Город чудес - Беннетт Роберт Джексон (книги без регистрации бесплатно полностью .TXT) 📗
Он отвлекся от шитья. «Скатертью дорожка? При том что это было очень красиво?»
«Конечно, красиво. Но Аханастан служил еще и портом, куда привозили сайпурских рабов. Все эти красивые строения взирали на залив, который изобиловал человеческими страданиями… Даже самые прекрасные творения не могут стереть с лица земли такую гниль».
Сигруд смотрит на гигантские башни, которые возвышаются над ним.
«Может быть, — думает он, — перемены всего лишь поверхностные».
Прежде всего, логистика.
Комната на краю города, близко к докам, но не слишком. Он знает набережную, знает ее закоулки и дымную атмосферу с ноткой дизельного топлива. Ему нужно, чтобы за спиной была знакомая территория.
Комната выглядит голой. Стены, кровать и чулан — души и очарования не больше, чем у замызганного куска мыла. Не лучшее место, чтобы спрятать что-нибудь. Так что он и не прячет.
Он находит в том же квартале заброшенный ресторан. Помещение пострадало от воды во время какого-то из минувших штормов, и в ближайшее время им явно никто не воспользуется. Сигруд вскрывает замок на задней двери и осторожно пробирается внутрь. Устраивает тайник в вытяжке печи — трудится, оглашая полуразрушенную кухню постукиванием и позвякиванием.
В тайник он помещает свой арбалет, а также пистолет и боеприпасы, приобретенные по пути, и еще второй арбалет, наплечный — более мощный, чем маленький, карманный. Запасные документы тоже прячет; здесь, в Аханастане, он мистер Йенссен, приехал искать работу, но может стать кем-то другим, если того потребует ситуация. Еще он кладет в тайник часть денег. Он умеет прятать нужное по всей территории, как белка — орехи. Но ему уже приходилось жить без денег. Он знает, что в городе проще не умереть с голоду, чем в пустошах. Если, конечно, не быть слишком разборчивым в еде.
Он выскальзывает из окна ресторана, затем стоит в тени, наблюдая за улицами. Никакого движения, никаких шпионов. Туда-сюда, и готово.
Теперь дождаться наступления темноты. А потом посетить «Золотой отель».
Полночь в Аханастане. Город теперь в значительной степени электрифицирован, поэтому на улицах никогда не бывает совсем темно. Сигруд, который среди теней чувствует себя как рыба в воде, испытывает странные ощущения. Ему не по себе. Ему не нравится, как пар и облака прячут луну и звезды, как влага поглощает искусственный свет этого современного места, превращая мир наверху в смазанное грязно-оранжевое пятно.
Или, возможно, ему просто не нравится находиться здесь, на этой улице, в этом квартале. Где побывала она. Где она умерла.
Сигруд смотрит на «Золотой отель» из темной подворотни. Это оболочка здания, труп с разбитым и темным фасадом. Полицейские веревки, окрашенные в ярко-красный цвет, перегородили улицу снаружи, предупреждая людей, чтобы держались подальше.
Его взгляд задерживается на огромной дыре в верхнем углу, обрамленной расщепленным деревом, похожим на сломанные зубы в зияющей пасти.
«Там она и была. Там все и случилось».
Несколько патрульных прячутся в дверных проемах; аханастанские полицейские стерегут это место. Сигруд уже заметил их — даже тех, кто пытается остаться в тени. Полиция Аханастана не хуже других знает, что смерть Ашары Комайд — международный инцидент, потому они бросили все силы, чтобы отбиться от критики, пусть даже сами толком не знают, как эти силы применить.
Сигруд выскальзывает из подворотни с сумкой через плечо. Он идет по узкой улочке, пробирается через дыру в заборе из металлической сетки и продолжает путь по извилистому грязному переулку, пока не приближается к отелю с восточной стороны.
Он ныряет под полицейскую веревку и ждет во тьме, склонив голову набок, внимательно прислушиваясь. Ничего. Если его и заметили, пока что ничего не предприняли.
Он идет вдоль кирпичной стены отеля, пока не обнаруживает служебную дверь. Пробует ручку — заперто, разумеется. Но после минутной работы с гаечным ключом и отмычками пружины замка открываются, и дрейлинг проскальзывает внутрь.
Он стоит во тьме отеля, снова прислушиваясь. Он сразу чувствует, что здание разрушено: в домах, где был взрыв, образуются любопытные сквозняки, какие можно услышать лишь там, где отсутствуют куски стен.
Он петляет по просторному вестибюлю, потом поднимается по лестнице. У него есть фонарь, но Сигруд предпочитает его не использовать. Свет уличных фонарей просачивается через множество окон «Золотого отеля», и этого более чем достаточно, чтобы осмотреться.
Он поднимается на четвертый этаж. Сквозняк становится сильнее, принося с собой запахи дымохода и горелой ткани. Сигруд идет по коридору, и его ботинки вздымают облачка пыли с грязного ковра.
Он останавливается на одном углу и принюхивается.
Знакомый запах с нотками меди.
Он встает на колени и касается ковра у ног. Вытаскивает фонарь и включает, позволяя узкому лучу света танцевать по ткани.
Кровь. Много крови.
«Кто-то убил охранника на посту, — думает он. — Затем тихонько проследовал по коридору, чтобы установить взрывчатку».
Он встает и окидывает коридор взглядом. Видит свет улиц и слабый лунный свет, которые пятнают стены за пределами разрушенных комнат. Через несколько шагов будет нечего осматривать. Только руины стен и выгоревшие помещения.
«Я должен посмотреть, — думает он, хотя сам не понимает зачем. Вероятно, потому что ему было отказано в возможности стоять на страже. — Я должен посмотреть и проверить».
Он подходит к краю разрушений и выглядывает наружу. Комната Шары полностью уничтожена. От нее не осталось даже щепки. Перед ним открывается прямой вид на улицу внизу. Он читал в газетах, что с Шарой погибли двое охранников и молодая пара, которая отдыхала в номере этажом ниже. Все умерли, исчезли в один миг.
Он думает о Шаре. О том, как она двигалась, как смеялась, как сутулилась над чашкой чая. И еще он думает о ее дочери, хотя они так и не познакомились, — приемная, из континентцев. Кажется, зовут Татьяной. Сигруд видел ее всего одно мгновение после Вуртьястана. Он читал в газетах — когда их получалось раздобыть в горах, — что Шара и ее дочь удалились в сельскую местность, чтобы жить в мирном уединении.
Где бы ни была сейчас эта девочка, теперь ей придется продолжать жить без матери.
Он вспоминает Сигню — холодную и неподвижную на том столе в темноте. Листья в ее волосах и криво застегнутый воротник.
«Это просто преступление, что те, кто создан для надежды и справедливости, исчезают из этого мира, — думает он, — а такие, как я, продолжают жить».
Сигруд глядит на аханастанский городской пейзаж снаружи, веселый и искрящийся огнями. Он моргает, внезапно чувствуя себя очень пустым, очень бессильным, очень маленьким. Здесь ему нечего искать. Но чего он ожидал от этого места? Метки, записки, папки, сообщения? Думал ли Сигруд, что в последнее мгновение она вспомнила про него? Но здесь только пепел и кровь.
Он делает глубокий вдох и говорит себе: «Время для крайних мер».
Он опускает свой ранец на пол и начинает распаковывать содержимое. Вытаскивает стеклянную банку, мешочек с лепестками маргариток и жестяную баночку серой земли.
«Я столько раз видел, как ты это делаешь, Шара, — думает он, работая, — что могу все повторить даже во сне».
Он наполняет банку лепестками, встряхивает, высыпает их. «Маргаритки. Цветы, посвященные Аханас за то, что вновь и вновь по собственной воле возвращаются в мир».
Потом он берет немного серой земли — все еще влажной — и размазывает по дну банки. «Могильная пыль — то, чем все заканчивается». Немного ждет и стирает землю. Потом берет банку и прикладывает открытым концом к глазу, как телескоп.
Он смотрит через банку на разрушенные комнаты перед собой, и у него екает сердце. Ничто не меняется. Это старое чудо, конечно, — старый ритуал из периода до падения Континента. Шара все время им пользовалась: усиливала стекло правильными реагентами, а потом смотрела сквозь него, и любые божественные изменения мира начинали сиять ярким сине-зеленым светом. Он вспоминает, как она говорила, что в Мирграде ритуал почти бесполезен, потому что стены полыхают так ярко, что от них болят глаза, и все остальное меркнет.
