Город чудес - Беннетт Роберт Джексон (книги без регистрации бесплатно полностью .TXT) 📗
Сигруд некоторое время сидит и молчит.
— Она была всем, что у меня осталось, — внезапно говорит он.
— Что? — спрашивает Мулагеш.
— Она была всем, что у меня осталось. Шара. Тринадцать лет, тринадцать ужасных лет я ждал ее, Турин. Я ждал от нее хоть словечка, ждал, что она скажет… что все наладилось. Но не дождался и уже не дождусь. Тринадцать лет прошло, а я все еще здесь, все еще жив, и моя рука все еще болит, и… и я в точности такой же жалкий дурень, которого Шара давным-давно вытащила из тюрьмы. Ничего не изменилось. Ничего. Только вот теперь у меня нет надежды, что изменится.
Мулагеш бросает взгляд на его левую руку.
— Все еще болит?
— Да. — Он открывает ладонь, показывает ей ужасный шрам. Печать Колкана: две руки, готовые взвешивать и судить. — Каждый день. Иногда сильнее. Я думал, боль пройдет, когда Шара убила Колкана. Но этого не случилось. — Он издает слабый смешок. — Вот и все, что мне осталось. Прочее забрали. Все и всех. Теперь это весь я. Собираю по крупицам воспоминания о людях, которых потерял. Пытаюсь спасти еще сохранившиеся фрагменты. Если я смогу уберечь дочь Шары, сделаю так, что часть ее продолжит гореть в этом мире, со мной, то, быть может… Может, я смогу…
Он умолкает, уронив голову.
— Сигруд… Сигруд, послушай меня. Сигню… — Мулагеш хватает его плечо, сжимает. — Ты не виноват в смерти Сигню. Ты это знаешь. Ты ведь это знаешь, верно?
— Даже если поверю, — говорит Сигруд, — не стану от этого более целым, Турин. У нас так много отняли. Я должен с этим что-то сделать.
Они долго сидят в тишине. Шрам на его левой ладони пульсирует и ноет. Мулагеш ерзает в своем кресле, и ее металлический протез тихонько звякает.
Сигруд тихо спрашивает:
— Могу я увидеть твою руку?
— Мою руку?
— Да. Протез.
— Я… Ну да, конечно.
Она протягивает ему искусственную руку. Сигруд берет протез с такой нежностью, словно это священная реликвия, и двигает пальцами, чувствует ход большого, касается каждой вмятины и царапины на металлической поверхности.
— Все еще держится, — шепчет он.
— Сигню хорошо над ним поработала, — говорит Мулагеш. — Она хорошо делала все, за что бралась.
Сигруд немного дольше держит в руках указательный и средний пальцы протеза — быть может, воображая, как их держала молодая женщина, создавая его.
— От нее осталось не только это, Сигруд, — говорит Мулагеш.
Он смотрит на нее, нахмурив брови.
— Она изменила Вуртьястан, — продолжает Мулагеш. — Она изменила Мирград. Она изменила твою страну. Все это никуда не ушло. И это стоит спасать. Как и тебя.
Он закрывает глаза и отпускает ее пальцы.
— Спасибо. Теперь я уйду.
Они спускаются на первый этаж, к раздвижной стеклянной двери.
— Рад был снова повидаться с тобой, Турин, — говорит дрейлинг.
— Я тоже, — отвечает Мулагеш. — Послушай… полагаю, у тебя в этом мире осталось немного друзей, Сигруд. Но если тебе что-нибудь — что угодно! — понадобится, просто скажи. Я у тебя в долгу. Пришли на этот адрес телеграмму с номером телефона. — Она пишет записку и вручает ему. — Я позвоню на него через безопасную линию.
— Но что, если я буду очень далеко?
Она ласково улыбается.
— Ох, Сигруд. Как долго ты просидел в глуши? Телефонные линии достигли очень далеких мест.
— Ох. — Он смотрит на нее. — Ты и впрямь можешь кое-что сделать.
— Что?
— Найди «Салим».
Мулагеш вздыхает.
— Я гадала, когда до этого дойдет. Я ведь в первый раз мало что разыскала, знаешь ли.
— Есть еще. Должно быть еще. В каких-нибудь отвратительных чуланах.
— Ты просишь меня перевернуть кучу очень засекреченных камней, Сигруд.
— Шара, должно быть, нашла его или что-то о нем. Если ты это разыщешь, оно подскажет мне, из-за чего она вела свою войну. Я бы не просил, если бы не думал, что тебе это по силам.
— Я попытаюсь. Ничего не обещаю. Но попытаюсь. — Она заглядывает ему в лицо, изучает шрамы, синяки, морщины. — Береги себя, Сигруд.
— Ничего не обещаю, — говорит дрейлинг. — Но попытаюсь.
Он выскальзывает за дверь. Достигнув стены, готовится перепрыгнуть через нее, но потом оборачивается. Он думает, она все еще там, смотрит ему вслед, но это не так. Турин Мулагеш опустилась на землю и сидит, одной рукой рассеянно держась за ручку раздвижной двери, смотрит в пустоту, как будто ей только что сообщили о смерти очень близкого друга.
Он ненадолго задерживает на ней взгляд. Потом перепрыгивает через забор и исчезает в ночи.
6. Тряхнуть стариной
Мы с тобой подтвердили, что Великий мороз Олвос — чудо, которое позволяет нам общаться через стеклянные панели, — изначально был предназначен для того, чтобы взаимодействовать через замерзшие озера. Он не был сотворен ни для стекла, ни для зеркал — а мы обе видели, что можно делать с его помощью при должном руководстве.
Кроме того, недавняя работа Панъюя о Жугове предполагает, что чудо под названием «Дыхание Садома» изначально было создано, чтобы превращать древесный сок в вино, и действовало только в определенные фазы Луны, чтобы последователи Жугова могли превращать сосну в бьющий вином ключ для своих диких обрядов. Тем не менее у нас есть относящиеся к последним эпохам Божественной империи записи о пастухах, использующих «Дыхание Садома», чтобы превратить древесный сок не в вино, а в воду, причем в любое время месяца. Они использовали это чудо, чтобы выжить в пустошах, ведя свои стада через горные перевалы, которые ранее считались непроходимыми. Но нет записей, свидетельствующих о том, чтобы Жугов или Олвос напрямую изменяли эти чудеса.
Есть еще несколько примеров. Мой вывод не в том, что, как ты предположила, с течением времени чудеса ослабевают и в их работе наблюдаются флуктуации. Я больше склоняюсь к тому, что чудеса изменились и мутировали наподобие живых организмов: Божественная империя была изобильной экосистемой чудес и божественных сущностей, у всех имелись различные степени свободы воли и различные цели, и все это с годами менялось и преображалось. Хотя многого уже нет, изменения все же определили облик этой земли.
Божественное не было абсолютным, как мы предпочли бы думать. И хотя его больше нет, мы все еще слышим эхо мутаций. Необходимо подготовиться к тому, что произойдет, если одно чудо изменится и преобразится настолько, что невероятным образом сумеет адаптироваться и выжить.
После тихих дождей приходит туман, поднимается от бесчисленных рек и речушек, вьющихся сквозь Галадеш. Он заполняет дворы и узкие улицы в восточной части города. Сигруд понимает, что этот район Галадеша астрономически богат, ведь в здешних кварталах обитают наследники промышленных магнатов: дома как таковые все больше скрываются от взгляда, прячутся далеко от дороги за стенами, живыми изгородями, заборами и воротами, и лишь далеко в холмах виднеются огоньки окон. В то время как Мулагеш обитает в центре города, где происходит все самое интересное, здешние жители так могущественны, что могут сами определять, что им интересно, а всему прочему — от ворот поворот.
Сигруд вытирает пот со лба, пока ведет пыхтящий маленький автомобиль по узким улицам. Он пытается внушить себе, что дело в теплой и влажной погоде. Пытается убедить себя, что потеет не от того, что украл машину, а также пистолет и боеприпасы и теперь едет со всем украденным добром прямиком навстречу агентам министерства.
Сигруд останавливает автомобиль на вершине холма и обозревает окрестности. Он смотрит на ближайший почтовый ящик и убеждается, что до имения Шары недалеко.
Съезжает на обочину. Выключает фары. И тихонько выскальзывает из машины.
Когда Сигруда готовили к работе на министерство, он получил и редкие тренировки по тактике выживания в диких условиях, но за последние десять лет научился куда большему, проведя очень много времени в лесах к северу от Мирграда. Тот край неприветливых сосен совсем не похож на окутанные туманом холмы Галадеша, но деревья и трава всегда остаются деревьями и травой.
