Свет гаси и приходи (СИ) - Цезарь Юлия (читаемые книги читать .txt) 📗
— Этого не может быть. Ты был как живой, ты верил в то, что был живой!
— Я был частью Перекрестка. — покачал головой Джентльмен, — и всегда возвращался сюда.
— Но почему? Зачем ты это делал, зачем подружился со мной, зачем спас, зачем привел сюда?
Джентльмен шагнул к Алисе. Положил руки ей на плечи, внимательно глядя ей в глаза. Алиса вспомнила годы и годы, что не могла коснуться его. Их дни, начинавшиеся у ивы, их игры. Обжигающий холод весенней реки, где она чуть не утонула. Горечь во рту от дыма, в том пожаре, от которого он ее спас. Поцелуй, сразу после которого она потеряла его, и вот, снова нашла, но больше не знает, кто он такой.
— Ты поймешь. Я знаю, ты поймешь. — Джентльмен улыбнулся печально, задумчивый и настоящий. И как она могла подумать будто он живой? Все в нем говорило о пришельце из другого времени, из другой эпохи.
— Я существую шестьсот три года. Питаюсь ужасом тех, кто проваливается в мою ловушку. Их память, их опыт и лица — мое достояние. Я знаю, как живут люди, как они любят и чего боятся. В вас во всех живет страх смерти. Страх, что вы исчезнете, кончитесь, как наспех сотворенное чудо. Вы проживаете жизнь, глядя в лицо своей смерти, что все время приближается, до самого последнего дня. Для вас время двигается в одну сторону. Для меня будущее настоящее и прошлое — едино. В моем времени нет направления. Мое существование — не река, а территория. Я родился с пониманием собственной конечности, я знал когда и как завершусь. И знал, что случится это только с твоей помощью, Алиса. Я хотел, чтобы ты положила мне конец.
— Я не хочу тебя убивать, чем бы ты ни был.
Он взял ее ладони в свои и покачал головой.
— Ты не хочешь убивать Джетльмена, а он только часть меня. Я создан ужасом, жил ужасом, соткан из него. Моя судьба не развлечение, а тюрьма. Ты не убиваешь меня, Алиса, ты даешь мне шанс прекратить все это. Вкус страха осточертел мне за шесть сотен лет.
Алиса не знала, что сказать. Мыслей не было в голове, а сердце колоколом отбивало набат: вот и все, вот и все, столько шла, а уйдешь ни с чем, потому что нельзя спасти того, кто хочет умереть.
— И что с тобой будет?
— Я перестану существовать. — любезно ответил он. — Как только первый из вас уйдут, я начну умирать. Потому я хочу, чтобы вы поспешили — если кто-то останется в момент, когда меня не станет, я не могу даже предположить, где он окажется после этого.
— Тогда нам нужно идти, — вмешалась Кира, — Мои ребята достаточно натерпелись, нужно пользоваться любой возможностью чтобы уйти.
Алиса беспомощно покачала головой. Нет, она не уйдет, не может уйти.
— Я не…
— Иди с ними, — мягко перебил ее Джентльмен, отпуская ее руки. — Я знаю все, что ты хочешь сказать, Алиса. Мне было очень приятно быть твоим другом, я впечатлен тем, что ты сумела пройти весь этот путь — даже несмотря на то, что я знал с самого начала, что ты сможешь. Прощай.
Он улыбался. И это было неправильно. Как можно улыбаться, когда все кончается? Когда мир рухнул? Алиса чувствовала себя обманутой. Маленькой девочкой, которая проснулась в своей комнате и поняла что волшебная жизнь, обещания, чудеса — все это оказалось сном, навеянным избытком сладкого за ужином. Невыносимо.
"Я не могу" — подумала она, но Матвей тянул за руку, а Джентльмен вежливо отвернулся, чтобы не смущать ее, не смотреть вслед. "Я не могу" — думала Алиса, пока они бежали куда-то вниз — быстрей, быстрей, а ужасный Перекресток казался обветшалым дворцом страха, таким старым и нелепым как фильмы ужасов тридцатилетней давности, ватные и пластилиновые.
Перекресток умирал и вместе с ним умирал Джентльмен, ее друг. Живой, всегда понимающий ее, лучший на свете друг-призрак. Она так мечтала спасти его в ответ, а оказалось, она ждал от нее ровно противоположного — чтобы она привела, к нему, бессмертному, смерть.
Она мечтала, что все будет по-прежнему, и даже лучше, но теперь не будет ничего. И зачем она так старалась, зачем рисковала своей и чужой жизнью, зачем? Алиса потерялась внутри себя.
— Это здесь? Тогда я пойду первой, — голос Киры вывел Алису из полусна. Камера психушки, казавшаяся ей такой жуткой, что она избегала ее разглядывать и оглядываться, когда они только попали в Перекресток, теперь выглядела обыкновенной грязной клетушкой, ничего зловещего, ничего пугающего.
Кира открыла решетку, сделала шаг и в тишине прозвучал отчетливый звук, как будто рвалась ткань. Под ногами Киры возникла светящаяся трещина, быстро выросшая в рост взрослого человека. Кира ухнула в нее, не успел издать ни звука.
Перекресток вокруг застонал. Алиса почувствовала животом этот низкий вибрирующий звук боли и покрылась холодным потом.
"Я не могу".
Перекресток рушился, терял краски. Предметы теряли очертания, словно в расфокусе, стены покрывались трещинами. Пол ходил ходуном, как от землетрясения, гул не замолкал.
Следом за Кирой в трещину вышли Катя и Тим, за ними пролез Сергей. Матвей шагнул вперед и потянул Алису за рукав.
"Там, дома, не будет ничего. Папа вернется домой, убедившись что со мной все в порядке, и по-прежнему будет загонять себя все ближе к подмиру, без мамы, а я ничем не смогу ему помочь. Потому что скорби во мне будет ровно столько же, как и в нем. Я никогда не забуду своего побега. Я себе его не прощу. С ума сойду от горя, а потом научусь прикрывать его отговорками, километрами слов, научусь жить со своим предательством, но не забуду. Я не подпущу к себе больше ни радости ни счастья, отравленная им. Жизни мне не будет".
Она дала Матвею войти в трещину больше, чем наполовину и вырвала свою руку из его руки.
Глядя в его лицо, она сказала:
— Я не довела дело до конца. Я не могу уйти.
Матвей рванулся обратно, но Алиса толкнула его что есть сил, убедилась что он исчез в рваной ране Перекрестка и со всех ног побежала по разрушающемуся миру наверх.
***
Хозяин Перекрестка исчерпал все ходы и дошел до границ своего времени. Больше он не знал ничего, и это было благом — не знать. Как будто зашел слишком глубоко в океан, потерял опору под ногами и висишь в холодной немой пустоте, один, несущественный по сравнению со стихией, которая вот-вот поглотит тебя.
Хозяину это нравилось. Ему нравилось все, что отличалось от его предыдущего существования.
Он слишком долго смотрел на людей и научился им завидовать. Жизни, непредсказуемые, полные красок и событий, таланты зарытые в землю, другие люди вокруг, тысячи возможностей и целый мир внутри — таковы люди, всемогущие и до смешного нелепые в своем неведении.
Если бы Хозяин Перекрестка родился человеком, он знал бы как распорядиться таким сокровищем. Жаль, что ему ничего подобного не светило.
Он умирал и ждал смерти со смирением, не делая ничего, что могло бы хоть на мгновение продлить его жизнь. Он чувствовал смутно, что его последние пленники, а на самом деле, искусно расставленная приманка, уже вышли за пределы его власти. А значит ждать осталось недолго. Смутное беспокойство поднялось из горла и затрепетало в груди — что — то мешало ему умирать. И это что-то издавало громкие приближающиеся шаги.
Увидев Алису Хозяин потерял дар речи.
— Что ты здесь делаешь? — спросил он. Хозяин Перекрестка знал что такое удивление — подсмотрел у людей, а теперь, перед смертью, довелось испытать его самому. Сильное чувство, повезло.
— Я верю, — сказала она, и ее глаза горели, а лицо светилось вдохновением. Она была необычайно хороша в тот момент, — Я верю, что если рядом с тобой будет друг, ты ни за что не исчезнешь навсегда. Ты обязательно станешь чем-то другим.
Она подошла близко близко, и доверчиво, как ребенок спросила:
— Кем ты хочешь стать больше всего?
— Ты не понимаешь, — осторожно сказал он, не зная чего от Алисы ждать в таком странном настроении, — Я убийца. Я мучитель. Я само олицетворения ужаса, паук. Я медленно высосал жизнь из сотен людей, перед этим подолгу их мучая. Я отобрал жизнь и у того, чье лицо ты принимаешь за лицо своего друга. Тебе нечего во мне любить.
