Злые дети - Грунюшкин Дмитрий Сергеевич (версия книг TXT, FB2) 📗

18.

Менделя Джалиловича Карпова они нашли в кабинете. На этот раз «сын трех народов» был мрачен и глядел на Макарова исподлобья, как раввин на выкреста.

– Как дела в горниле науки? – спросил Макаров, изображая легкость настроения.

– Вашими молитвами, – буркнул патологоанатом. – Вообще-то я в отпуск собирался. В Хайфу к жене мотануть, косточки на пляже погреть, с настоящими евреями пообщаться. Они там, знаешь ли, совсем не такие, как тут. Ты не поверишь, там даже водители автобусов – евреи. Ты здесь видел еврея – водителя автобуса? А ты представляешь, как евреи водят автобус, если им не дают играть на скрипке или рвать зубы? Это симфония! А теперь…

Менделей горестно махнул рукой.

– Слушай, Джалилыч, ты же не хочешь меня сделать виноватым в том, что твой отпуск обломался? Не я же подучил твоего малолетнего долбоеба сдавать наши секреты конкурентам?

– А что, думаешь, он сам к ним побежал? – вспыхнул Менделей. – Делать ему больше нечего, кроме как в Министерство обороны бегать. Там денег не предложат, так чего ради? Ясен пень – зажали мальчику яйца в тисках, вот он и сдал. Но нельзя обвинять человека в том, что он не герой. Героев вообще в популяции мало, это, если хочешь, патология на самом деле. И вообще – я вот не уверен, что он настучал в Минобороны. Они ведь могли просто узнать, что убили их сотрудницу и забрать тело чисто из корпоративного чувства собственничества.

Виктор уже собирался сказануть что-нибудь уничтожающее, но не стал. Его неожиданно посетила мысль, пока еще нечеткая, но весьма интересная. По сути, Карпов прав. Можно как-то допустить, что Аркаша изначально казачок засланный и стукачок. Но они работают в Следственном комитете! И их клиентура большей частью бытовые преступники, оргпреступность, убийцы, казнокрады и прочая человеческая дрянь. Но не шпионы. Поэтому, если бы Аркаша сливал информацию какой-нибудь преступной группировке или финансовой группе – это было бы объяснимо. Но чтобы «зеленые человечки» внедрили в Следком своего человека, да еще в лабораторию, специально на случай таких происшествий – это перебор.

В то, что Аркаша неожиданно проникся чувством военного патриотизма или клинического дебилизма и по собственной инициативе глухой ночью понесся на Фрунзенскую набережную сообщить, что ихняя переводчица лежит у них на оцинкованном столе и у нее в крови что-то не то, верилось еще меньше.

Что это означало? А то, что если Аркашу кто и взял за бубенчики крепкой мозолистой рукой, то этот кто-то знал заранее все, что Аркаша может сказать. И от Аркаши требовалось только подтверждение того, что хитрости убийц раскрыты.

О том, что Следственный комитет работает под колпаком военной разведки или контрразведки, говорить и думать смешно. А вот некое взаимопроникновение интересов и влияния – уже более похоже на правду. Оставалось понять, в какой степени это все «взаимопроникало». И какая сука отдала приказ «попугать следака», убив Светлану и топорно замаскировав это под работу Скрипача.

Так что надо было искать крысу в Комитете пожирнее, чем Аркаша. Этот мелкий мышонок, а не крыса. То есть вина его минимальна. Но о том, что Макаров уже взял его «за хибот», уже знают, наверное, все «в доме». И если сейчас спустить его с крючка, та самая жирная крыса сообразит, что Макаров сделал нужные вычисления. И либо затаится, либо атакует. А это нам не с руки. Так что, прости, Аркаша, ничего личного.

– …а герой тут ты один, остальные просто работают, как могут.

Виктор вздрогнул. Кажется, он настолько ушел в себя, раскладывая в голове пасьянсы, что выпал из реальности. Но, судя по окончанию фразы Менделея, получалось, что «отсутствовал» он какую-то долю секунды. Виктор с трудом удержался, чтобы на его лице не отразилось изумление. Он всегда быстро соображал. Но сейчас посрамил самого себя. Если голова и дальше будет работать в таком темпе и режиме, он либо скоро станет лучшим следователем страны, либо отправится восстанавливаться в статусе нормального человека в «Кащенко».

– Все, хорош меня перед дамой захваливать. Она и так знает, что я герой, – оборвал Макаров стенания доктора. – Выкладывай, что у тебя по последнему телу.

Менделей вздохнул и начал выбираться из-за стола.

– Пойдемте, молодые люди, я вам все покажу на месте.

– Нет, – резко сказал Виктор. – Нет времени. Выкладывай на словах.

Он проигнорировал удивленный и даже возмущенный взгляд Карпова, лишенного, можно сказать, театральных подмостков и вынужденного отыгрывать свой спектакль в гримерке. Но Виктор не мог себя заставить пойти в прозекторскую и увидеть холодное, затвердевшее тело той, кого он вчера любил и предал, на холодном «разделочном столе», с вскрытым черепом и грудной клеткой.

– Что вы хотите знать, молодой человек? – оскорбленным тоном спросил Менделей, усаживаясь обратно в свое вертящееся кресло.

– Все, но без подробностей и живописания, – Виктор уловил недоуменный взгляд Ирочки и добавил: – Пропускай все стандартное, заострись на том, чего не было в других случаях или что тебе показалось необычным. Хотя бы на полграмма необычным.

Карпов задумался, недовольно выпятив нижнюю губу.

– Да тут все необычно! – хмыкнул он, наконец. – Ее не пытали. Ей не отрезали палец ни при жизни, ни даже посмертно, как последней жертве. Но это те же люди, однозначно.

– Почему?

– Ее вырубили тем же редким нейролептиком, что и последнюю жертву. Ни в одном из остальных случаев он не применялся. Аэрозоль с очень близкого расстояния. Причем часть аэрозоля попала на волосы и одежду. В этом не было бы ничего странного – аэрозоль же. Но его довольно много даже на спине. То есть я могу предположить, что его распыляли в закрытом пространстве. Небольшом закрытом пространстве. Не знаю – в лифте…

– Или в машине, – вставила молчавшая до этого момента Ирочка. Она почему-то робела в присутствии Менделя Джалиловича. Он подавлял ее своей энергией.

– Или в машине, – кивнул патологоанатом. – Так вот ее вырубили, а потом в бессознательном состоянии задушили шнуром.

– Струной, – задумчиво сказал Виктор.

– Нет, именно шнуром. Очень тонким шнуром. Причем очень необычным шнуром!

– Что ты имеешь в виду? – насторожился Макаров.

– На коже в районе странгуляционной борозды я обнаружил частицы волокон органического происхождения, – в голосе Менделея послышались торжествующие нотки.

– Ну, – поторопил Виктор. – Веревка. Пеньковая, льняная, шелковая – да какая угодно.

– Нет, дорогой мой. Не какая угодно. У меня не получилось сразу идентифицировать материал. И это очень странно. Пришлось покопаться. И я смог в международной базе данных отыскать даже не соответствие, а подобие. Ты будешь смеяться, но это паутина.

Макаров уставился на Менделея с недоумением.

– Что значит – паутина?

– То и значит. Клейкая нить, которая вылезает из жопы паука.

Только не нашего.

– Не нашего? А какого? Вражеского?

– Можно и так сказать. У нас ведь с Японией до сих пор не заключен формальный договор об окончании войны? Или я отстал от жизни?

– Ты имеешь в виду, что это паутина японского паука?

– Ты чертовски догадлив, – саркастически хмыкнул патологоанатом. – У меня где-то даже было записано точное название. Латынь никогда не была моим сильным местом.

– Nephila maculata, – задумчиво пробормотал Виктор.

– Ого! – удивился Менделей. – Открываешься с неожиданной стороны. Паучков в детстве изучал?

– Что? – Виктор потряс головой, возвращаясь в реальность.

– Откуда, говорю, ты латинское поименование сего членистоногого знаешь?

Виктор хотел еще больше удивиться, но, заметив восторженный взгляд Ирочки, не стал этого делать. Тем более что через секунду и сам сообразил, что из его уст вырвалась латинская фраза, смысла которой он не знал еще мгновение назад. Эти внезапные погружения и просветления начали его немного напрягать. Нет, они явно ему помогали. Но такая помощь намекала на некие проблемы в его голове, которая, по всей видимости, хранила в себе что-то такое, о чем он сам понятия не имеет.