сказал:
— Ложись на полок, парить буду. Мастер-класс банного дела, причем совершенно бесплатно. Ну разве что ночью натурой рассчитаешься.
— Это аж ночи ждать? — вроде как возмутилась она, вытягиваясь на полке. — А не отходя от кассы нельзя?
— Не, никак, а то третий вмешается.
— Это кто?
— Да есть такой, кондратий, приходит часто к тем, кто в парилках резвится интимно.
— Вот оно что-о… — протянула она. — Ну тогда ладно, подожду немного.
Тяжелый влажный веник с сочным мягким шлепком упал ей на спину. А затем второй присоединился к нему, шлепнув рядом. Вот так, и ее попарю, и сам жару нахватаюсь — парильщик его даже больше получает.
Веники гоняли волны жары, сбитые с веток листья прилипали к Настиной коже, разгоряченной и раскрасневшейся, дубовый дух становился все крепче и крепче, буквально заполняя собой легкие, пот лил в три ручья, заливая глаза, заставляя жалеть о том, что не запасся войлочной шляпой-брылем. Пару раз я еще поддавал пару, превращая парилку в компактный филиал то ли ада, то ли рая, это уж кому как и с какой точки смотреть. По мне, так и самый рай — люблю я это дело так, что никаких сил нет.
Сквозь шум, тяжелое дыхание и тихое повизгивание Насти под вениками до меня донесся звук открываемой двери, кто-то зашел или заглянул к нам в предбанник. Вроде ничего особого, даже официант мог или кто другой, но только мы ничего больше не заказывали, и самое главное — тут без стука врываться принято не было: не то место, баня как-никак, все же не проходной двор.
— Кто это там? — насторожился я, откладывая один веник в сторону.
— Где? — непонятливо спросила, с трудом повернув голову, совсем разомлевшая Настя.
— Там, — кивнул я на дверь парилки. — Подожди, гляну.
— Пар выпустишь, — чуть капризно сказала она.
— Обратно нагоню, не боись на сей счет, — пробормотал я, думая уже о другом, а точнее — о том, что мне это все как-то не очень нравится.
Даже если просто кто-то к нам сунулся, все равно надо бы его стучать в дверь поучить, исключительно так, для просветления в мозгу, чтобы приличия не забывал.
Слегка приотворив дверь парилки, я выглянул в образовавшуюся щель. Посреди предбанника, отделенный от нас лишь парой метров и обеденным столом, стоял какой-то мужик, причем совершенно незнакомый и одетый отнюдь не по-банному — в сером ватнике, испачканных галифе и грязных кирзовых сапогах. Лет сорок с виду, ничем не примечательное лицо, только вот выражение у него было какое-то диковатое. Даже не злобное или там агрессивное, а именно дикое, словно не человек это вовсе, а какое-то животное — просто оно сейчас человеком прикидывается.
Самым плохим при этом было не выражение лица, выражение-то черт с ним — мало ли как оно выразилось. Куда хуже в сочетании с этим лицом выглядел черный парабеллум с удлиненным стволом, который мужик держал в руке. В правой руке, а в левой, испачканной кровью так, что казалось, что он натянул на ладонь красную перчатку, был зажат длинный широкий нож вроде кухонного.
