Глаголь над Балтикой (СИ) - Колобов Андрей Николаевич (книги полные версии бесплатно без регистрации .txt) 📗
Николай обернулся, облокотившись на леер спиной, и с улыбкой кивнул только что поднявшемуся и окликнувшему их старшему офицеру "Севастополя". Беседин, чья невысокая, но полноватая фигура была затянута в китель того же цвета, как и у остальных офицеров, прошел к ним под развернутым поперек корабля дальномером, но вдруг остановился, не дойдя двух шагов до Маштакова. Здесь Александр Васильевич с наслаждением расправил плечи и глубоко втянул в себя воздух, закрыв глаза и изобразив на лице неземное блаженство.
- Благодать, господа!
- Да в чем же это?
- Доктор, нехороший человек, запрещает курить. Говорит - легкие беречь надо, а вокруг Вас столько дыма, что вроде как и сам подымил невзначай.
Затем Александр Васильевич повернулся лицом к правому борту и снова глубоко вздохнул и выдохнул:
- А зрелище внушает, доложу я Вам!
С этим вряд ли можно было спорить. Вдоль Уте стояла вся первая бригада: "Полтава" под флагом командующего флотом, "Севастополь", за ними - "Гангут" и "Петропавловск". Четыре титана-дредноута выстроились в ряд, словно несокрушимые левиафаны, взнузданные чьей-то могучей волей. Чуть поодаль расположилась бригада быстроходных крейсеров: "Муравьев-Амурский", "Адмирал Невельской", да ветераны Цусимы - "Изумруд" с "Жемчугом". Зрелище стремительных, исполненных гармонии силуэтов, чьи тяжелые палубные орудия до поры до времени обуздывали скрытую в них яростную мощь огненных стихий, никого не могло бы оставить равнодушным. Семь эсминцев черноморского типа "Дерзкий" вытянулись вдоль строя дредноутов: еще два корабля этого типа ушли в дозор, так что о них напоминали лишь дымы на горизонте. Новейшие нефтяные миноносцы, низкие длинные корпуса, словно припавшие к земле гончие, частоколы труб, а тонкий рангоут и ряды длинных, хищных орудийных стволов казались рапирами, выхваченными из ножен в воинском салюте. Четыре линкора, четыре легких крейсера и девять миноносцев вывел фон Эссен к южному краю Або-Аландской шхерной позиции: здесь цвет балтийского императорского флота изготовился к рывку и бою с кораблями немцев, штурмовавшими Ирбенский пролив. Третьего дня русский молот был воздет для удара, да только наковальня куда-то запропала: никаких немцев в море видно не было.
Приветствовав старшего офицера корабля, Николай еще раз бросил взгляд на свой корабль. Сверху палуба выглядела совершенно чистой и необычно пустой. Когда пришел приказ, дредноуты спешно пополнили припасы: продовольствия много не брали, снарядов и так имелся полный комплект, но вот углем догрузились по полной. В результате авральных работ, конечно же, изгваздали корабль, а затем старательно отмывали его от угольной пыли. Необходимость этого вбивали в матросов с первого года службы: ведь если ранят в бою, падаешь куда придется. Упал на чистое - глядишь и обойдется, эскулапы подштопают и будет порядок. Но если занесешь грязь в рану, то даже из-за пустяковой царапины можно лишиться руки или ноги, а то и головы, если дойдет до общего заражения крови. Потому-то чистота на боевом корабле блюдется неукоснительно, и отсюда же правило вступать в бой, переодевшись в чистое.
Команда после авральных погрузок и последующей приборки валилась с ног, но командующий, как выяснилось, это предусмотрел, и до выхода эскадры в море экипажи получили почти сутки заслуженного отдыха. Затем пошли, но недалеко, к самому южному клочку финской земли, и по дороге скучать не пришлось: Бестужев-Рюмин потребовал еще раз провести ревизию всего огнеопасного перед боем. Кто-то попытался было возразить, что уже на сто раз все проверено, но командир "Севастополя" был неумолим. И, как обычно, оказался прав - уму непостижимо, сколько всякой лишней ветоши и деревянных вещей обнаружили, инспектируя корабль! Что-то сожгли в топках котлов, что-то сунули поглубже в трюм.
На верхней палубе стало неожиданно пусто, потому что шлюпки и паровые катера линкор при выходе оставил в Гельсингфорсе. Сражения прошлой войны неопровержимо свидетельствовали, что к моменту, как в шлюпках возникнет нужда, они давно приведены в негодность огнем или осколками вражеских снарядов. Соответственно, тащить их в бой не было никакого смысла, а вот вреда от них было много: дерево, из которого они были собраны, в бою являло собой источник сильных пожаров.
Все было на сто раз перепроверено, а затем проверили еще, и корабли шли полностью готовыми к бою. Экипажи воспряли - матросам надоело, что идет война, а они только и занимаются упражнениями, так что боевой дух постепенно падал. Бездействие линкоров можно было объяснить в прошлом году, когда они совершенно не были готовы к бою, весной этого года, пока дредноуты интенсивно тренировались, доводя свои боевые умения до совершенства. Но сейчас уже тихо подкрадывалась осень, а ни одного боевого похода так и не случилось, и осознание важности своего дела потихоньку сменялось равнодушием. Количество проступков и происшествий стало расти, и все попытки препятствовать этому дисциплинарными взысканиями помогали мало: среди команд потихоньку начинались брожения.
Но вот, наконец-то, вышли и... вторые сутки стояли на якорях, словно и не покидали уютную гавань Гельсингфорса.
Скучно!
- Господа офицеры, берите пример с лейтенанта Веточкина. Только что его видел - орел, горящие глаза, образец бодрости и боевого духа!
- Это он сейчас такой, - меланхолично ответил Беседину Сергей Борисович, вахтенный начальник, - А третьего дня лейтенант имел бледный вид и столь чувствительный тремор конечностей, что у меня при взгляде на него в глазах рябить начинало.
- Чувствительный... что? - переспросил Николай.
- Да трясло его, как осиновый лист на ветру.
- Ну, перед первым боем это в порядке вещей.
- Может и так. Зато сейчас, когда осознал, что никакого боя на ближайшее время не предвидится - сияет империалом свежей чеканки и ходит гоголем. Слуга царю, отец матросам.
- Прав был Ваш Тырков, Николай Филиппович, - не отрывая взгляд от Уте неожиданно проговорил облокотившийся на леер Дьяченков 2-ой. - В бой нас вести не рискнут, вернемся сейчас в Гельсинки, да и встанем на рейде. Все германских дредноутов боимся. А я уверен, там их и вовсе не было! Обнаглели немцы вконец от нашей трусости - видано ли дело, чтобы старыми броненосцами в Рижский соваться? А мы сидим! Ждем невесть чего! Да если бы ударили третьего дня - раскатали бы их четвертую эскадру, в брызги разнесли! Но нет, сидим на киле ровно. Покоптим тут воздух немножко, да и пойдем обратно в Гельсинки, там и встанем величаво, как лебеди в проруби, и будем стоять до скончания времен. Прав был Ваш Тырков, Николай Филиппович! Порт-Артур, часть вторая, великое стояние, "глаголь" поднять - и в брандвахты, так хоть перед самим собой честнее будет.
- Ууууу, Виктор Сергеевич, да Вы совсем расклеились.
- Полагаете, без повода? Ведь все же знали! Планы довели! Готовились к приходу немцев. И вот цена нашей готовности - "Слава" с "Цесаревичем" позавчера их пугнули, те сообразили, что им не светит, ушли с концами, а нас в бой ввести так и не рискнули. Вторые сутки караулим пустое море!
- Так ведь немцы могут и вернуться.
- Пффф! Вы сами-то в это верите, Николай Филиппович? Зачем им возвращаться-то? Вчера сообщили, что после драки они один броненосец повели домой на буксире, вот им и хватило этого.
- А дредноуты? Четверка "Гельголандов"?
С данными радиоперехвата Непенина, равно как и с планом грядущей баталии, офицеры в общих чертах были ознакомлены.
- А вот тут я с Виктором Сергеевичем полностью согласен, - вновь подал голос Сергей Борисович. - Что-то Николай Оттович, дай Бог ему здоровья и процветания всяческого, на сей раз перемудрил. Ну "Гельголанды", ну - четыре. И что? Неужто сильнее наших "Севастополей"? Надо было идти вперед, ломать четвертую эскадру. Подвернулись бы "Гельголанды", так мы бы и им с барского плеча, со всей щедростью, основательностью и вплоть до полного изумления: получите и распишитесь. Неужели нет, Николай Филиппович?
