На стороне мертвецов (СИ) - Волынская Илона (читать книги txt) 📗
— Зато явиться в Екатеринослав с полной телегой конфискованной водки авторитета новому начальнику прибавит. — сквозь зубы процедил Митя.
— Ты рассчитываешь, что твои слова меня… устыдят? — приподнял бровь отец. Одну бровь. И у него получилось даже лучше, чем у Мити! Кивнул Свенельду Карловичу — и вышел.
Митя и управляющий остались в кабинете, пристально и мрачно глядя друг на друга поверх заваленного бумагами стола.
[1] Волей неволей… (нем.)
[2] -31 по Цельсию
Глава 3. Суета вокруг «мертвецкой водки»
— Митя? Не хочешь побеседовать?
Вжавшийся в стену Митя неприязненным взглядом впился в дверь комнаты. Створка чуть дрогнула, будто с той стороны положили руку на дверную ручку… но осталась закрытой.
— Если дело не срочное, я бы лучше выспался. — очень стараясь говорить равнодушно-невозмутимо, ответил он. Видно, с невозмутимостью не вышло.
— Ну что опять такое! — расстроенно протянул за дверью отец. — Почему нам так трудно ладить?
— Потому что у вас отвратительный характер, папá. — все также спокойно ответствовал он.
— У меня отвратительный характер? Ну, знаешь ли, сын! — едва, на полвершка приоткрывшаяся дверь с треск захлопнулась и отцовские шаги гневно и решительно затопотали по коридору прочь.
— Честь имею! — тихонько прошептал ему вслед Митя и… натянул, наконец, темную свободную рубаху, пошитую ему в деревне. А то ведь так и замер, услышав отцовские шаги — рука в одном рукаве, голова наполовину просунута в ворот. Стремление к откровениям всегда охватывало отца удивительно не вовремя.
Пояс на темных шароварах Митя затянул потуже — купленные на деревенской ярмарке, те были слегка великоваты. Скривился: деревенская рубаха, штаны с ярмарки — до какого падения он дошел! Хорошо хоть сапоги уцелели. Натянул сапоги, аккуратно отворил смазанную ставню… и бесшумно выпрыгнул в окно.
Пригибаясь, торопливой побежкой дернул по аллее. Под подошвами едва слышно хрустели опавшие листья — в духоте жаркого августовского вечера невозможно было поверить, что это первые вестники приближающейся осени. Ветви старых акаций устало поскрипывали под поднявшимся к вечеру ветерком. Митя невольно вздрагивал и озабоченно озирался — очень уж этот скрип походил на голос одного… существа, которое Митя не хотел повстречать сейчас… и вообще никогда. Но вот об «никогда» мечтать уже было поздно.
Стремительной тенью… так сам о себе и подумал — «стремительной тенью». И еще ловкой, да, ведь не попался же… Он проскочил старый усадебный парк и выбрался на задний двор. Двор был погружен во мрак — лишь у самой земли зловещим гнилушечным фонарем расползалось зыбкое свечение. Митя досадливо цокнул — и пошел прямо туда, к этому свечению… Рывком приподнял незапертую крышку погреба.
— Свет видно. — спускаясь по шаткой деревянной лестнице, негромко сказал он.
— Verdammt! — выныривая из-за ящиков, ругнулся Свенельд Карлович. — Законопатьте там, что ли… — Мите в руки полетела какая-то ветошь. — Идите скорее сюда, один не справляюсь! Я уж боялся, что мы не поняли друг друга, и вы вовсе не придете.
— Отец пытался поговорить. — пробурчал Митя, с отвращением приподнимая за край брошенную ему тряпку. Кое как растолкав ее вдоль щели закрытого люка, Митя торопливо спустился и пошел меж корзинами с поблескивающими сквозь прутья бутылками.
Словно колдун из страшной сказки, Свенельд Карлович метался у торчащего из стены медного крана. Митя нервно передернул плечами. До приезда в эту безумную местность он верил в реальные, общеизвестные вещи. Силу пара. Силу денег и связей. Силу Крови, дарованную Древними своим прямым потомкам. То есть, в паровоз, банковский счет, и пламя, бьющее с рук Огневичей, или вихри, поднятые кровными Стрибожичами… Но ведьмы? Самые настоящие, не из сказок? Правда, пока что он встретил всего одну ведьму… маленькую ведьмочку… Но видят Предки, ему хватило! А если еще и колдуны есть… Бр-р-р!
— Митя, ну что вы замерли! Не успеем! — раздраженно бросил Свенельд Карлович, засовывая надетый на кран каучуковый шланг в пустую бутылку, и повернул вентиль, пуская из крана тонкую струйку. Вода зажурчала, наполняя бутылку. — Хорошо, что пустых бутылок много. Я их продать рассчитывал, но за водку, даже безакцизную, дадут больше. Вы подносите, я наполняю, потом меняемся.
— А настоящая бабайковская водка где? — Митя подхватил плетеный короб с пустыми бутылками и принялся одну за другой подставлять их под шланг.
— Там, в углу. — Свенельд Карлович качнул головой в сторону будто бы небрежно прикрытых ветошью коробов. — Думал в бочки слить, но не успеем. Ничего, командовать погрузкой буду я, так что надеюсь, батюшка ваш сюда спускаться вовсе не станет.
Митя кивнул. С половину часа они работали молча.
— Он… замечательный человек. Ваш батюшка… — затыкая налитую до горлышка бутылку пробкой, сказал Свенельд Карлович.
Митя, как раз водружавший очередной короб наверх уже сложенной у стены небольшой пирамиды, аж пошатнулся… Бутылки в коробе предостерегающе звякнули.
— Полицейский чиновник не должен нарушать закон. — продолжил Штольц.
— Поэтому его нарушаем мы.
— Все внутри меня восстает против этого. — очень серьезно, а главное — совершенно искренне заверил Свенельд Карлович, и ногой пододвинул к Мите уже заполненный бутылками короб. — Но мы не есть полицейские чиновники, мы с вами простые обыватели, попавшие в затруднительное положение и… мы сознаем, что виноваты.
Митя гневно фыркнул, сдувая со лба мокрую от пота прядь: он не сознавал себя обывателем, простым, а уж тем более виноватым! Если кто и виноват, так именно отец… ну и Алешка Лаппо-Данилевский.
— Плохо — это уничтожить мой петербургский гардероб! Не могу же я предстать перед провинциальными барышнями… в этом! — совершенно в стиле своего нынешнего костюма он вытер пот со лба рукавом, а потом брезгливо оттянул этот рукав, демонстрируя его Штольцу. — Мне нужны деньги.
— Почему вы стараетесь казаться легкомысленней, чем вы есть, Митя? — Свенельд Карлович разогнулся, потирая поясницу костяшками пальцев. — Вы же понимаете, что эти деньги необходимы на хозяйство. Мы новых работников без них привезти не сможем.
«Что-о-о?» — Митя тоже замер, нагнувшись к ящику. — «Не думает же он, я тут мучаюсь, чтобы грязные крестьяне сушили онучи в нашей гостиной?»
На миг в подвале воцарилась тишина…
— Скраааап… — доски, которыми наскоро был обшит потолок, едва слышно скрипнули. И снова. — Скрип-скрап… — будто наверху кто-то ходил.
Двое в подвале замерли, настороженно запрокинув головы.
— Хруп… — Мите показалось, что одна из досок едва заметно прогнулась. И тишина.
Медленно, по полвершка, Митя начал выпрямляться…
— Банц!
Митя обернулся. Кольцо на крышке люка отчетливо стукнуло.
Митя толкнул Свенельда Карловича в угол… надавил на плечо, заставляя присесть, и прежде, чем тот успел хотя бы удивиться, набросил на него ветошь.
— Тихххо! Молчите!
И с фонарем в руках повернулся к медленно приподнимающемуся люку.
Это могли быть двое. Только двое. Один всюду лезущий человек и… одна потусторонняя тварь, которую Митя боялся больше всего на свете! И сейчас… сейчас он мысленно взмолился:
«Пусть это будет… тварь!»
Крышка люка бесшумно поднялась — жаркий воздух, лишь слегка смягченный ночной прохладой, хлынул во влажное нутро подвала.
— Скрииип! — подвальная лестница заскрипела под ногой и… — Скрип-скрип-скрип! — пришелец сбежал по ступенькам.
— Я так и знал, вы — подлец!
Митя шумно выдохнул, поставил фонарь на короб… так, чтоб угол, где прятался старший Штольц, утонул в тенях, и устало протянул:
— Знаете, почему я так люблю портных? Им говоришь, какой сюртук хочешь и… хотя бы в половине случаев что заказал, то и получаешь. Не то, что в прочей жизни… Жаждешь увидеть… хотя бы существо с двумя рядами клыков… а являетесь вы, Ингвар.
