Последствия больших разговоров (СИ) - Барышева Мария Александровна (читать книги регистрация .TXT) 📗
Внутренний шталевский голос был вполне разумен. Он был очень убедителен. И все же, он оказался слишком слаб.
Она сосредоточилась, схватив себя за отвороты халата, словно тот в знак протеста против происходящего мог сбежать, но первой вещью, которую Эша смогла ощутить, к ее изумлению и легкому ужасу, оказались вовсе не арестанты, а безумный, развеселый Монстр-Джимми, после своего побега водворенный на старое место в гараж. По непонятной причине "самурай" был полностью заправлен и готов к новым злодействам, хотя, по логике вещей, после того, что он устроил, Монстра-Джимми должны были лишить не только горючего, но и колес, и, для верности, приковать цепями. Видимо, Шофер слишком уж был привязан к своему хулиганистому собеседнику и не стал его наказывать, всю вину за побег полностью возложив на Шталь. А сам "самурай", похоже, вовсе не чувствовал за собой проступка, и попытку Эши дотянуться до вещей воспринял исключительно на свой счет. Теперь он, кажется, даже слегка подпрыгивал от нетерпения на своих колесах.
Покатаемся?! Покатаемся?! Эхх!.. покатаемся?!
Эша испуганно ойкнула, отбрасывая от себя все ощущения. Потом снова осторожно принялась нащупывать нужные ей вещи, старательно обходя вниманием офисный гараж.
Как ни странно, первым откликнулся именно зонт, и ощутив его, Шталь невольно смутилась. Зонт, конечно, вволю отыгрался на ней за нанесенную обиду, но, как-никак, начала все это именно она. Сейчас создатель лживых миров был аккуратно сложен, его золотисто-зеленая материя была разглажена, стразы на ручке, очищенные, отмытые, блестели не хуже бриллиантов, сломанные спицы были вправлены, склеены. Кто-то позаботился об этом зонте, кто-то починил его, и Эше стало совсем стыдно. Зонт мирно висел на настенной вешалке и был вполне доволен жизнью. Он немного скучал по дождю. По Шталь он не скучал совершенно. Ощутить его было все равно, что увидеть лицо бывшего доброго знакомого, скорчившего издевательскую гримасу из окна проезжающей машины. Зонт явил себя - и пропал, прежде чем она успела что-либо понять.
Потом Эша ощутила арестованного собеседника Михаила из гостиницы Домовых. Меч был очень раздражен, ему совершенно не нравилось место, где он находился. Он тосковал по великим сражениям, тосковал по крови, но еще больше он тосковал по людям. Он хотел находится рядом с их снами, он жаждал доверху заполнять эти сны своими воспоминаниями, и попытку Эши дотянуться до него воспринял с откровенной надеждой. Они знакомы. Он показывал ей свои мечты. Она вернула ему голос. Не вернет ли она теперь ему заодно и свободу?
Затем едва-едва ощутились тяжелые немецкие часы - это был тоненький, почти не слышный голосок. Неудивительно - часы были действительно очень опасны, и в их отношении надзиратели приняли серьезные меры безопасности. Часы не отсчитывали время уже много недель, маятник и стрелки с них сняли, дабы лишить всякой возможности вновь переводить чье-то время. Часам безумно хотелось вновь вернуться к жизни, и сейчас им даже неважно было присутствие людей, с чьим временем можно было вдоволь нашутиться. Сейчас им хотелось бы хотя бы вновь получить возможность возвещать о наступлении нового часа, и к Эше от них потянулось отчетливое доброжелательство. Они были рады встрече. Они помнили их разговор.
Все, что произошло до разговора, было всего лишь шуткой, не так ли? Ты вернешь нам стрелки и маятник? Ты найдешь наш ключ? Ведь на самом деле мы не такие уж плохие.
Эша получила двоих твердых союзников, но все еще не могла понять, где они находятся - те словно перемещались, ощущения то удалялись, то приближались вновь, и она продолжала тянуться к вещам. Слабой искрой вспыхнул аквамарин из колечка костромской продавщицы, способный нагнать страху на своего обладателя - ну конечно, она ведь его надевала, и, оказывается, аквамарин ее запомнил. А вот и Сонино коралловое ожерелье в призрачном ореоле электрических разрядов, по которым оно так соскучилось - и оно ее узнало. Тяжеленный аляповатый комод с гречухинской дачи - надо же, его тоже сочли опасным, и теперь в заточении ему было невероятно уныло. Кресло, знакомое еще с начала карьеры - зеленый убийца, усыпляющий насмерть. Антивампирская тарелка, которую Шталь разговорила на пару с Посудником - привет, мой собеседник! Бронзовая статуэтка из гостиницы Домовых, которую Эша вообще не помнила. Палаш времен Эдварда Седьмого из той же гостиницы - как же, как же, здрассьте! Знакомая шумовка - часть шталевского арсенала на деле Колтакова. Какая-то ваза, микроволновка - уж не та ли, которая чуть не приготовила пинчера жены младшего Техника? Привет... привет... господи, как же вас, оказывается, много!
Все они считали себя мирными и несправедливо запертыми. Всем хотелось на свободу. Всем хотелось к людям.
Зеркало, мне нужно зеркало. Среди вас есть зеркало?
Среди нас много зеркал. Приди и посмотри на них. Но вначале посмотри на нас. Выпусти нас...
Но где вы?
На мгновение ощущения пропали вовсе, потом снова появились, теперь слившись в нечто единое, определенно раздраженное, словно кто-то снова и снова, теряя терпение, окликал задумавшегося человека, который, ничего не слыша, шел мимо. Ощущение начало медленно удаляться куда-то по направлению к середине этажа, и Шталь вскочила и, распахнув дверку подсобки, ринулась следом за ним, уже не думая о том, что кто-то может ее увидеть. Почти сразу же она столкнулась со стайкой младших Швей, те удивленно окликнули ее, но Эша, ничего не услышав, помчалась за удаляющимся призывом арестантов. По дороге она чуть не сшибла Славу, который озадаченно крикнул:
- Эй! Ты чего?!
Где вы? Где же вы?!
Призыв остановился. Теперь он, казалось, шел прямо из гущи растений, но за ними не было ничего, кроме свободного пространства, плетеных диванчиков и окон, и Шталь озадаченно застыла.
Мы здесь. Мы же прямо здесь!
Призыв начал удаляться в обратном направлении, одновременно уплывая куда-то вверх, на третий этаж, и Эша удивленно приоткрыла рот. Не может же все это собрание вещей летать по офису?! Или комната, в которой они...
Погодите-ка! А ведь комната, как раз-таки, может! Разве не это она наблюдала в гостинице Домовых, где любая комната могла оказаться где угодно?!
Только само хранилище знает, где оно.
Конечно же. Если кому-то и взбредет в голову пробраться в хранилище - пусть даже ради мелкой шалости, невероятно трудно попасть в комнату, которая каждую минуту перемещается в новое место. Получается, здание института все-таки разговорено. Или, во всяком случае, разговорен один из его кабинетов. Кем? Все Домовые еще на реабилитации, доверия им нет, сомнительно, что Олег поручил бы им разговор с собственным хранилищем. Кто же тогда? Какой-то Домовой, которого она еще не видела? Или сам Ейщаров? Ведь он сказал, что иногда ему удается договариваться с некоторыми вещами. Что, если ему удалось самому создать эту комнату? Комнату, которая может прятать сама себя. Комнату... найти которую, вероятно, может только он. Только тот, который слышит разные вещи. Способностей Домового тут недостаточно. Нужно ощутить не только комнату, но и тех, кто в ней заперт. Хотя бы одного из них.
Она бросилась к лестнице, а призыв арестантов был уже совсем далеко, где-то в районе четвертого этажа, одновременно стремительно смещаясь влево. Эша запрыгала по ступенькам, путаясь в халате, и по дороге сбила с ног задумавшегося Шофера, который гневно завопил уже откуда-то снизу:
- Зачем ты меня уронила?!! Шталь!
Эша добежала до площадки четвертого этажа. Кажется, там тоже кто-то был, но она их не заметила, сосредоточенная только на призыве, а тот уверенно удалялся в конец коридора, и она кинулась следом, на бегу пытаясь ощутить не только вещи, но и само хранилище.
Что тебе надо?! Отстань от меня! Я тебя не знаю! Запрещено! Запрещено!
Новое ощущение. Незнакомое. Кто-то очень сердитый.
