Спроси у Ясеня - Скаландис Ант (читаемые книги читать .txt) 📗
Красавец Бернардо из Неаполя понравился мне чисто внешне и я решила про себя, что трахну его обязательно. Сначала, конечно, выясню, не интересен ли он мне как специалист, а потом все равно трахну. Просто со специалистов, то есть с источников денег не берут. В некоторых случаях деньги брать можно (разговорчивость источника иногда совершенно не зависит от того, спит ли он с проституткой или с искренне влюбившейся в него девушкой), но все-таки это дурной тон – брать деньги с источника, рвачество это, и до добра не доведет.
С Бернардо мы щебетали, как птички. Он говорил сто слов в минуту, и я старалась соответствовать. Это был идеальный вариант разговора для начального прощупывания: много слов ни о чем и два-три наводящих вопроса, опять много слов ни о чем, два-три вопроса по существу, в ответ шутки, недомолвки, каламбуры. Минут через двадцать из всей этой трескотни стало ясно, что денег с него я брать не буду (городок под Неаполем, куда он ездил на работу, неважно кем, был известен любому разведчику), и сердце забилось в радостном предвкушении: попался, попался! Да еще и потрахаюсь без денег, как приличная девушка. К тому же он был атлет, красавец и явно горячий, темпераментный южный мужчина – ну, прямо Сильвестр Сталлоне!
В общем, я тащилась или, как стало модно говорить чуть позднее, отъезжала. Это было то, ради чего я и жила в последнее время. Я искренне считала, что такие случаи компенсируют мне скуку, тоску, боль, омерзение и все остальные прелести моей мучительно нелепой жизни. Цель ведет, цель удерживает на ногах, но что-то ведь должно еще и подпитывать силы. Этот Бернардо был высококалорийным питанием. И даже чуточку более того. Наверно, изумительно вкусный вермут "Мартини бьянко" (которого тогда еще не продавали в Новоарбатском гастрономе) ударил мне в голову, потому что я помню промелькнувшую мысль: "А что? Плюнуть на все, выйти замуж и уехать в Италию!"
И вот в этот эйфорически-романтический момент кто-то сзади уверенно положил мне руку на плечо.
Первым желанием было захватить эту руку и бросить наглеца через стол. Но этого я делать, конечно, не стала – все-таки не Дикий Запад – да и легкость руки бывает обманчивой. Что, если там громила килограммов на сто двадцать?
"Мент, – подумала я в следующую секунду. – Прислали новичка и забыли проинструктировать."
Настало время оглянуться. Я сделала это спокойно, небрежно и вежливо. Не дай Бог показать свой страх или, того хуже, кинуться качать права.
У него было невзрачное (по сравнению с Бернардо), а точнее неброское, но удивительно интеллигентное лицо, добрая хорошая улыбка и совершенно потрясающие глаза, глубокие, как два маленьких окошка в другую вселенную, в них было просто опасно смотреть. Вот тебе и мент! Ну и формы на нем, конечно, не было. Обычный костюм. Слишком обычный.
"Из наших", – успела подумать я, прежде чем он произнес:
– Девушка, можно вас на минутку? – ласково так, неторопливо, словно на танец приглашал.
Я все еще смотрела в его глаза, и жуткий холодок пробежал у меня по спине, словно и впрямь я увидела нечто, чего смертным видеть не полагается.
– Yeah, yeah, of course, – пробормотала я, забыв перейти на русский, и торопливо извинившись перед итальянцем, пошла с этим странным типом.
Была какая-то чудовищная несообразность во всем его внешнем облике. Ну, как если бы Тэда Нили, игравшего Христа в знаменитой рок-опере и еще не вышедшего из роли, попросили бы, наскоро смазав грим и переодевшись в форму полицейского, поучаствовать в маленькой сценке – арест девушки в ресторане… Собственно, а с чего я решила, что это арест?!
Последняя мысль отрезвила меня. Мы уже вышли из зала. Я резко остановилась и заявила развязным тоном:
– Гражданин начальник, а я никуда не пойду!
– А никуда и не надо идти. Постой здесь. Поговорим.
– Слушай, отвяжись, а? Ну, некогда мне сейчас, – попробовала я давить на жалость.
А он заговорил еще более странно:
– Нет, Таня, именно сейчас ты все бросишь и уйдешь отсюда. Уйдешь навсегда. Таня Лозова, опомнись! Чем ты занимаешься? Я уже второй месяц ищу тебя, как идиот, а ты, оказывается, в кабаке шлюхой работаешь. Таня, проснись!
"Господи, – подумала я, – неужели сумасшедший поклонник? Вроде вымерли они уже".
И тон мой переменился.
– Да ты кто такой?! Иди отсюда, а то я сейчас кричать буду. Все. Разговор окончен.
И я решительно повернулась.
Ловкость с которой он остановил меня, взяв за локоть аккуратно, но жестко, вновь заставила задуматься о его профессии. Но мне уже надоело задумываться. Я без предупреждений резко с разворота ударила его мыском правой ноги под коленную чашечку. Любой другой от такого тычка разжал бы руку и, может быть, даже упал. Этот лишь застонал, сжав мой локоть еще крепче.
– Дурища, я же из милиции.
– Ты?! Из милиции?! А ну-ка ксиву покажи! – озверела я.
Он вынул книжечку. Я прочла. Не помню, какое там было звание, но корочки оказались настоящие.
Что ж, все прочие возможности были теперь исчерпаны. Свободной рукой, я открыла сумочку и выцарапала заветный пропуск, который не весть зачем потащила в тот день с собой.
– Смотри, мусор! – я вся кипела. – И передай своему шефу, чтобы точнее согласовывал с нами свои действия. Чуть вербовку мне не завалил, идиот, – буркнула я в довесок уже явно лишнее, но вряд ли в тот момент кто-то записывал мои слова.
Молодой человек с глазами Христа вздохнул тяжко и извлек из другого кармана еще один документ, говоря при этом:
– О, Мадонна миа! Товарищ младший лейтенант Лозова, на льду вы были гораздо красивее. К чему такие грубые слова?
Но я его уже не слушала. Я тупо смотрела в его удостоверение, слишком хорошо знакомое мне по форме, и в третий, в пятый, в восемнадцатый раз перечитывала: "Малин Сергей Николаевич, полковник…"
– За мной, лейтенант, – скомандовал Малин, – и быстро!
– А Бернардо? – спросила я. – Надо же хотя бы попрощаться, объяснить ему что-то.
– Не надо, – резко сказал полковник Малин.
– Нехорошо как-то, – продолжала хныкать я. – Не люблю я так, не по-людски это… И потом, такая вербовка!.. Это все с Кунициным согласовано?
– Я не знаю и не хочу знать, кто такой Куницин, – заявил Малин, уже выходя на улицу.
Ногу он явно приволакивал после удара, но несмотря на это шел быстро, и был не очень склонен к разговору в такую минуту.
– Подполковник Куницин – мой начальник из Восьмого отдела, – сообщила я.
Мы уже стояли возле машины – роскошного джипа совершенно фантастического вида. Это был "ниссан", но я тогда еще совсем в них не разбиралась.
– Я же работаю на ПГУ, – сочла я необходимым добавить, так как восьмых отделов в нашей конторе могло быть много.
– К черту твоего Куницина! К черту Восьмой отдел и все ПГУ вместе взятое! Ты больше там не работаешь. Поняла?
– Нет, – сказала я.
– Садись.
Я покорно села рядом с ним, и мы поехали.
– Черт, – зашипел он на первом же светофоре. – Ты машину водишь?
– Ага.
– Тогда давай за руль. После твоих фокусов совершенно невозможно удерживать сцепление.
– Но у меня прав с собой нет, – сказала я какую-то явную глупость.
Он только улыбнулся и повторил, уже вставая:
– Садись. И побыстрее, пожалуйста.
Почему я так слушалась этого человека? Почему верила ему? Почему не задавала лишних вопросов? Пиетет по отношению к высокому чину? Да нет, такое мне никогда не было свойственно, ни в ЦСКА, ни в Афгане, ни теперь в ПГУ – чихала я на все их чины. Старлей Полушкин был достойнее многих полковников, а Машка была вообще выше всех. И тут я поняла: в этом моложавом, лет тридцати на вид гэбэшнике было что-то от Машки. Я бы затруднилась сказать, что именно: этакое неуловимо тонкое, но однозначное сходство на уровне манеры держаться, взгляда, интонаций и даже еще глубже – в чем-то внутреннем, потаенном. Я вдруг влюбилась в этого Малина, влюбилась сразу, наверно, еще в тот момент, когда, почувствовав на своем плече его твердую руку, оглянулась и встретила эти глаза. Я влюбилась, но не было на первом плане привычного возбуждения, просыпающейся страсти, не было радостного желания потрахаться не за деньги, было что-то совсем новое и незнакомое… Да нет же! Вру. Было именно знакомое – чувство локтя, чувство духовной близости, родства душ. Как с Машкой.
