Бумажный тигр (II. - "Форма") (СИ) - Соловьев Константин Сергеевич (книги серии онлайн .txt) 📗
Пульче взвыл от ярости, едва только сообразив, что произошло. Его лишили неприкосновенного запаса крови. Небольшого, но в его положении драгоценного, почти незаменимого…
Если его сознание сохранило в себе больше человеческого, чем животного, он устоит перед соблазном. Человеческое сознание быстро подсчитает, что имея в запасе почти три галлона [122] теплой живой влаги, бессмысленно переживать о половине пинты. В противоположность ему животное сознание не рассуждает, не ведает счета. Основанное на инстинктах, оно поглощает, когда голодно, не утруждая себя расчетами. Скрежеща и щелкая суставчатыми ногами, Пульче метнулся к стене и припал хоботком к жидким потекам, пытаясь ловить срывающиеся по стене капли.
Это выглядело нелепо, даже жалко, но Лэйд сейчас не мог позволить себе наблюдать за этим. Получив возможность приподняться, он не бросился на поиски трости, затерявшейся среди мусора, вместо этого зашарил вокруг себя руками. Он знал, где что лежит, знал последовательность, не знал только одного — хватит ли у него времени.
Проволоку от вешалки согнуть. Обмотать сложенные друг с другом птичьи кости. Гвозди — крест-накрест…
Ему никогда не приходилось работать с такой скоростью, пальцы сталкивались друг с другом, теряя крохи секунд, но он был слишком занят даже для того, чтоб ощущать отчаянье. Когда имеешь дело с кроссарианскими ритуалами, недостаток аккуратности может быть не просто уколом для самолюбия, но и причиной внезапной смерти. Или последствий, по сравнению с которыми смерть еще может показаться не самой плохой альтернативой…
Гнилая деревянная щепка. Клок потерявшей цвет ткани. Крошечные истлевшие голубиные лапы…
— Дррр-рянь… — Пульче, скрежеща и тяжело отдуваясь, развернулся к нему. Судя по всему, он успел поглотить достаточно много крови из разбитой склянки — зрачки в его мутных и мягких, как гнилые яйца, глазах растворились почти без остатка, речь сделалась неразборчивой, состоящей из отрывистых щелчков и треска, — Др-р-рянь Лайвстоун…
Сейчас бросится. И успеет прежде, чем его собственные пальцы успеют окончить работу. Отчаянно не хватает времени. Вот бы выгадать еще кроху, еще песчинку, еще мгновение… Вот бы…
Перепачканное несвежей кровью чудовище ринулось к Лэйду, сшибая со своего пути мусор и остатки мебели. Его жало подрагивало от нетерпения, в этот раз оно не обещало милосердного удара. Оно обещало смерть. Беззвучную, мгновенную и страшную, как смерть завязшей в паутине мухи.
Этого зрелища обмерший от ужаса на своем месте Уилл выдержать уже не смог. Издав отрывистый птичий возглас, он опрометью бросился прочь, к выходу.
Дурак. Мальчишка. Воспользуйся он этой возможностью немногим раньше, пока огромная блоха была увлечена тем, что слизывала кровь со стены, возможно, у него был шанс. Но теперь…
Восприятие Пульче, подстегнутое свежей порцией крови, окончательно перестроилось по животному образцу. Забыв про Лэйда, он коротко рыкнул и устремился вслед за Уиллом — не рассуждающий инстинкт безошибочно посчитал бегущую жертву наиболее предпочтительной целью.
Лэйд знал, что не успеет помочь Уиллу, даже если поднимется на ноги. Его пальцы судорожно продолжали свою работу, сделавшись нечувствительными, как деревянные протезы, и даже обрубок мизинца беспомощно дергался, будто пытаясь помочь своим братьям…
Проволочные концы врезались под ногти, щепки хрустели в пальцах, невесомые птичьи косточки гнулись, точно каучуковые… Не прерываться. Не колебаться. Не терять времени.
Петля, нахлест, еще одна петля, в сторону…
Он слышал испуганный, растянутый во времени и пространстве, крик Уилла. Но запретил себе сознавать его значение, превратив в беспорядочное нагромождение звуков сродни белому шуму. Нельзя отвлекаться. Если он что-то напутает, погубит обоих — его и себя. А если не напутает… Если не напутает…
Погубит только его — шепнул голос, незнакомый, но рассудительный, улыбнувшийся в темноте мягкой чеширской улыбкой. Только безмозглого самоуверенного мальчишку, который был слишком глуп, чтобы покинуть остров, когда у него была такая возможность. Он бы и так умер — сегодня или завтра, через неделю или через год. Новый Бангор не считает нужным оберегать дураков…
Пусть успеет, подумал Лэйд, затягивая последнюю проволочную петлю своими омертвевшими непослушными пальцами и ощущая, как в ветхие лоскуты рвется вспорхнувшая было надежда. Пусть успеет добежать до двери, пусть дотянется, пусть…
Уилл не успел.
Зацепившись ногой за трухлявую половицу, он покатился по полу, не успев даже вскрикнуть и подняв в воздух облако пыли. Мгновенно оказавшийся рядом Пульче издал короткий отрывистый клич, похожий на скрежет черепицы. Этот ликующий возглас не принадлежал насекомому, он полнился совершенно человеческим торжеством.
Так и погибают самоуверенные мальчишки, подумал Лэйд, чтобы что-то подумать, чтоб поддерживать напряжение в гудящих напряженных сухожилиях, не давая им размякнуть в самый решающий момент. Чертовы тупые самоуверенные, никчемные, безмозглые мальчишки, которые вечно мнят себя самыми умными и которые умирают, как и живут, бессмысленно и не вовремя — на охваченных пламенем палубах бронированных кораблей, в забитых стонущим окровавленным мясом окопах, в залитых гноем и карболкой лазаретах… Они всегда думают, что обходят смерть на полкорпуса, что у них еще есть время, что стрелка рулетки в этот раз уставится на нужную цифру, а прижатый к виску револьвер щелкнет вхолостую. А потом смерть, брезгливо отряхнув руки, сбрасывает их в огромную яму, этих самоуверенных мальчишек, которые даже не успевают понять, что произошло…
Лэйд не видел смерти Уилла, видел лишь, как обрушилась вниз лапа Пульче, унизанная тяжелыми когтями, похожими на изогнутые секционные ножи хирурга. Это было беззвучное убийство — ни предсмертного крика ужаса, ни стонов, ни мольбы. Спокойно и обстоятельно, как на бойне. Только негромкий треск вроде того, что обычно раздается, если сильно сдавить пальцами подгнивший земляной орех. Только это был не орех. Это была голова Уилла, лопнувшая по черепным швам от чудовищного удара. Лэйд не позволил себе оторвать взгляда от того, что находилось в его руках, стремительно обретая контуры, он и без того знал, что увидит. Распластанное тело Уилла с запрокинутой размозженной головой и грязный пол, забрызганный ее содержимым.
Сам виноват, мальчишка, вздумавший познать душу Левиафана, но видит Господь Бог, за свою вздорность ты не заслуживал такой участи…
Лэйд, пошатываясь, поднялся на одно колено. Боль звенела внутри живота, точно гроздь раскаленных стальных звеньев, кружила голову, плыла скользкими зелеными пятнами перед глазами, но Лэйд знал, что на какое-то тело остается в его власти. И надеялся, что этого времени ему хватит. То, что он держал в руках, не походило на оружие. Клубок из переплетенных проволокой птичьих костей, отдаленно напоминающий куклу, только куклу, которую едва ли мог создать ребенок, ощетинившуюся стеклянными осколками, кусочками жести, гвоздями и щепками. Она совершенно не походила на амулеты, которыми он привык пользоваться, аккуратные и по-своему изящные, это было примитивное орудие, варварское по своему устройству и способное уничтожить его так же легко, как и того, против кого он его использует. Он лишь надеялся, что ничего не забыл, что трясущиеся пальцы старого Чабба сделали все правильно и не пропустили ни одной петли.
Что ж, по крайней мере, пытка неизвестностью не будет длиться долго, мрачно усмехнулся он, медлительность не была в характере существа, с которым ему придется схватиться.
Но Пульче не нападал. Вместо того, чтоб устремиться к Лэйду подобно живой серой торпеде, он все еще возвышался в прежнем месте, над телом поверженного Уилла, скорбно опустив голову. Точно плакальщик на похоронах.
Странная медлительность для хищника, находящегося на вершине своей пищевой цепочки. Голодная блоха не чтит памяти павших, не колеблется, не медлит понапрасну, она просто насыщается. Одной тягучей секундой спустя, отдавшейся болезненной дрожью в животе, Лэйд понял — то, что он принял за неуместную торжественность, не было торжественностью, это было удивление. Стоящий над мертвым Уиллом Пульче походил на одураченного простака, которому ловкий шулер продемонстрировал небрежно вынутых из воздуха тузов. На животное, которое впервые в жизни столкнулось с чем-то невозможным, немыслимым, невероятным, не предусмотренным его мудрыми, тысячи лет оттачиваемыми, инстинктами.
