Жизнь номер два (СИ) - Казьмин Михаил Иванович (е книги .TXT) 📗
Нам с Селивановым пришлось снять шапки и кафтаны (фуражки и кителя в привычных мне терминах) да намотать поверх брючных ремней суконные кушаки. Мне по жребию достался синий, Мишке — красный. Легран велел нам надеть кожаные шлемы, почти такие же, как в бывшем моем мире носили боксеры-любители, внимательно проследил, чтобы мы закрепили рукавицы шнурками-завязками, поставил нас друг напротив друга и приказал зрителям рассесться по лавкам.
— Готовы? — спросил он, и, дождавшись от обоих подтверждения, скомандовал: — Начинайте!
Мишка после вчерашнего поражения не спешил, я тем более. Вчера мне удалось победить исключительно из-за внезапно пришедшего предвидения. Посетит ли оно меня сейчас?
Посетило. Мишка как-то вдруг весь собрался, сощурился и я увидел, как его кулачище летит мне в лицо. Увидел за секунду до того, как он и правда полетел, поэтому успел просто уклониться от удара. Тут же пришлось уклоняться от следующего, затем от еще одного и еще.
— Левской! Хорош плясать, давай бейся!
— Селиванов! Ты что как пьяный?! Врежь ему!
— Давай, жми!
— Бей! Бей! Бей!
Публика неистовствовала. Одно дело услышать о результате вчерашнего поединка, и совсем другое — самим увидеть, как непобедимый Селиванов никак не может вырубить никогда не блиставшего в кулачных боях Левского.
Не понимая, в чем дело, Мишка приостановил атаки, отошел, а затем начал снова сближаться со мной — осторожно и неторопливо, помня, должно быть, о моем вчерашнем рывке. И снова я увидел целую серию ударов раньше, чем она на меня обрушилась.
Ну как обрушилась… Почти от всех я опять уклонился, но два раза Селиванов меня все же достал. И если удар в челюсть прошел почти по касательной, но все равно чувствительно, то в левое плечо я получил прямо и точно. Никогда в жизни меня кувалдой не били, но, думаю, ощущения были бы теми же.
И все-таки я Мишку поймал. Окрыленный удачей, он бросился на добивание и открылся. Достать его я смог только резким ударом по бицепсу правой руки, но бицепс был напряжен, так что удар мой получился для Селиванова крайне болезненным. Настолько болезненным, что он схватился за больное место второй рукой, и я врезал ему под дых. Хорошо так врезал, от всей души, усилив удар резким поворотом корпуса. Кто другой на Мишкином месте сложился бы, пожалуй, пополам и рухнул на пол, но этого медведя так не завалишь. Он не упал, а медленно приземлился, опершись на руку и на ногу, но рука подвела, подогнувшись в локте, и Мишка коснулся-таки пола задницей.
— Всё! Бой окончен! — крик Леграна перекрыл дикий рев, поднявшийся в зале. Наставник кинулся помогать Селиванову подняться, но несколько гимназистов его опередили, подняли Мишку и попытались его придержать, чтобы не упал. Наивные… Селиванов отшвырнул их, как кукол.
— А ну брысь! — рявкнул он. — Сам стоять могу, без вас!
— Селиванов, успокоился! — командному голосу наставника позавидовал бы любой строевой офицер. — Ты и ты! — Легран ткнул пальцем в двух подвернувшихся ему гимназистов. — Быстро помогли обоим снять шлемы и рукавицы!
Вот интересно, почему Леграну начальство прощает нарушение гимназического устава? Нас вообще-то учителям положено на «вы» называть… Но прощает же!
— Дыши глубже! — приказал Легран Мишке и тот глубоко и тяжело засопел, но уже через три-четыре вдоха-выдоха смог дышать нормально.
— У тебя голова как? — это уже мне.
— Ничего, Евгений Леопольдович, — успокоил я его. — Были бы мозги, было б сотрясение.
— Ну, Левской, — согласился Легран, дождавшись, когда народ перестанет ржать, — раз можешь шутить, значит, и правда ничего.
— Победил Алексей Левской! — объявил наставник исход поединка, и без того всем ясный. — Руки-то друг другу пожмите, — уже обычным голосом обратился он к нам.
Мы пожали. Глядя Селиванову в глаза, обиды или злости я в них не увидел. Удивление — да, но и только. Повинуясь внезапному порыву, я по-братски обнял Мишку, он так же по-братски обнял меня и пару раз хлопнул по спине, снова напомнив мне о работе молотобойца в кузнице. Хороший он малый все-таки. Только силушку девать некуда…
— Сейчас оба умойтесь и снова ко мне. Никто не расходится! — напомнил о себе Легран.
О, это он прав! Холодная вода — как раз то, что мне сейчас нужно!
— Итак, господа, что мы с вами имели удовольствие видеть? — риторически вопросил Евгений Леопольдович гимназистов, переставших, наконец, обсуждать подробности зрелища. — Мы видели, как более слабый соперник поймал более сильного на его ошибках. Только, Левской, если вы, — гимнаст перешел на уставное обращение, — попытаетесь изобразить такое в бою стенка на стенку, толку не будет, а товарищей своих подведете. Вы же, Селиванов, — Легран повернулся к Мишке, — слишком распалились и перестали думать о защите, на чем Левской вас и поймал. Поэтому, господа, — Евгений Леопольдович обратился уже ко всем присутствующим, — всегда помните: любого соперника надо воспринимать всерьез. Всем ясно?
— Ясно, Евгений Леопольдович! Понятно! — на разные лады загалдели гимназисты.
— Тогда марш все отсюда! Встретимся по расписанию!
Потолкавшись перед дверьми залы, пообсуждав подробности поединка и отхлопав нам с Мишкой плечи, гимназисты потихоньку начали расходиться. В итоге пить чай мы с Селивановым отправились в обществе всего четверых, одним из которых был предмет нашего спора, Ванька Лапин.
— Нет, Алеш, ну вот не пойму я, как ты два раза меня почти на одном и том же поймал? Я что, правда, дурак, что ли?! — ого, у Мишки самокритика прорезалась!
— Да ладно тебе! — отмахнулся я. — У меня просто выбора не было. Побей ты меня сегодня, побил бы и завтра, а уж послезавтра я бы против тебя встать уже побоялся.
Такой бальзам на душу Мишка благосклонно принял, и разговор как-то быстро сам по себе затих. Мишка первым и ушел, предварительно расплатившись с Лапиным за хап, потянулись на выход и остальные, так что уже скоро мы с Ванькой остались вдвоем.
— Вот что, Лапин, — честно говоря, мне сейчас хотелось и от него поскорее отделаться, — на тебе двадцать копеек за май месяц вперед. Чем тебя занять, я еще придумаю, а пока что так поживешь. Ранец я и сам таскать умею, сапоги мне дома есть кому чистить…
— Я ни за что деньги получать не приучен, — насупился Ванька.
— Сказал же, придумаю! — ну вот, бедный и честный попался… Но и то правда, надо что-то ему такое поручить, чтобы не привыкал быть дармоедом.
Отделавшись от новообретенного хапника, я отправился домой. Шаболдинский сопровождающий привычно пристроился мне в хвост, я его столь же привычно отметил, и вернулся к своим мыслям. Вот, спрашивается, что это такое со мной приключилось? Два раза подряд я считай что видел будущее. Близкое, да, на секунду-другую вперед, но ведь будущее! Что одаренность у меня выявили во втором еще классе, я помнил, может, она и начала работать? И как с этим быть теперь? И главное: отцу сказать или как? И, кстати, поздравить меня можно не только с появлением предвидения. Я уже не только боярина Левского считаю отцом, но и о бывшем Алеше думаю как о себе самом. Вжился, ага. Теперь бы еще и выжить…
Впрочем, уже назавтра на первое место в моей жизни вышли заботы гимназические — уроки, проверочные работы, ответы… Предвидение никуда не делось, я мог предсказывать для себя вопросы учителей, а когда затруднялся с ответами, просто расслаблялся, и ко мне приходило понимание, какой ответ в данном случае будет правильным. Честно говоря, такие внезапно открывшиеся способности потихоньку начали меня нервировать. Я боялся, что меня на этом поймают, и тогда положительное впечатление о Левском-первом (Митька учился, ясное дело, в той же гимназии и числился Левским-вторым), как о взявшемся, наконец, за ум ученике сменится у учителей неприязнью к выскочке, недопустимо рано начавшем пользоваться одаренностью. Но время шло, а никто, похоже, так и не понимал причину моих успехов в учебе. Да и оставалось той учебы с гулькин нос — неумолимо приближался июнь, а с ним вместе и выпускные испытания. К ним я готовился всерьез, не полагаясь на предвидение — мало ли… Вот бы еще научиться определять, следят ли на испытаниях за использованием одаренности и если следят, то как именно! А еще научиться скрывать свое предвидение…
