Оборотень - Михайлов Сергей (книги бесплатно txt) 📗
— Позвольте, Семен Кондратьевич! — горячо возразил я. — Ведь когда я проснулся, Мячиков был в номере! Он спал, именно его храп и разбудил меня.
Щеглов сощурился, загадочно улыбнулся и подмигнул.
— Не правда ли, железное алиби? И главное, как все просто! Включаешь магнитофон с записью собственного храпа и — нате! — алиби в кармане!
— Магнитофон?! — Я вскочил. — Что вы хотите этим сказать?
— Только то, что Мячикова в ту ночь с двух до трех в номере не было. Ты слышал храп, записанный на магнитофон.
— Да зачем, зачем он это сделал? — недоумевал я.
— Чтобы разбудить тебя.
— Разбудить? В тот самый момент, когда его не было в номере? Ничего не понимаю!
— Именно! Именно в тот момент, когда его не было в номере. Если бы ты не проснулся, ты не смог бы засвидетельствовать, что в три часа ночи Мячиков спал и из номера никуда не отлучался. Ему нужно было безупречное алиби — и он получил его. Ведь ты-то думал, что он в номере!
— Значит, он знал заранее, что алиби ему может понадобиться?
— Знать он не мог, но допускал такую возможность. Вообще Артист крайне предусмотрителен и хитер. Правда, одного он не учел: железное алиби всегда вызывает подозрение. Человек, готовый тут же представить с дюжину свидетелей своей невиновности, наверняка в чем-нибудь виновен. Это уже из области психологии, Максим, а настоящий сыщик должен быть неплохим психологом. На таких, казалось бы, мелочах попадались талантливейшие преступники международного масштаба.
— Что же было дальше? — с нетерпением спросил я.
— Обнаружив, что уловка его удалась и ты проснулся, — продолжал Щеглов, — Мячиков тихонько скребется в дверь вашего с ним номера. Ты и на этот раз действуешь по его сценарию — встаешь и идешь к выходу. Тогда он проделывает ту же операцию с дверью вашего соседа и незаметно скрывается в туалете. И тут в коридоре появляешься ты, Максим. До тебя доносится чей-то стон, и ты идешь в сторону холла. Но, поравнявшись с дверью соседа, вдруг слышишь щелчок замка. Это значит, что сосед любопытен не менее тебя: услышав шорох за дверью, он выглядывает в коридор, видит крадущегося человека, в котором узнает тебя, и спешит захлопнуть дверь. Итак, замысел Мячикова полностью осуществляется: алиби создано, и ты в случае необходимости его подтвердишь, более того, в предполагаемый момент совершения преступления — а время убийства можно установить лишь приблизительно, и Мячиков отлично понимает это — тебя видят в десятке метров от умирающего алтайца. Иначе говоря, помимо алиби для себя Мячиков создает компромат на тебя. Пока ты крадешься по коридору, он проникает в номер и спокойно занимает место муляжа в своей постели, не забыв при этом выключить магнитофон. Следом появляешься ты, видишь его спящим и как ни в чем не бывало ложишься сам. Как видишь, все очень просто.
Мне же простым все это не казалось. Я был окончательно сбит с толку.
— Утром убийство обнаруживается, — продолжал тем временем Щеглов, листая записную книжку, — но Мячиков великолепно держит себя в руках, он совершенно спокоен. Чего нельзя сказать о директоре, то бишь Самсоне, который при виде Мячикова буквально цепенеет. Он-то отлично понимает, чьих рук ночное убийство. Потом появляется следователь Васильев, беспомощно барахтается в этом деле и уезжает ни с чем.
— Как ни с чем? — возразил я. — А Хомяков? Ведь они увозят Хомякова!
— Ты понимаешь, Максим, — Щеглов положил мне руку на плечо и пристально посмотрел в глаза, — не было никакого Хомякова.
— Не было?! — снова вскочил я. — Да ведь я сам…
— Что ты сам? Видел его или, быть может, общался с ним?
— Н-нет…
— Так с чего же ты взял, что Хомяков действительно существует? Опять-таки со слов Мячикова? — Щеглов усмехнулся.
— Э, нет, Семен Кондратьевич, — внезапно сообразил я и победно взглянул на него, — впервые о Хомякове я услышал от следователя Васильева, а не от Мячикова.
— Ха-ха-ха! — рассмеялся Щеглов. — Ай да Мячиков! Ай да Артист! Ты прав, Максим, впервые о Хомякове ты услышал от следователя, но в действительности никакого Хомякова нет и никогда не было, а есть некто Бондарь.
— Бондарь?
— Да, Бондарь. А Хомякова следователь выдумывает единственно с целью поиграть с тобой в кошки-мышки — ведь в убийстве он подозревает именно тебя. Ты же, поверив Васильеву, рассказываешь о Хомякове Мячикову. И что же предпринимает Мячиков? Поначалу у него тоже не возникает сомнений в реальности Хомякова, но на следующее утро он выясняет, что Хомяков — это миф, созданный следователем, и поэтому им можно безболезненно пожертвовать, предварительно объявив убийцей.
— Но зачем ему это нужно?
— Сейчас объясню. Сначала он убеждает тебя в причастности Хомякова к убийству, а затем, воспользовавшись отъездом следственной группы, «по секрету» сообщает, что заодно они увезли и Хомякова. И ты всему веришь. Словом, Мячиков поворачивает дело таким образом, что убийца якобы найден, обезврежен и увезен, а инцидент можно считать исчерпанным. Теперь отвечаю на твой вопрос: зачем ему это нужно? Исключительно затем, чтобы притупить твою бдительность, унять, так сказать, детективный зуд, которым ты одержим, — и все из страха перед тобой, перед твоими способностями, которыми ты имел неосторожность похвалиться накануне. С той же целью он заключает с тобой договор о совместном расследовании убийства — из страха, что ты поведешь расследование в одиночку. Он полностью берет инициативу в свои руки и, не давая тебе опомниться, находит «убийцу».
— Ну хорошо, — согласился я, — пусть Хомяков — это миф, но ведь остается Бондарь! Кто он и какое отношение имеет к убийству Мартынова?
— Да никакого. Он-то как раз и видел тебя ночью в коридоре.
— Что же произошло потом? Куда девался Бондарь и почему в его номер на следующий же день вселяется какой-то мерзкий тип?
— Про мерзкого типа тебе тоже Мячиков сказал?
— Да, он… — Я вдруг хлопнул себя по лбу. — Семен Кондратьевич, какой же я осел! Ведь никто в тот номер не вселялся, а Бондарь как жил в нем с самого дня заезда, так там и оставался. Тот мерзкий тип и есть Бондарь. Теперь понятно, почему он так недобро косился на меня, — он видел во мне преступника!
— Отлично, Максим, — улыбнулся Щеглов, — ты делаешь успехи. Кстати, забегая немного вперед, сообщу тебе одну небезынтересную деталь. Мое появление в «Лесном» привело Мячикова в сильное смятение. И знаешь почему? Во-первых, потому, что, памятуя о твоих хвалебных речах в мою честь, он видит во мне серьезного противника, а во-вторых, его сказка о Хомякове вот-вот готова лопнуть. Он отлично понимает, что я могу сообщить тебе всю правду о Хомякове, и торопится переговорить со мной наедине. А тут как раз представляется удобный случай: ты приводишь его ко мне, а сам на некоторое время покидаешь номер. Вот тут-то он мне все и выкладывает. «Признается», что с самого начала подозревал тебя в убийстве и потому придумал историю с Хомяковым исключительно с целью дезориентировать тебя и усыпить твою бдительность, что теперь, когда выяснилась полная твоя невиновность, он искренне сожалеет и раскаивается в содеянном, боится испортить с тобой отношения и просит меня скрыть от тебя правду о Хомякове. Он слезно умоляет не становиться поперек вашей с ним дружбы…
— Хороша дружба! — вырвалось у меня непроизвольно. — И что же вы, Семен Кондратьевич?
Щеглов пожал плечами.
— Я? Да ничего. Пообещал выполнить его просьбу.
— Семен Кондратьевич! — воскликнул я недоуменно. — Да как же так!..
— Одну минуту, — остановил меня Щеглов движением руки. — Сначала выслушай меня. Я скрыл от тебя истину вовсе не из желания угодить Мячикову, а единственно из соображений осторожности. Узнай правду, ты своим поведением мог бы насторожить Мячикова, спугнуть его, заставить затаиться. — Я хотел было возразить, но он не дал мне и рта раскрыть. — Не спеши с выводами, Максим, и не держи на меня обиду. Любое твое неосторожное слово или случайный взгляд могли бы свести на «нет» все мои планы. Пойми, я не мог рисковать, ставки в этой игре были слишком велики.
