Князья тьмы. Пенталогия - Вэнс Джек Холбрук (лучшие бесплатные книги TXT) 📗
«О нет, сударь! До фермы Хардоа еще больше километра — она там, дальше».
Метрах в пятидесяти от ветхого коттеджа Герсен заметил остов заброшенного строения с провалившейся крышей, без окон и дверей, посреди рощицы иссиня-черных джинсоков.
«Здесь, кажется, когда-то была школа?» — спросил Герсен.
«Была, была! Я в ней преподавала тридцать лет, а с тех пор сижу здесь уже двадцать лет и смотрю, как она разваливается. Нынче детей отвозят за холмы, в новую школу в Леке».
«И вы жили здесь все это время?»
«А где еще? У меня никогда не было мужа. Я пью воду и молочную сыворотку — ну, иногда еще мясным отваром могу поживиться. Соблюдаю Наставления настолько строго, насколько это возможно. Меня всегда считали хорошей учительницей — особенно тех детей, что помладше».
«Значит, вы учили Ховарда Хардоа?»
«Учила, как же. Вы его знаете?»
«Не слишком хорошо».
Старуха подняла глаза к горизонту, словно вглядываясь в прошлое: «Я часто задумываюсь: что случилось с Ховардом? Странный он был, своенравный мальчуган. У меня где-то лежала его фотография, но сейчас я ее уже не найду. Он походил на эльфа, вы знаете? Помню, на школьном фестивале он нарядился именно эльфом, весь в зеленом и коричневом — да и непоседливым характером он смахивал на эльфа, то и дело паясничал. Лучше всех умел строить жуткие рожи. Очень нехорошо он поступил с бедной маленькой Тэмми Флютер — она на том же фестивале изображала фею! Тэмми закричала, и Ховарда оттащили от нее; не сомневаюсь, что отец его хорошенько выпорол! Хардоа были фундаменталистами; это самая строгая секта среди фракционеров, они и тогда уже почти все вымерли. Вы, случайно, не фундаменталист?»
«Я даже не знаю, кто такие фундаменталисты».
«Они настаивали на неукоснительном соблюдении догматов — в чем, если уж говорить начистоту, есть своего рода здравый смысл. Они утверждали, что человеческие греховные склонности можно искоренить посредством тщательной селекции, в связи с чем братья женились на сестрах, кузены на кузинах — так, чтобы в потомстве сохранялись лучшие характеристики, сами понимаете. Вы, наверное, заметили в городе статую дидраму Рунелю Флютеру? Вот он как раз был главой этой секты и делал все возможное для сохранения чистоты нравов, хотя не заслужил за это особой благодарности — особенно среди тех, кого он считал недостойными продолжения рода. Да уж, в старое доброе время Наставлениями никто не пренебрегал! А теперь фундаменталисты в наших краях перевелись, и даже семья Хардоа больше не соблюдает прежние принципы».
«С Ховардом, наверное, было трудно справиться?»
«Так-то это так — бывало, с ним хлопот не оберешься. Но Ховард умел быть и милым послушным ребенком. Он обожал цветы, причем в его маленькой голове бродили удивительные мысли! Однажды он собрал кучу цветов, отсортировал их по оттенкам и устроил «битву цветов» — какие только штуки он не придумывал, вы бы посмотрели! Лепестки так и летели во все стороны! Ховард бегал туда-сюда, крича разными голосами, его красный отряд нападал на синий, розы храбро погибали целыми букетами, а колокольчики торжествовали над вербенами! Такое устроил представление, мы смеялись до упаду! А потом его перевели в старшие классы, в городской лицей. Говорят, там ему не повезло. Ховард не уродился сильным и развивался медленно; парни постарше устраивали ему взбучки. Кроме того, он не поладил с кланом Садальфлури и, конечно же, из этого вышел скандал».
«Каким образом?»
«Ммф. Гм. Мне следовало бы поменьше болтать — но все это было так давно и времена уже не те, хотя семья Садальфлури все еще пользуется большим влиянием. Ховард влюбился в одну из их девочек — кажется, ее звали Сьюби. Она, как водится, поиграла с ним и выбрала другого, после чего Ховард сделал что-то настолько предосудительное, что весь клан Садальфлури разъярился и встал на дыбы, так что Ховарду пришлось улепетывать со всех ног — и с тех пор, говорят, он пропадает где-то в чужих мирах».
Герсен нагнулся, чтобы получше рассмотреть кружева старушки: «У вас красиво получается!»
«Это все, что я умею — людям нравится, а мне хватает на пропитание».
Герсен вручил ей десять СЕРСов: «Начните делать еще одно такое покрывало для меня. А если я не вернусь — ничего страшного, продайте его кому-нибудь другому, вы в долгу не останетесь».
«Вот удача привалила! Спасибо, сударь!»
«Не за что. Было очень приятно с вами поговорить — но теперь мне пора ехать».
В полутора километрах дальше по дороге Герсен увидел зажиточное хозяйство с большим ярко-зеленым амбаром поодаль. Остановив электроцикл, он разглядывал фермерский дом, ощущая странное покалывание, пробегавшее по коже: приближалось нечто неминуемое — возможно, здесь притаилась опасность. Дом мало отличался от многих попадавшихся по дороге — трехэтажный, обшитый досками из розового дерева с голубыми наличниками вокруг окон, с высокой остроконечной крышей, подразделенной на насколько коньков с мансардными окнами. В огороде вскапывал грядки мотыгой высокий человек в синих штанах и черной рубахе. Заметив Герсена на электроцикле, он перестал работать и ждал, глядя на дорогу.
Герсен заехал на двор перед домом, и высокий человек — по-видимому, Адриан Хардоа — вышел ему навстречу. Его желтовато-коричневые волосы уже начинали седеть и были подстрижены по-домашнему, явно без помощи парикмахера; у него было продолговатое, костлявое, обветренное лицо. Фермер смотрел на Герсена недружелюбно, без любопытства: «Я вас слушаю?»
«Это Помещичья Ферма?»
«Она самая».
«И вы — Адриан Хардоа?»
«Он самый», — Адриан говорил мягким басом, сдержанно и размеренно, четко выговаривая слова.
«Меня зовут Генри Лукас. Я представляю журнал «Актуал» и приехал сюда из Понтефракта на Алоизии».
«Ага! Ваш журнал объявил конкурс!» — фермер слегка оживился.
«Верно. Вы были первый из нескольких миллионов участников конкурса, кому удалось правильно установить личность номера шестого на фотографии — по той простой причине, разумеется, что он ваш сын».
Адриан Хардоа тут же занял оборонительную позицию: «Неважно, кто установил его личность! Важно то, что я это сделал первый, разве не так?»
«Не спорю, не спорю. По сути дела, я приехал, чтобы вручить вам выигрыш».
«Превосходная новость! Сколько мне причитается?»
«Согласно нашим правилам, первый участник конкурса, установивший личность одного из сфотографированных лиц, получает триста СЕРСов. Я привез вам эту сумму».
«На нас снизошло благословение непорочных дидрамов! Кстати, если бы вы прибыли чуть пораньше, вы застали бы у нас Ховарда собственной персоной — он наконец нас навестил, с тех пор еще и часа не прошло. Ховард приехал на встречу с однокашниками».
Герсен улыбнулся и пожал плечами: «Любопытное совпадение, нечего сказать. Но для меня это ничего не значит, так или иначе. Он — один из персонажей на фотографии, вот и все».
«У Ховарда дела идут неплохо, хотя он нам не оставил ни гроша и не возвращался домой много долгих лет. Но заходите в дом — пусть моя жена услышит хорошие новости. Честно говоря, я уже начисто позабыл про этот конкурс и даже не подумал спросить Ховарда, почему он приобрел такую известность. Надо полагать, его многие узнали, если его фотография разлетелась по всей Ойкумене».
«Наблюдательных людей с хорошей памятью мало», — заметил Герсен, поднимаясь вслед за Адрианом Хардоа по ступеньками крыльца в маленькую кухню. К ним обернулась стоявшая у плиты женщина, почти такая же высокая, как Адриан. Ее лицо сотней едва уловимых признаков напоминало лицо Ховарда Алана Трисонга, чем привлекло пристальное внимание Герсена. Глаза ее были довольно близко посажены под широким и высоким лбом, длинный прямой нос нависал над бледными губами, подбородок почти отсутствовал. Общее сочетание этих черт придавало ее лицу скрытное и жестокое выражение, без каких-либо признаков чувства юмора.
Тем не менее, на сообщение Адриана о выигрыше она отреагировала вполне нормальным радостным восклицанием: «Рада слышать! Получается, что Ховард волей-неволей так-таки нас вознаградил!»
