Беги, Четверг, беги, или Жесткий переплет - Ффорде Джаспер (читать книги онлайн полностью TXT) 📗
– А теперь я хотел бы показать вам еще один арт-объект. Я назвал его «Безликая внутренняя сущность-два (групповая инсталляция)». Арт-объект представляет собой группу концентрических трехмерных предметов, расположенных вокруг устойчивого ядра…
Корделия оттащила меня от критиков, с любопытством вытянувших шеи, чтобы получше рассмотреть инсталляцию.
– От тебя сегодня одни неприятности, Четверг, – улыбнулась Торпеддер. – Идем, хочу кое с кем тебя познакомить.
Она представила меня молодому человеку в безупречном костюме и с безупречной стрижкой.
– Это Гарольд Гибкинсон, – сказала Корделия. – Агент Лолы Вавум и большая шишка в киноиндустрии.
Гибкинсон с благодарностью пожал мне руку и заявил, что обалденно рад со мной познакомиться.
– Вашу историю просто необходимо поведать широкой публике, мисс Нонетот, – восторженно продолжал юноша, – и Лола мечтает об этой роли.
– О нет, – торопливо ответила я, сообразив, к чему он клонит. – Нет-нет. Никогда.
– Выслушай Гарри, Четверг, – взмолилась Корделия. – Он из тех агентов, кто может заключить очень выгодную для тебя сделку и фантастически поднять популярность ТИПА-Сети. И будь уверена, твои пожелания и мнения будут учтены в сценарии вплоть до мельчайших деталей!
– Фильм? – недоверчиво переспросила я. – Вы что, спятили? «Шоу Эдриена Выпендрайзера» видели? ТИПА с «Голиафом» обглодают ваш сценарий до костей!
– Но мы подадим фильм как фантастический, мисс Нонетот, – объяснил Гибкинсон. – Даже название придумали: «Дело Джен, или Эйра немилосердия». Как вам?
– По-моему, вы оба чокнутые. Прошу прощения.
Я оставила Корделию и Гибкинсона шепотом плести интриги и направилась к Безотказэну, который пялился на мусорный контейнер, набитый бумажными стаканчиками.
– Они хотят сказать, что это произведение искусства? – спросил он. – Это же точь-в-точь мусорное ведро!
– Это и есть мусорное ведро, – ответила я. – Потому оно и стоит рядом с фуршетным столиком.
– Ох! – ошеломленно выдохнул мой напарник, а затем поинтересовался, как прошла пресс-конференция. – Ган борется за голоса, – резюмировал он, выслушав мой отчет. – Оно и понятно. За сто миллионов можно купить хорошее эфирное время для саморекламы, но, отдав «Карденио» обществу, он получит голоса шекспирианцев, а эту группу избирателей ни за какие коврижки не купишь.
Об этом я не подумала.
– Что-нибудь еще?
Безотказэн развернул листок бумаги.
– Да. Вот, пытаюсь понять, в каком порядке завтра вечером выдавать со сцены анекдоты.
– Сколько тебе дали времени?
– Десять минут.
– Дай посмотреть.
Он попытался обкатать свое выступление на мне, но я уклонилась под предлогом соблюдения чистоты эксперимента. Самому Просту все анекдоты казались несмешными, хотя он понимал, в чем соль.
– Начать можно с пингвина на льдине, – сказала я, изучая список, пока Безотказэн делал заметки, – затем перейти к домашней сороконожке. Потом попробуй белую лошадь в пабе и, если сработает хорошо, переходи к черепахе, на которую напали улитки, только смотри, говори с выражением. Затем переходи к собакам в приемной ветеринара и заканчивай тем, который про встречу с гориллой.
– А как же лев и бабуин?
– Хороший анекдот. Можно вместо белой лошади, если сороконожка не сработает.
Безотказэн сделал пометку.
– Сороконожка… не… сработает. Понял. А как насчет охотника и медведя? Я рассказал его Виктору, он так фыркнул – аж всего меня чаем облил.
– Оставь на закуску. Он длинный, три минуты, но не торопись, пусть напряжение растет. И опять же, если публика будет немолодая и консервативная, то я бы отказалась от медведя, бабуина и собак, а вместо них включила бы волкодава и скакунов или два «роллс-ройса».
– Бутербродик, дорогая моя?
Мама протянула мне тарелку.
– А с креветками больше нет?
– Сейчас посмотрю.
Я проводила ее в ризницу, где она и еще несколько представительниц Женской федерации готовили еду.
– Мам, а мам, – начала я, направляясь следом за ней в уголок, где абсолютно глухая миссис Хиггинс раскладывала по тарелкам салфеточки, – мне надо с тобой поговорить.
– Я занята, сердечко мое.
– Это очень важно.
Она оставила работу, отложила все в сторону и отвела меня подальше, к изъеденной временем каменной статуе, долженствующей изображать последователя святого Звлкикса.
– И что у тебя за дело такое, даже важнее канапе, о дочь моя Четверг?
– Ну, – начала я, не зная, как бы все это сформулировать, – помнишь, ты сказала, что хочешь стать бабушкой?
– Ах это, – рассмеялась она и собралась вставать. – Я давно заметила, что в булочке есть изюминка, только все ждала, когда ты сама мне расскажешь.
– Минуточку! – Я почувствовала себя обманутой. – Тебе же полагается восхититься и разрыдаться!
– Да я уже порыдала, дорогая моя. Могу я задать нескромный вопрос: а кто отец?
– Надеюсь, мой муж. И прежде чем ты задашь следующий вопрос, я отвечу: его устранила Хроностража.
Она притянула меня к себе и горячо обняла.
– Это я могу понять. Ты встречаешься с ним, как я с твоим отцом?
– Нет, – печально ответила я. – Он живет только в моей памяти.
– Бедняжка! – воскликнула моя мама, снова обнимая меня. – Но возблагодари Бога даже за эту малость – ты хотя бы помнишь его. Многие из нас и того лишены. Просто смутно чувствуют, будто в прошлом у них что-то было… Тебе надо как-нибудь вечерком сходить со мной в Общество анонимных утратотерпцев. Поверь, утраченных куда больше, чем ты можешь себе представить.
Я никогда не говорила с мамой о том, как устранили моего отца. Все ее друзья списывали нас с братьями на грешки маминой бурной юности. Моя высоконравственная родительница воспринимала это не менее болезненно, чем потерю отца. Но мне не хотелось принадлежать ни к одной организации, в названии которой фигурирует слово «анонимный», поэтому я решила немного сменить тему.
– Откуда ты узнала о моей беременности? – спросила я, когда она накрыла мою ладонь своей и ласково улыбнулась.
– Да это же на милю видно. Ты ешь, как волк, и все время смотришь на детишек. Когда на прошлой неделе приехал маленький племянник миссис Сардинос, ты его просто с колен не спускала.
– А что, раньше я вела себя по-другому?
– Никакого сравнения нет. И грудь у тебя пополнела – это платье никогда так хорошо на тебе не сидело. Когда рожать будем? В июле?
Я замолчала. При мысли о неизбежности материнства меня охватило уныние. Когда я впервые узнала о том, что у меня будет ребенок, рядом со мной был Лондэн и все казалось куда проще.
– Мам, а что, если я окажусь плохой матерью? Я же ничего не знаю о детях. Я всю жизнь ловила преступников. Могу с закрытыми глазами разобрать винтовку М-16, сменить мотор в броневике и попасть в монетку с тридцати ярдов восемь раз из десяти. Боюсь, колыбелька у камина – это не по мне.
– Я тоже так думала, когда носила вас, – призналась мама, ласково улыбаясь. – Не зря же я скверно готовлю. Прежде чем познакомиться с твоим отцом и родить тебя и твоих братьев, я служила в ТИПА-3. Да и сейчас порой им помогаю.
– Значит, на самом деле вы с ним познакомились не во время поездки в Портсмут? – медленно проговорила я, не уверенная, хочу ли услышать то, что сейчас услышу.
– Да нет же. Это было совсем другое место.
– ТИПА-3?
– Если я тебе скажу, ты ни за что не поверишь, значит, и говорить не стоит. Но пойми одно: в свое время я была счастлива иметь детей. Несмотря на ваши бесконечные детские ссоры и подростковые перебранки, это было замечательно. Когда погиб Антон, мое счастье немного померкло, но в целом быть матерью все равно лучше, чем ТИПА-агентом. – Она на мгновение умолкла. – Но я, как и ты, опасалась, что не готова, что буду дурной матерью. И как я справилась?
Она посмотрела на меня и мягко улыбнулась.
– Прекрасно, мам.
Я крепко обняла ее.
– Я помогу тебе, чем смогу, радость моя, только сразу скажу: никаких пеленок и горшков, и не приглашай меня сидеть с младенцем по вечерам во вторник и в четверг.
