Бумажный тигр (II. - "Форма") (СИ) - Соловьев Константин Сергеевич (книги серии онлайн .txt) 📗
Небольшой домик, устроившийся наособицу от прочих в окружении колючих зарослей. Белоснежный, выделяющийся своей непривычный мастью из сонма своих облезших полуразвалившихся собратьев, этот домик отчего-то не выглядел ни уютным, ни гостеприимным, напротив, отчего-то рождал в душе предостерегающий гул. Его изящество, подчеркнутое узкими колоннами, было какого-то болезненного свойства, как у человека с неправильно сросшимися костями, а белый цвет казался не безмятежным, как это ему свойственно, а болезненным, точно у больного чахоткой.
Его имя тоже было известно Лэйду — Приют Благословенных Августинцев. Несмотря на это благопристойное, на клерикальный лад, название, данная община не имела отношения к Ордену Августина [184]. Зато, по слухам, имела самое прямое отношение к мисс Августе Ли, приходившейся родной сестрой самому лорду Байрону. Как твердили эти слухи, безостановочно и беспрепятственно циркулирующие по Скрэпси точно желчь по сосудам, мисс Августа Ли была столь благосклонна к своему брату, на челе которого сияла корона монарха британской поэзии, что вступила с ним в порочную связь, от которой понесла дитя, несчастный плод кровосмешения. Потомки этого существа, рожденного против воли общества и Церкви, тяготясь чужим вниманием в метрополии, обрели новый кров в дальнем уголке Британской Полинезии, основав общину Благословенных Августинцев. Недобрая молва, ядовитая, как и все прочие жидкости в теле Скрэпси, утверждала, что потомки мисс Августы Ли привезли с континента не только фамильное серебро, но и добрые традиции, заложенные их прародительницей и заключавшиеся в теснейшем инбридинге [185], который спустя несколько поколений одарил Новый Бангор целым выводком разнообразных уродцев, скрюченных, с перекошенными челюстями и глубоко запавшими глазами — по виду истых кобольдов или цвергов. Может, поэтому окрестности Приюта Благословенных Августинцев делались совершенно безлюдными с наступлением темноты — та же молва уверяла, что по ночам эти уродцы шныряют по округе, пожирая все, что попадется им на пути, от случайных прохожих до бродячих котов.
Много имен, много призраков, много названий.
Хижина Копченого Тамати — ветхое покосившееся строение, но, судя по струйкам дыма из покосившейся трубы, еще обитаемое. Когда-то здесь жил сам Тамати, за которым в некоторых районах Скрэпси ходила слава шамана, сведущего по многим вопросам, выходящим за пределы человеческих познаний. Старый Тамати не был кроссарианцем, он сохранял веру предков-полли и чтил волю отца-небо Ранги и матери-земли Папа. Несмотря на это, авторитет его был столь высок, что однажды к нему обратились местные рыбаки, промышляющие своим незаконным промыслом в прибрежных водах острова.
В последнее время удача им не благоволила — вся жирная рыба, обитающая возле берега, скумбрия, сайра и сельдь, оказалась выбита, новые же пути миграции разведать так и не удалось. Раз за разом лодки, отчалившие под покровом темноты, возвращались пустыми. Отчаявшиеся рыбаки не раз пытались вернуть себе расположение Девяти Неведомых, но удача упорно ускользала из их сетей. Они даже отсекли себе топорами мизинцы, сложив их на серебряное блюдо и бросив на рассвете в темные воды залива, по слухам, верный способ заручиться расположением Танивхе, но Отец Холодных Глубин по какой-то причине остался глух к их мольбам. И тогда рыбаки обратились к Тамати, тогда еще не бывшему Копченым.
Пообщавшись с духом Тангароа, отцом моря, и приняв причитающуюся мзду, тот недрогнувшим пальцем наметил на карте маршрут, заверив рыбаков, что следующей же ночью их ждет изобилие. Их сети, долгое время выныривавшие порожними из воды, наконец получат причитающееся им богатство. В ячейках забьется жирный палтус, узкая остроносая севрюга и мощная, с треугольными шипами, белуга. На рассвете их лодки будут нагружены тяжелее, чем китобоец Джеймса Уэдделла [186], возвращающийся после удачной годовой охоты к британским берегам.
Рыбаки впервые за долгое время отчалили от берега с легким сердцем. Они еще не знали, что спустя несколько часов их идущие в глухом тумане рыбацкие баркасы выскочат прямиком на патрулирующую канонерку береговой охраны, которая откроет по ним беглый шрапнельный огонь. Спасаясь от нее, несколько утлых суденышек окажутся размозжены коварными рифами, а уцелевшие рыбаки, чудом добравшиеся до берега, обильно испачкают собственной кровью штыки прочесывающих берег морских пехотинцев Нового Бангора.
Когда они на исходе ночи вернулись домой, их сети и верно были туго набиты, но не тучным палтусом и изысканной белугой. Там, покачиваясь в ячейках, висели мертвые тела их собратьев, утонувших, пронзенных шрапнелью и штыками. За одну ночь артель лишилась почти половины своей численности, а уцелевшие были изранены и лишились лодок.
Поговаривали, Тамати нарочно навел рыбаков на патруль, полицией ему за это была обещана награда. Поговаривали также, никакого злого умысла со стороны старого шамана не водилось, это все было происками Танивхе, разозлившегося на то, что тот дерзнул заручиться чужой помощью. Многое поговаривали о тех событиях в Скрэпси, иные версии Лэйд и не помнил. Совершенно достоверным было лишь то, что именно в то время жилье старого шамана обрело свое нынешнее имя — Хижина Копченого Тамати. Именно там он провел последние дни своего существования, когда уцелевшие рыбаки, распластав его на крючьях, коптили почитателя старых богов, как коптили после удачной охоты истекающую золотистым жиром скумбрию, нежную форель и тающую во рту горбушу. Говорили, когда измученная душа старого шамана вернулась тропой предков к Матери-Земле, его ссохшееся бренное тело, в котором не осталось ни единой капельки влаги, весило едва ли сорок фунтов [187]…
Имена, имена, имена… Эти колючие зловещие имена призраками вставали за каждым переулком, зданием или подворотней.
Нора Слепого Дварда. Тихий Курятник. Хлопальница. Моровая Щель. Заноза. Стылая Дочь. Урупа-Матао [188]. Собачий Храм. Медная Богадельня. Гран-Шатель. Сырая Язва. Комедон. Двор Трех Яблонь.
Мимо всех этих призраков Уилл шел легко, они не тяготили его памяти, как тяготили самого Лэйда. Для него это были просто грязные вонючие дыры, остающиеся где-то на периферии сознания, уродливые, но не связанные с чем-то по-настоящему дрянным и страшным. Просто сторонние, не представляющие интереса тропинки в вымышленном его воображением Эдемском Саду.
Дом Карлет Хиттон, в насмешку прозванный Борделем Святого Бартоломью [189]. Карлет Хиттон, проститутка, была недостаточно хороша, чтоб предложить себя Шипси, пусть и недорого, на ее долю приходились клиенты из Скрэпси — смердящие рыбой, безграмотные, платящие чаще порцией джина или парой картофелин, чем медью. Карлет Хиттон отвечала судьбе той же монетой без чеканки. Когда ей время от времени приходила пора разрешиться от бремени, она удалялась на ближайший пустырь, сжимая ворочающийся окровавленный сверток в одной руке и лопату другой, а возвращалась уже в одиночестве. Несмотря на жизнь в нищете, судьба наделила ее крепким здоровьем — говорят, пустырь был перекопан так тщательно, будто кто-то хотел засадить его турнепсом.
Подобная небрежность к жизни едва ли могла смутить кого-то в ее окружении, но, по всей видимости, какой-то невидимый предел, установленный Новым Бангором, Карлет Хиттон все же пересекла. В очередной раз ее раздавшаяся утроба родила не очередной комок хнычущей плоти, которому в жизни предстояла одна короткая прогулка до пустыря, а большую извивающуюся сколопендру. Следующие роды последовали уже через месяц, в этот раз несчастная мать разродилась живым кальмаром. С того все и началось. Как ни изводила себя Карлет Хиттон, глотая иглы и травя плод уксусом, в скором времени у нее вновь раздувался живот, не позднее чем через месяц ее вновь сотрясали схватки — и Бордель Святого Бартоломью принимал на свет очередных ее отпрысков — огромных пауков, змей, летучих мышей, морских чертей, голотурий, оводов…
